Камерадо, это — не книга
[19]
Камерадо, это — не книга,Тронь её — и тронешь человека.(Теперь ночь, и мы с тобою одни.)Ты держишь меня, я тебя,Я прыгаю прямо к тебе со страниц, и смерть не удержаламеня.О, как твои пальцы усыпляют меня!Дыханье твоё вкруг меня, как роса, биение крови твоейбаюкает уши мои.
Скво
Отрывок из поэмы «Спящие»
[20]
Вот что рассказала мне мать, сидя как-то со мной за обедом,О той поре, когда она была подростком и жила в старомродительском доме.
К старому дому в одно раннее утро пришла краснокожая скво,На спине у неё была вязанка того камыша, из которогоплетутся для стульев сиденья,Её волосы, обильные, прямые, блестящие, жёсткие, чёрные,окружали сё лицо, наполовину скрывая его,Её поступь была эластичной и лёгкой, а голос звучализящно.
Моя мать с удивлением и радостью глядела на этунезнакомую женщину,Глядела на прелестную свежесть лица, на полные, гибкиеруки и ноги,Чем дальше глядела моя мать на неё, тем сильнее влюбляласьв неё,Никогда до той поры не видала она такой изумительнойкрасоты и чистоты,Она усадила её на скамью к очагу, она стала готовить ейпищу,Работы она ей не дала, но она дала ей память и любовь,Скво пробыла у неё весь полдень и ушла от неё незадолгодо вечера.О, моей матери так не хотелось, чтобы она уходила,Всю неделю она думала о ней, она ждала её долгие месяцы,Много лет она вспоминала её и в летнюю и в зимнюю пору,Но краснокожая скво не вернулась, и больше её в тех местахне видали.
Незнакомому
Незнакомый прохожий! Ты и не знаешь, как жадно ясмотрю на тебя,Ты тот, кого я повсюду искал (это меня осеняет, как сон),С тобою мы жили когда-то весёлою жизнью,Всё припомнилось мне в эту минуту, когда мыпроходим мимо, возмужалые, целомудренные,магнитные, любящие,
Вместе со мною ты рос, со мною ты был мальчишкой.С тобою я ел, с тобою спал, и вот твоё тело становится нетолько твоим, и моё не только моим.Проходя, ты даришь мне усладу твоих глаз, твоего лица,твоего тела и за это берёшь мою бороду, руки и грудь,Мне не оказать тебе ни единого слова, мне только думатьо тебе, когда я сижу одинокий, или ночью, когдая, одинокий, проснусь,Мне только ждать, я уверен, что снова у меня будет встречас тобой,Мне только думать о том, как бы не утратить тебя.
Городская мертвецкая
У городской мертвецкой, у самых ворот,Праздно бродя, пробираясь подальше от шума,Я с любопытством замедлил шаги, потому что — вотпроститутка, брошенное жалкое тело,Сюда принесли её труп, он лежит на мокром кирпичномпомосте, никто не пришёл за ним,Святыня-женщина, женское тело, я вижу тело, я только нанего и гляжу.На этот дом, когда-то богатый красою и страстью, ничегодругого я не вижу,Промозглая тишина не смущает меня, ни вода, бегущая изкрана, ни трупный смрад,Но этот дом, удивительный дом, этот изящный, красивыйразвалина-дом,Этот бессмертный дом, который больше, чем все нашиздания, какие когда-либо были построены,Чем наш Капитолий, с белым куполом, увенчанным гордойфигурой[21], или старинные соборы с воздетымик небу шпилями,Этот маленький дом, который больше их всех, несчастный,отчаянный дом,Этот прекрасный и страшный развалина-дом, обитель души,сам душа,Никому не нужный, пренебрегаемый всеми, — прими жедыхание губ задрожавших моихИ слезу одинокую, как поминки от меня, уходящего,Ты, сокрушённый, разрушенный дом, — дом греха и безумия,ты, мертвецкая страсти,Дом жизни, недавно смеявшийся, шумный, но бедный доми тогда уже мёртвый,Месяцы, годы звеневший, украшенный дом, но мёртвый,мёртвый, мёртвый.
