Читать интересную книгу Знакомые истории - Сергей Данилов

– Конечно мой, чей же еще? Нравится? Тогда давайте знакомиться. Меня зовут… Мальчик, как меня зовут?

– Дядя Жо.

– Видите, ребенок врать не станет.

Так мы знакомились с девушками и забирали их с собой. У нас с дядей Жо образовалось великое множество приятельниц, по выражению мамы, недовольной обилием звонков, приходящихся на один старый телефонный аппарат, – полгорода. Справедливости ради стоит сказать, что одиноко гуляющие девушки ни разу не обратились к нам с подобным вопросом, хотя, я видел, косили в нашу сторону сплошь и рядом. А вот парочка хохотушек мимо не пройдет, ишь, как заливаются, сейчас обязательно спросят, можно даже не сомневаться. Если дядя при деньгах, в мире не существует человека щедрее: кроме билетов в кино, он всем и мороженое перед сеансом купит и лимонадом с пузырьками угостит. Приятно вспомнить, как весело похрустывая вафельными стаканчиками, мы гордо входили в зрительный зал, где рассаживались на строго отведенные места.

Ребенка дядюшка Жо мигом определял на колени одной из девушек, дальней от него, а руку ближней забирал себе, будто боялся темноты зрительного зала. До сих пор для меня остается загадкой: как он выбирал кому что, но ни разу ни одна из девушек не возразила, я тоже помалкивал. Бывали случаи, когда мы оказывались в кино без пары, тогда бедному дядюшке приходилось держать меня на собственных коленях, потому что с сидения мне все равно ничего не видно, кроме больших спин впереди сидящих граждан. Естественно, с девушками ходить в кино много приятнее, у них и колени мягче и нервы крепче, они не шипели поминутно: «Чего ты тут рассопелся?», – это когда я всего-навсего слегка задремал от скуки. Признаюсь, в темноте зрительного зала мне (ныне с трудом верится) и с девушками обычно делалось скучно. Однако в отличие от других детей, попавших на сеанс, я не уросил, не просил громко шоколадку, не орал противным голосом: «Хочу домой! Пошли домой!», как сплошь и рядом происходило где-то в непосредственной близи.

Когда в зале вдруг поднимался детский вой и плач, девушки ощутимо твердели подо мной в предчувствии аналогичного поведения, и тогда дядя Жо их вовремя ободрял: «Вы не беспокойтесь, он у меня дрессированный: сейчас уснет». И правда, обняв свою девушку за тоненькую талию, прижавшись щекой к ее груди и немного посопев, я тотчас засыпал сном блаженного. Мне снились лиричные, мягкие, нежные, удивительно приятно пахнущие сны, каждый раз иные, переплетавшиеся с загадочными голосами героев и героинь фильма, какие-то голубоватые пространства, в которых я легко путешествовал, и просыпался всегда в настолько приподнятом настроении, что весь остаток дня чувствовал себя неизменно превосходно, какими бы презрительными кличками не награждал меня дядя Жо, пытаясь разбудить по окончанию сеанса.

Не знаю, что испытывали девушки, совершенно безбоязненно прижимавшие к себе постороннее, горячее, мгновенно засыпавшее дитя, с липкими после сливочного мороженого губами. Весьма возможно то были некие новые для них, неизведанные еще материнские чувства, потому что руки их не желали отпускать меня и после того, как свет зажигался, когда все, шумно хлопая сидениями, вскакивали, торопясь покинуть зал до того, как на выходе возникнет толчея. Они не спихивали сонного ребенка с колен на пол, как обычно делал дядя Жо, не поднимали за шкирку, ставя в проход. Напротив, смотрели на дядю, отрывающего меня от них возмущенно, как невольницы на жестокого работорговца-разлучника. Да, они расставались со мной с явной неохотой, я видел это. Мои девушки впоследствии никогда не звонили дяде Жо, хотя, в конце концов, не их же руку он забирал на целый сеанс.

Заглядываю в слезящийся глаз старика, похлопываю его с родственной теплотой, благодарностью и грустью. Милый, добрый дядюшка Жо, он не получал и десятой доли тех удовольствий, что дарили мне блаженные сны! Ну подержит за руку сеанс, ну созвонятся потом, прогуляются вечером и, как правило, на этом сюжет оканчивается, то есть начинается следующий. Объявляется новый поход в кино. «Жо – ветреник!», – делали вывод обиженные девушки, да и родня, с течением времени, была вынуждена с ними согласиться. Но неправы, ох, как неправы все они были! Не понимали, глупенькие, что у человека может быть заветная мечта, к которой он стремится будто неустрашимый парусник к горизонту.

