Я презирал тех, кто делает так! И отца в том числе. Хотя, не решись он на это, то я бы, скорее всего, не родился на свет.
— Какими такими? — вспыхнула ты.
Я замер, взглянул тебе прямо в глаза:
— Такими доступными.
Ты отшатнулась:
— Доступными? Что это значит?
— То и значит, — я сжал кулаки.
Ты задышала, ища оправданий:
— Да я даже ни с кем не знакомлюсь уже!
— Неужели? — поддел я с издёвкой.
Дело в том, что один только взгляд из-под длинных ресниц, движение губ… рассыпало мурашки по телу. Каждый мужчина, что видел тебя, начинал ощущать себя рыцарем. Каждый думал, что это ему предназначен твой смех, твои робкие взгляды, румянец. Ты просто была вертихвосткой до мозга костей! И твоей вины в этом не было. Одним своим вздохом давала надежду. Одним своим словом могла отобрать.
— Ань? — я растаял, размяк, как кисель, поняв, что ты плачешь.
Ещё один фокус, твой самый успешный приём. Твои слёзы! Всегда вызывали потребность обнять и простить тебе всё наперёд.
— Не делай так больше, — шептала сквозь всхлипы.
И я, ощущая себя виноватым, пытался понять, в чём вина.
— Как? — произнёс, прижимая к себе.
— Не бросай меня, — вздрогнула ты и прижалась так сильно, что в груди защемило от чувств.
— Ты что? Ну, ты что? Никогда, — я стал тебя гладить, ласкать, целовать твои влажные щёки.
Мы не ушли далеко. И я видел, как у дверей автосервиса курит дядь Паша. Я знал, что придётся вернуться туда и доделать работу. Нечестно бросать на коллег! Я и так стал трудиться «спустя рукава». Я был занят! Мои мысли и чувства играли со мной. То поднимут до самых вершин, то отпустят на взлёте.
Даже папа сказал: «Ты сдаёшь», и понизил зарплату. И этот ущерб был весомее всех! Ведь я собирал на совместную жизнь и на свадьбу. Которую, знал, мы сыграем на следующий год…
Я помню тот день, когда в автосервис буквально вломился какой-то мужчина. Он был культурным на вид. Но его монолог оставлял желать лучшего:
— Я вас, бл*дь, засужу! Суки поганые! Я вашу контору закрою на хрен! В тюрьме у меня сгниёте! Все!
Ребята прервали работу. Дядь Паша, как самый весомый, пошёл на него, выставив руки перед собой. Вокруг было много железок. Этот хрен мог любую схватить! Применить не по делу. Нас было больше. Но мы ошалели от этих нападок и боялись себя проявить.
— Эй, мужик, успокойся. Ты что? — осторожно, как умалишённому, выдал дядь Паша.
— Я что?! — заорал незнакомый субъект и застыл на распутье, — У меня, бл*дь, машина убитая! Я чуть, бл*дь, не сдох из-за вас!
— Из-за нас? — изумился Виталик.
А я вспоминал потихоньку. Его и машину. Дорогущая! Премиум класс. Он привозил её на диагностику. Ходовую проверить и выровнять ось. Я взял на себя. Но в тот раз отпросился пораньше. У тебя так совпало: и бабка ушла на дежурство и мать при делах.
— Квартира наша. Приедешь? — шептала ты в трубку.
Я был весь грязный, вонял, как нашкодивший пёс. Нужно было помыться, побриться. Подготовиться к встрече с тобой. Я пахал непрерывно неделю, совсем не имел выходных. И, признаться, устал! Хотя и пополнил заначку. И в тот вечер решил отлучиться. Я почти завершил разбираться с Тойотой, и осталось всего ничего.
Виталик взял «вахту». Я его столько раз выручал! Ну а я устремился навстречу тебе. Навстречу заветному счастью…
— Ходовую проверил?
— Подшипник слетел.
— Бл*дь! Держи колесо!
Мужики закатили машину в гараж. И консилиум выдал диагноз. Всего лишь подшипник, который давно износился и повлёк за собой перелом ободка. Диск переднего правого съехал и срезал болты. В связи с чем изменилось давление. Автомобиль повело на дороге. И благо водитель успел осознать неисправность! Проедь он на скорости пару км, и последствия были бы хуже.
Тормозя, он задел легковушку, оцарапал капот. И с трудом умудрился не выйти на встречную. Теперь, когда всё прояснилось, я изумлённо гадал, пытался припомнить детали. Ведь я осмотрел каждый метр. Разве нет? Ведь я бы не смог упустить непригодность подшипника. Это как правило! Это — азы.
— Ремонт за наш счёт, естественно, — примирительным тоном вещал мой отец.
Он пытался уладить конфликт. Но водитель был слишком рассержен.
— Я подам на вас в суд и стребую деньги за моральный ущерб! Вы отдаёте себе отчёт в том, что я мог разбиться? — сокрушался мужчина. Он уже поостыл, но решимость звучала подобно граниту.
— Я прошу вас, давайте уладим проблему? Моральный ущерб. Понимаю. О какой сумме речь?
Я зажмурился, слушая голос отца. Стоя за стенкой и думая, кто будет крайним. Виталик снял тачку с ремонта. Наверное, тоже хотел поскорее уйти? Но оплошность моя изначально! Соответственно, мне и платить.
Я вошел, когда папа остался один. Он сидел, подпирая надбровные дуги. Лоб, испещрённый морщинами, выражал глубочайшую скорбь.
— Виталик выписывал счёт, — он вздохнул.
У Виталика, коего я недолюбливал, невзирая на это, был дом и семья. Он старался, все знали! Зарабатывал, чтобы расширить жилплощадь.
— Это я занимался Тойотой, — ответил я глухо.
— Ты? — отец приподнялся на стуле. И даже не злость в его голосе… Что-то другое, ударило резко, под дых! Досада, обида и боль. Он ошибся во мне! Он не знал, что ответить.
Я и сам не пытался себя оправдать. Вышел молча, безропотно. Уже понимая, что весь свой накопленный опыт обесценил одним косяком.
Глава 15. Аня
В один из майских дней, когда бабуля была на дежурстве, я вернулась домой. С порога услышала всхлипы. Мама сидела на кухне, сама не своя. Бледная! С заплаканными глазами.
— Мам, ты чего? Кто-то умер? — я опустилась напротив.
Мама, качнув головой, прогундосила:
— Ой, хуже, Ань! Тут такое…, - недоговорив, она снова заплакала.
Её била дрожь, и мне пришлось споить ей стакан воды вперемешку с валосердином. Его принимала бабуля. Успокоившись, она сказала:
— Сумку мою принеси.
«Я же тебе не прислуга», — ответила бы я в обычное время. Но сейчас принесла.
— Там письмо.
Я нырнула рукой в глубину её сумки. Достала конверт. Красивый, с эмблемой. Уже надорванный с одной стороны.
«ВЕТАБАНК», — гласила надпись между лавровых ветвей. Как символично. Я погладила выпуклость.
— И что это?
Мама вздохнула, глаза, которые она на меня подняла, были исполнены чувства вины.
— Долг, — прозвучал робкий голос.
У меня кровь отхлынула от лица.
— Перед кем? — не поняла я.
— Перед банком, — ответила мама, не глядя на меня.
Мы помолчали. Затем я решила прочесть. Письмо было длинным. Но