Читать интересную книгу Знакомые истории - Сергей Данилов

Прилив творческой энергии бил изнутри неимоверный. Я даже отдувался, когда рисовал, так было жарко и волнительно. Что рисовал – не помню, да это и не важно в свете дальнейших событий, развернувшихся в квартире по приходу взрослых, а конкретно дяди Жо. Внезапно, вдруг, буквально ни с чего поднялся такой ужасный шум, какого прежде никогда никем не производилось! Кричал обычно негромко живущий дядя Жо, кричал дико взыскующим голосом. Вот будто убили его на поле брани, или в магазине, в очереди за фонариками затоптали, тогда бы, может быть, от невыразимой тоски я бы так над ним выл, вкупе со всеми прочими родственниками, а тут сам Жо, живой и здоровый принялся голосить безо всякого стеснения.

Следом раскрылась страшная тайна. Оказывается, не зря дядя Жо все вечера, как дурак, учил английский с арабским, отказывая девушкам в удовольствии посетить с ним кино или просто общаться, гуляя в вечернем сиянии уличных фонарей по проспекту. На то у него имелась огромная, сокровенная тайна, заветнейшая мечта, которую Квазимодо сегодня уничтожил своими маленькими, противными ручонками, всеми в цыпках, которые выдрать с корнем не жалко! Оказывается, дядя Жо размечтался поехать в удивительную страну Египет, где никогда не бывает зимы, страну древних пирамид, сфинксов, на великую реку Нил и там построить Асуанскую плотину. Жо грезил плотиной во сне и наяву, никому свои грезы не открывая, хотя давно написал заявление, и даже прошел медкомиссию.

Где-то в Москве неведомые органы изучали его подноготную долго-долго, а он все ждал и надеялся. Теперь откуда-то из глубочайших недр министерства пришли, наконец, специальные документы-бланки для окончательного заполнения, и эти бланки несносный пакостник зачеркал в дремучем порыве художественной страсти.

– Может, сходить, попросить другие бланки?

Дядя Жо перестал выть, саркастически присвистнул, после чего направился прямо ко мне. Я зажмурился, не пряча лоб, надеясь, что он сейчас вкатит здоровенный щелбан и простит, даже мама молча отвернулась от справедливой казни, но дядя Жора несчастным голосом, тем самым, каким разговаривал с девушками в последнее время по телефону, произнес:

– Ты разрушил всю мою жизнь.

Нынче он имеет по данному неприятному случаю другое мнение. Теперь, несмотря на то, что в Египет так и не поехал, говорит, сидя за столом: «Это были цветочки! Ягодки – впереди!». И грозит пальцем сердито. На что тетя лишь хмыкает: «Ну-ну, сильно-то не расстраивайся, желчную побереги». Нет, тетя меня очень любит, не в пример дяде, прямо даже не верится иногда, что не она мамина сестра, а он мамин брат. Бывают в жизни казусы. Или ягодки, по выражению дяди Жо. Не глядя в мою сторону, сердито-дребезжащим голоском старик приступает к повествованию главного преступления перед прогрессивным человечеством, а мы с тетей машем на него руками, чокаемся и выпиваем за общее здоровье присутствующих.

После того, как Египет рухнул, Жо ни разу не назвал меня Арлекино, даже Квазимодо Прямоходящий казалось ему слишком ласковым прозвищем, некоторое время величал Товарищем Пришибеевым и вдруг начал кликать Брутом. Кто такой Брут я не знал, но нетрудно сообразить, что много хуже Квазимодо. Однажды в его глаза вернулся прежний блеск: в неком таинственном месте ему пообещали, что на следующий год состоится еще один набор на Асуан, тем более, что медкомиссия пройдена, идейно-политическая проверка тоже, и Жо с радостью уселся за языки. Учить их нынче несложно: по телефону девушки совсем перестали звонить. Тишина и благодать.

