Я не доступен тревогам
Я не доступен тревогам, я в Природе стою беспечный,Я хозяин всего, я уверен в себе посреди неразумныхсуществ,Я так же восприимчив, податлив, насыщен, молчалив, какони,Я понял, что и бедность моя, и моё ремесло, и известность,и недостатки мои, и преступления не имеют тойважности, какую я им придавал,Я в тех краях, что ведут к Мексиканскому морю, или вМанхаттане[26] или в Теннеси, или далеко на севере,или внутри страны,На реке ли живу я, живу ли в лесу, на ферме ли какого —нибудь штата,Или в Канаде, или на морском берегу, или в районе озёр,Где бы ни шла моя жизнь, — о, быть бы мне всегда вравновесии для всяких случайностей,Чтобы встретить лицом к лицу ночь, ураганы, голод,насмешки, удары, несчастья,Как встречают их деревья и животные.
Заурядной проститутке
Не волнуйся, не стесняйся со мной, я — Уолт Уитман,щедрый и могучий, как Природа,Покуда солнце не отвергнет тебя, я не отвергну тебя,Покуда воды не откажутся блестеть для тебя, и листья —шелестеть для тебя, слова мои не откажутсяблестеть и шелестеть для тебя.
Моя девушка, возвещаю тебе, что приду к тебе вназначенный час, приготовься и будь достойнавстретить меня,Я повелеваю тебе быть терпеливой и быть совершенной,покуда я не приду к тебе.
А пока я приветствую тебя многозначительным взглядом,чтобы ты не забыла меня.
Тебе
Кто бы ты ни был, я боюсь, ты идёшь по пути сновидений,И всё, в чём ты крепко уверен, уйдёт у тебя из-под ног ипод руками растает,Даже сейчас, в этот миг, и обличье твоё, и твой дом, иодежда твоя, и слова, и дела, и тревога, и твоивеселья и безумства, — всё ниспадает с тебя,И твоё настоящее тело, и твоя душа настоящая встаютпредо мною,Ты предо мною стоишь в стороне от работы, от купли —продажи, от фермы твоей и от лавки, от того,что ты ешь, что ты пьёшь, как ты мучаешься икак умираешь.
Кто бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю, чтобыты стал моей песней,Я близко шепчу тебе на ухо,Много любил я мужчин и женщин, но тебя я люблю большевсех.
О, долго я мешкал вдали от тебя, долго я был немой,Мне бы давно поспешить к тебе,Мне бы только о тебе и твердить, мне бы тебя одноговоспевать.Я покину всех, я пойду и создам гимны тебе,Никто не понял тебя, я один понимаю тебя,Никто не был справедлив к тебе, ты сам не был справедливк себе,Все находили изъяны в тебе, я один не вижу никакихизъянов в тебе,Все хотели тебя покорить, я один не хочу покорить тебя,Я один не ставлю над тобой ни владыки, ни господина, нибога: над тобою лишь тот, кто таится в тебе самом.
Живописцы писали кишащие толпы людей, и между нимиодного в самом центре,И голова этой центральной фигуры была в золотом ореоле,Я же пишу мириады голов, и все до одной в золотыхореолах,От руки моей льётся сияние, от мужских и от женских головвечно исходит оно.
О, я мог бы пропеть столько песен о твоих величавых иславных делах.Как ты велик, ты не знаешь и сам, проспал ты себя самого,Твои веки как будто опущены были во всю твою жизнь,И всё, что ты делал, к тебе обернулось насмешкой.(Твои барыши и молитвы, и знания, если не в насмешкуони обернулись, во что обернулись они?)
