Солнце разливается над замком, почти как до войны. Солдаты до сих пор, не отдавая себе отчета, иногда застывают посреди двора и поднимают лица к небу.
Дождь успел всем опротиветь гораздо сильнее войны, которая все еще не добралась до нашего захолустья.
Я пересекла двор и спустилась в мастерскую. Тайл, стоящий на коленях рядом с полуразобранным дайром, обернулся на звук. За месяц без солнца его смуглое лицо как–то странно побледнело, из золотых волос выцвела перламутровая синева.
— А, Орие…
Он стряхнул с рук замасленные перчатки и медленно встал с колен.
— Есть предложение, — Тайл отряхнул рабочие штаны и посмотрел на меня, — от Ремо.
— Неужели руки и сердца? — я сунула руку в карман и провела пальцами по холодному металлу.
— Смеешься? Атка выйдет замуж быстрее. Нет, он предлагал собраться после смены в мастерской. Потому как, цитирую, «от медпункта тошнит, думаю, уже всех».
— Ясно, вариант казармы не рассматривался, — я присела на верстак. Качей, в наше отсутствие нисколько не похудевший, вспрыгнул мне на колени и начал тыкаться носом в ладони.
— Брось, Орие, никто тебя пороть за нарушение режима не будет. Особенно после… всего этого, — Тайл выразительно поднял глаза к потолку. — Я проветрю, даже смазкой разить не будет.
— После «всего этого» меня попросту уволят, — я отпихнула усатую морду, лезущую в лицо и проворчала: — Ладно, бесы с вами. После смены, так после смены.
— Хорошо, я скажу, что все в силе, — Тайл рассеяно пригладил волосы. — Думаю, через недельку твоя развалюха встанет на крыло.
Он обернулся, разыскивая взглядом перчатки.
— Тайл… Погоди… — мои пальцы в кармане медленно обводили острые грани. — У меня тут для тебя кое–что есть. Не знаю, понравится или нет, но, по крайней мере, будет с чем ходить на подводную охоту, если вдруг решишь переехать на родину.
Тайл заинтересованно приподнял брови и вопросительно посмотрел на меня.
Я достала руку из кармана. Раскрыла ладонь.
— Вот, нашла когда–то в горах. Я ее почистила и покрыла антикоррозийкой, не заржавеет даже под водой, — я хмыкнула и добавила: — Думаю, она счастливая. По крайней мере, рядом с ней я нашла один лучших моих камней.
Ремен взял с моей ладони хрупкую на вид конструкцию из колец и шипов.
— Это то, что я думаю?
— Карайта, да. На редкость хороший сплав — она, похоже, давно там пролежала, и почти целая. Дай, покажу, — я продела в кольца средний и безымянный палец, так что плоская пластина, к которой они крепились, легла поперек ладони. — А теперь делаем оп!
Я сжала руку в кулак. Кулак ощетинился тремя длинными, чуть короче пальца, загнутыми внутрь шипами. Карайта. Соланские «когти». Из леса мы вышли давно, на две ноги встали еще раньше, а вот когтями как дрались, так и продолжаем драться. Теперь, правда, только в уличных потасовках.
Я разжала кулак, и шипы скрылись, заслоненные от стороннего взгляда пальцами. Стащила кольца с руки и передала Тайлу. Он проверил остроту наточенных шипов подушечкой пальца, надел карайту на руку, медленно сжал кулак, рассматривая его со всех сторон. Улыбнулся:
— Спасибо. Буду иметь ее в виду, когда в следующий раз соберусь в город.
— Именно, — я спустила с колен Качея и спрыгнула с верстака. У Тайла характер потяжелее, чем у Ремо, и неизменные «фразочки» от городских парней, не желающих пропустить такое редкое зрелище, как ремен, просто так, не умеет пропускать мимо ушей. Даже учитывая очевидную разницу в росте и весе. Поэтому он почти и не ездит в город.
— Ладно, пойду.
— Не забудь. После вахты.
— Ты не забудь. Проветрить.
Тайл ухмыльнулся и натянул перчатки.
Я вышла на улицу, прошлась по двору и уселась на скамейку под башней коммуникационного центра. С некоторых пор у меня развилась аллергия на закрытые помещения. Хватит, посидели в четырех стенах.
Все утро я убила на прием посетителей, интересовавшихся больше результатами нашего пребывания в амбулатории и личностью Лаппо, чем чем–либо еще. И следующего, кто задаст мне вопрос…
— Ну, так ничем и не заразились, а, Морровер?
… я просто пошлю на консультацию со Звездой.
Я смерила взглядом тяжелые офицерские ботинки и жизнерадостно помахивающий белесый хвост, возникшие возле скамейки, и кисло посмотрела в лицо их обладателю. Сержант довольно жмурился, усмехаясь с фирменным ехидством.
— А вы, видимо, в глубоком трауре по этому поводу. Даже не стриглись, — я кивнула на его непривычно отросшие волосы.
— Ага. Денно и нощно думал о том, как тебя, Морровер, не сглазить, — сощурился сержант. — А знаешь, о чем я сейчас думаю?
— Амулет снимите, тогда скажу.
— Ответ неверный, — сержант бесцеремонно плюхнулся рядом и развалился на сидении, закинув ногу за ногу. Внимательно посмотрел на меня и вдруг спросил: — Ну и что по поводу всего этого думает твоя контора, а, Морровер?
— Не знаю, — честно ответила я. Помедлила и добавила: — Но если… Если надумает что–нибудь положительное, я ведь не смогу возразить. Как бы не возмущалась моя совесть.
— То есть, у тебя она есть? — сержант комично приподнял брови и не вязавшимся с выражением лица тоскливым тоном добавил: — Уехала бы ты, от греха подальше…
Несколько минут мы просидели молча. Сержант хмурился, глядя перед собой. Я сбивала носком сапога лопухи.
— А… Твой… — с несвойственной ему неуверенностью в голосе протянул наконец собеседник.
— Мой что? — я пристально посмотрела ему в глаза.
— Ничего, — сержант резко поднялся со скамейки и снова нахмурился. — Чтобы с этой минуты не смела пропускать ни единых учений. И никаких идиотских оправданий слушать не буду — посажу в кутузку на хлеб и воду. Ясно?
— Так точно, — я жизнерадостно отсалютовала сержанту лопухом.
Но, как только он скрылся за углом башни, нахмурилась точно так же. Последний его почти вопрос мне совсем не понравился. О том, что мой почти бывший супруг занимает в Корпусе какую–то неизвестную, но явно высокую должность, в свое время в форте не рассуждал только ленивый. Со временем тема потеряла актуальность, да и не было в ней ничего по–настоящему интересного для наших штатных сплетников, и забылась. Теперь, кажется, снова начала всплывать.
И то, что вспомнил о ней именно сержант, на дух не переносивший сплетен, не к добру.
Совсем не к добру.
Я поднялась со скамейки и пошла в связную. Настойчивое молчание Корпуса в ответ на мои отчеты наводило на однозначный вывод: там явно не до меня. Координатор подотдела разведки, куда по умолчанию приписывали всех агентов «на вольных хлебах», был сильным провидцем, и знаковые события от шелухи мог отделить без помощи и более компетентных агентов, чем я, но… Как–то тяжело и неправильно мне становилось от всего происходящего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});