То, что наша дружба с Египтом окрепла, и дела на Асуане идут неплохо, в городе стало заметно по магазинным прилавкам. На них появились невиданные прежде засахаренные финики. Были они похожи на конфеты: тоже сладкие, но чересчур приторные, маслянистые, и в отличие от конфет, больше двух-трех штук при всем желании, съесть невозможно. Один Жо поглощал их с удовольствием без счета, при этом мечтательно заводя глаза в какое-нибудь непримечательное место комнаты, как наяву видел там оазис с финиковыми пальмами, голубое небо, голубой Нил, плотину, веселых загорелых арабов-строителей, а над всем этим раем круглогодично жаркое, курортное солнце. Косточки от засахаренных фиников он втыкал в цветочные горшки, некоторые из них потом взошли, а один стебелек принялся так здорово расти, что ему выделили отдельный горшок. Дядя Жо ухаживал за ним, поливал, подкармливал, как настоящий садовник.

– Что, – спрашивает однажды, – в кино идем, Брут?

Зная, что кличка плохая, я выставил условие:

– Если только с мороженым в вафельных стаканчиках.

– Куплю, – оборвал дядя и даже по карманам себя не хлопнул, как прежде, потому что зарабатывать стал очень прилично, бумажек у него полным-полно, а мелочь сдавал мне в копилку.

Девиц мы тот раз не склеили. Считаю, Жо виноват. Во-первых, после того, как потерял меня, взгляд у него сделался бегающе-затравленным, когда со мной куда идет, а во-вторых, седые волосы уже есть. Вроде и молодой, а… странный товарищ. Съели в фойе по стаканчику, отсидели в душном зале сеанс двухчасовой, вышли на улицу, смотрю, вдали мороженщица в белом халате у синей коляски на ветру зябнет, и никто у нее ничего не покупает по причине наступившей осенней прохлады.

– Дядя Жо, возьмем еще?

– Все, Брут, на сегодня хватит. Закашляешь, а мне перед мамашей твоей потом отвечать.

Я звякнул себя по карману:

– Пойдем, угощаю!

Но дядя уперся бревном, взял меня за руку и потащил на остановку. Дела у него срочные объявились, некогда ему стало. Но мне уже, извините, давно не четыре года, а целых шесть. Вырвался, да как вчищу через дорогу! Жо за мной! Добежали почти вместе, я вокруг мороженщицы запрыгал: «Тетя, спасите, меня дядя куда-то хочет утащить!». Тетя, не смотря, что совсем еще молодая, как разорется с ходу на дядю:

– Чего вы себе позволяете, гражданин? Как с ребенком обращаетесь? Сейчас милицию вызову, посадят вас на пятнадцать суток, тогда узнаете!

В те времена или дяди были другие, или милиция иная, но угроза подобного рода действовала безотказно. Тем более, что у Жо мечта любимая: Асуан строить, а с приводом в милицию черта с два возьмут за границу в теплые страны нарушителя порядка. Скис, извиняться начал.

– Тетенька, не надо милиции, дайте нам лучше три порции: ему, мне, и вам. Угощаю.

Представьте себе, уговорил-таки, и его и ее и даже за бесплатно.

В результате, дядя Жо на стройку века в Египет не поехал по причине скорой, я бы даже сказал скоропалительной женитьбы. Финиковая косточка выдула со временем в огромное растение, которое до сих пор живет у нас дома. Через несколько лет семейный Жо переехал в новую квартиру, данную ему на стройке за хорошую работу, но пальму с собой не взял – где ей там разместиться при высоте потолков всего два метра с небольшим? Другое дело трехметровый рост ванной комнаты, где привольно раскинулись ветви пальмы, куда она за сорок лет буквально вросла, заняв весь потолок и стены.

Входишь сюда, как в оазис: справа от двери бочка с огромным мохнатым стволом, слева в углу возле входа пребывает чугунная ванна, появившаяся здесь лет тридцать назад, после чего крайняя ничейная жилплощадь и стала зваться ванной комнатой. А вокруг ванны, вниз от потолка по кафелю ниспадают длинными, обоюдоострыми ножами листья финиковой пальмы, чьи кончики высохли до состояния каменных наконечников стрел, приобрели негодную привычку колоть да царапать мокрое тело, так что возникают разные пренеприятные ассоциации. В отличие от дяди Жо, я, при виде Финюши, воображаю не курортный рай, а горячий пыльный песок, змей, скорпионов, и, стало быть, от Египта не в восторге.

Конец ознакомительного фрагмента.