Но посмешище это — не ты,Там, под спудом, под ними, затаился ты, настоящий.И я вижу тебя, где никто не увидит тебя,Ни молчанье твоё, ни конторка, ни ночь, ни наглый твойвид, ни твоя повседневная жизнь не скроюттебя от меня;Лицо твоё бритое, жёлтое, твой блуждающий взгляд пустьсбивают с толку других, но меня не собьют,Твой пошлый наряд, безобразную позу и пьянство, и жадность,и раннюю смерть — всё я отбрасываю прочь.Ни у кого нет таких дарований, которых бы не было и утебя,Ни такой красоты, ни такой доброты, какие теперь у тебя,Ни дерзания такого, ни терпения такого, какие есть у тебя,И какие наслаждения ждут других, такие ждут и тебя.Я никому ничего не дам, если ровно столько же не дам итебе,Никого, даже бога, я песней моей не прославлю, если я непрославлю тебя.Кто бы ты ни был! Иди напролом и требуй!Эта пышность Востока и Запада — безделица рядом с тобой,Эти равнины безмерные и эти реки безбрежные — безмерен,безбрежен и ты, как они,Эти неистовства, бури, стихии, иллюзии смерти, — ты тот, ктонад ними, владыка,Ты по праву владыка над Природой, над болью, надстрастью, над стихией, над смертью.
Путы спадают с лодыжек твоих, и ты видишь, что всёхорошо,Старый или молодой, мужчина или женщина, грубый,отверженный, низкий, основное твоё существогромко провозглашает себя,Через рождение, через жизнь, через смерть, через похороны,всё готово, и всего ему вдоволь,Через гнев, утраты, честолюбие, невежество, скуку онопробивает свой путь.
Любовная ласка орлов
Иду над рекою по краю дороги (моя утренняя прогулка,мой отдых),Вдруг в воздухе, к небу, задавленный клёкот орлов,Стремительная любовная схватка вверху на просторе,Сцепленные, сжатые когти, бешеное, живое, вертящеесяколесо,Бьющих четыре крыла, два клюва, тугое сцеплениекружащейся массы,Кувыркание, бросание, увёртки, петля, прямое падение вниз,Над рекою повисли, двое — одно, в оцепенении истомы,Всё ещё в недвижном равновесии — и вот расстаются, икогти ослабли,И в небо вздымаются вкось на медленно-мощных крылах,Он своим, и она своим раздельным путём.
Одному штатскому
Ты просил у меня сладковатых стишков?Тебе были нужны невоенные, мирные, томные песни?По-твоему, то, что я пел до сих пор, было непонятно итрудно?Но ведь я и не пел для того, чтобы ты понял меня или шёлбы за мной,Я и теперь не пою для тебя.
(Я рождён заодно с войною,И барабанная дробь — для меня сладкая музыка, и мнелюбы похоронные марши,Провожающие бойца до могилы с тягучим рыданием, сконвульсией слёз.)Что для таких, как ты, такие поэты, как я? Оставь же моюкнигу,Ступай и баюкай себя тем, что ты можешь понять,какой-нибудь негромкой пианинной мелодией,Ибо я никого не баюкаю, и ты никогда не поймёшь меня.
Летописцы будущих веков
Летописцы будущих веков,Вот я открою вам эту бесстрастную внешность, я скажу вам,что написать обо мне.
Напечатайте имя моё и портрет мой повесьте повыше, ибо имя моё — это имя того, кто умел так нежно любить.И портрет мой — друга портрет, страстно любимого другом,Того, кто не песнями своими, гордился, но безграничным в себе океаном любви, кто из себя изливал его щедро на всех,Кто часто блуждал на путях одиноких, о друзьях, ожеланных мечтая,Кто часто в разлуке с другом скорбный лежал по ночам безсна,Кто хорошо испытал, как это страшно, как страшно, что тот, кого любишь, может быть, втайне к тебе равнодушен,Чьё счастье бывало: по холмам, по полям, по лесам пробираться, обнявшись вдвоём, в стороне от других,Кто часто, блуждая по улицам с другом, клал себе на плечоего руку, а свою к нему на плечо.
Когда во дворе перед домом цвела этой весною сирень
(Памяти президента Линкольна)
14 апреля 1865 г. президент Соединённых Штатов Авраам Линкольн, только что приведший к победному концу гражданскую войну за объединение страны, сидел вместе со своей женой в ложе Вашингтонского театра и смотрел весёлую пьесу «Наш американский кузен». Около десяти часов вечера в ложу прокрался никем не замеченный пьяный молодой человек и выстрелил в него из пистолета. Президент упал. Бывший в ложе майор попытался удержать убийцу, тот пырнул его ножом, прыгнул из ложи на сцену и бросился вон из театра. Впоследствии оказалось, что это Джон Уилкис Бус, третьестепенный актер, южанин, фанатический сторонник побеждённого рабовладельческого Юга.