Испания в 1873–1874 гг.
[22]
Из мрака самых тяжких туч,Из-под феодальных обломков, из-под груды королевскихскелетов,Из-под старого европейского хлама, когда затих шутовскоймаскарад,Из-под развалин церквей и дворцов, из-за поповскихгробниц,Вот оно глянуло вдруг свежее, светлое лицо Свободы,знакомое бессмертное лицо.
Мы тебя не забыли, родная.Ты скрывалась так долго? И тучи снова закроют тебя?Всё же теперь ты явилась перед нами, мы уже знаем тебя,Теперь уже нам нельзя сомневаться, мы видели тебя.Ты там, ты ждёшь, чтобы пришло твоё время.
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!В окна, в двери ворвитесь, как беспощадная рать,В величавую церковь, гоните молящихсяВ школу, где учится школьник,Не давайте покоя новобрачному, теперь не времянаслаждаться с женой,Отнимите покой у спокойного фермера, что пашет поля ижнёт,Так бешено бьёт и гремит барабан, так звонко трубиттруба!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!Над грохотом города, над уличным стуком колёс.Что? постланы постели для спящих? пусть спящие не спятв тех постелях!Не торговать, торгаши, — прочь маклеров, спекулянтов,или они не хотят перестать?Будут ли говоруны говорить? и певец попытается петь?И выступит в суде адвокат, чтобы изложить перед судьёйсвоё дело?Так громче же, чаще, барабанная дробь, кричи, надрывайся,труба!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!Не вступать в переговоры — не слушать увещаний,Что вам за дело до трусливых, до просящих и хнычущих,Пускай старик заклинает молодого,Заглушите крик ребёнка и материнскую мольбу,Пусть даже трупы сотрясутся, что лежат на грубыхскамьях, ожидая похорон,Так страшен грозный барабан, так звонка труба!
Как штурман
Как штурман, что дал себе слово ввести свой корабль вгавань, хотя бы его гнало назад и часто сбивалос пути,Как следопыт, что пробирается вглубь, изнурённыйбездорожною далью,Опалённый пустынями, обмороженный снегами, промоченныйреками, идущий вперёд напролом, пока недоберётся до цели,Так даю себе слово и я сложить для моей страны, —услышит ли она или нет, — боевую походную песню,Что будет призывом к оружью на многие года и века.
Ледяной ураган, словно бритвами
Ледяной ураган, словно бритвами врезается в берег,пушечный залп возвещает крушение,А потом утихает буря, и приходит луна, барахтаясь в зыбиморской.Я гляжу, где беспомощно бьётся корабль, он с трескомналетел на скалу, я слышу, люди завыли отужаса, вопли становятся глуше и глуше.Я не в силах помочь, мои пальцы сжимаются в судороге,Я могу лишь кинуться к волнам, пусть они обольют меня изамёрзнут на мне.Я вместе с толпою, мы ищем, ни одного не прибило живого,Утром я помогаю подбирать мертвецов и складывать ихрядами в амбаре[23].
Вы, преступники, судимые в судах
Вы, преступники, судимые в судах,Вы, острожники в камерах тюрем, вы, убийцы,приговорённые к смерти, в ручных кандалахи на железной цепи.Кто же я, что я не за решёткой, почему не судят меня?Я такой же окаянный и свирепый, что же руки мои не вцепях и лодыжки мои не в железах?
Вы, проститутки, по панелям гуляющие илибесстыдствующие в своих конурах,Кто же я, что могу вас назвать бесстыднее меня самого?
Я виновен! и сознаюсь, — сам прихожу с повинной!(Не хвалите меня, почитатели, — к чорту ваши льстивыеслова!Я вижу, чего вы не видите, я знаю, чего вы не знаете.)
Внутри, за этими рёбрами, я лежу грязный, задохшийся,
Под этим притворно-бесстрастным лицом постоянноклокочут адовы волны,Злодейства и развраты мне по-сердцу,Я гуляю с распутными и пылко люблю их,Я чувствую, что я один из них, я сам и проститутка икаторжник,И с этой минуты не буду отрекаться от них, ибо какотрекусь от себя?
Песня большой дороги