Говоря так, я вовсе не оправдываю Жо. Увы, с мужчинами сплошь и рядом случается подобное. Живет он год с той мечтой в голове, два, десять, жениться все недосуг, да и не укладывается в грандиозные планы женитьба, а потом, глядь, и на пенсии оказался с красной рожей, лысый, и на улицу боится выйти, чтобы стариковская кожа не треснула по швам от благодарной улыбки на морозе, когда поднимут добрые люди после падения на скользком месте, шапку отряхнут и обратно на лысину нахлобучат. И все. Таков удел наших мечтателей.

А по молодости был очень хорош. Тетушка и сейчас нет-нет, да перелистывая альбом, воскликнет чувственным голосом: «Господи, неужели это ты?». Конечно же нет, не вполне, чтобы Господи, но где-то рядом, по образу и подобию. Я налил дяде, тете, себе и предложил выпить за мечту. Жо тотчас кивнул, опрокинул рюмку, посмотрел вдаль, вернул взгляд на меня, понюхал кусочек хлеба и нахмурился, хотя я в отличие от него уже в раннем детстве прекрасно понимал, что все девушки хороши без исключения, и глупо манкировать ими, как делают некоторые. Помнится, в один момент у меня вдруг сложилось впечатление, что дядя Жо эксплуатирует мои внешние данные в своих личных интересах. Я даже сердился на него некоторое время, право. Слава богу, по мере того, как извилины начали укладываться в верном направлении, применяя новые для себя правила логики, не без горечи осознал, что это не вполне так.

Ведь гулял я не только с Жо. По выходным дням родители брали меня за руки, и вели куда-нибудь в кукольный театр, или на детский кинофильм, и хотя кругом девушек было тоже пруд – пруди, ни одна самая развеселая хохотушка даже не вздумала объявить подружке: «Смотри, какие глазищи!». Значит, дело не во мне, – догадался я, – значит дело в прическе дяди Жо. И это была истинная правда. В лучшие времена у дяди Жо надо лбом вились три красивые волны. Чтобы сочинить себе нечто подобное, маме приходилось тратить перед выходом на важное мероприятие два часа, и в это время к ней было лучше не приближаться.

А дяде Жо достаточно слегка провести расческой по голове и пожалуйста, все в лучшем виде на целый день вперед. Волосы у него жесткие, фиксированные, ветер их не сдувает. После посещения парикмахерской остается лишь одна волна, тогда мы ходим с Жо в кино на пару, никто к нам не пристает. Затем вырастает вторая, девушки начинают интересоваться моими глазами через раз, ну, а с третьей волной, дяде приходится раскошеливаться на полную катушку в каждом культпоходе. Что говорить, по отношению ко мне он в молодые годы вел себя весьма лояльно, за это я его и теперь люблю и уважаю, а Жо меня – нет. На то есть свои причины. Увы, первые седые волосы в трех волнах дядя заполучил весьма рано и действительно из-за Квазимодо Прямоходящего, хотя по собственной инициативе, решив купить племяннику на день рождения настоящий фонарик с плоской батарейкой.

По всему городу в то время расползлись совершенно невероятные слухи, будто бы в неком окраинном магазинчике выбросили в продажу электрические фонарики – страшный, просто невиданный доселе дефицит. Сроду ничего подобного на прилавках не показывали, а тут вдруг – нате вам! День продают! Два продают!! Три продают!!! А фонарики все не кончаются, невероятная история! Большинство моих товарищей по уличным играм уже заимели розовые перламутровые штуки, только я один, будто круглый сирота, по вечерам гулял без собственного освещения. Сколько шишек и синяков набил – страшно вспомнить, а родителям все некогда сходить, постоять в очереди часика три. И вот в конце той волшебной недели добрый-предобрый дядя Жо ударил себя в грудь: «Для родного Арлекина ничего не пожалею!», – и мы двинулись в путь.

Добирались страшно долго. Магазин оказался бревенчатым, одноэтажным, крашеный зеленой масляной краской, и расположен у черта на куличках. В подобном амбаре у нас хлебом торгуют на улице Пролетарской. «Нет, не такой должен быть магазин с чудесными фонариками!», – почудилось мне сразу, но, увы, ничего более подходящего рядом не обнаружилось. Приблизительно с час мы упорно стояли в очереди на улице, будто и правда за хлебом. Дело происходило жарким летом, я устал, но еще очень хотел иметь фонарик. А когда пришла пора затискиваться через порог внутрь, в плотно набитое человеческими телами помещение, дядя Жо не решился взять меня с собой в толкотню на муку мученическую, сказал: «Жди здесь, возле дверей, никуда не уходи», после чего наморщившись, влез в темноту внутреннего пространства, будто в грязное болото с крокодилами.