когда я ее оставил и пошел на это дело, чтобы прикрыть твою вражескую задницу. И сейчас я нахожусь над твоей койкой, а не с ней. И тебе не совестно, мразь, упрекать меня за то, что я женился на ней?
Она даже армянский не знает. Не нужна была ей ни эта гребаная Армения, ни Карабах. Ей это не надо было, понимаешь? Она всю свою недолгую жизнь была бакинкой – человеком!
Будь она хоть тысячу раз армянкой, я все равно был бы с нею. Потому, что одно я уразумел в своей недолгой жизни – все нации и народы от Дьявола. А перед Всевышним, если он, конечно, есть на самом деле, в чем я в последнее время жутко сомневаюсь, ты престанешь или человеком, или нелюдем!
Мне наплевать на Спартака. Я уже сделал свое дело, разгромил его кодлу, которую ты, Мансур, вместе с дружком своим опекали. И я это сделал перед вашим носом…
– Ты… ты думаешь, я не… раскусил… тебя? – я видел, как его выпученные от гнева глаза налились кровью, а вены на шее еще больше вздулись. Он даже попытался приподняться, но от боли застонал и откинулся. – Когда я… узнал, что с квартиры Багда…саряна пропали… вместе с деньгами… бумаги… ты знаешь… я понял, это не просто… разбой. А то, что это ты… мне сразу стало… ясно. Догадаться, что наводку дал… Арам… было просто. Мне даже неважно… было выяснить… что вас вдруг… объеди… нило. Я понял… одно – ни твое появление в Москве, ни… твое тихое… внедрение к нам… не было… случайным. Это было продолжением нашей… встречи в тюремной камере в Баку…
– А почему не среагировал?
– Как и ты я… пытался понять. Ты был для меня… сложным… Сначала был уверен… твоя женитьба на племян…нице Спартака… фикция. Но в Баку я… разузнал… К удивлению, все было… чисто. Решил узнать от тебя… Если бы я раскрыл… вас, Ким никого… и Наилю не пощадил бы. Ведь не сложно догадаться… та подсадная… – эта она…
– Значит, любовь все-таки победила дружбу, – я горько усмехнулся.
– Нет… Просто приходит… время… когда человек идет… своей дорогой… Закрой этот чертов… краник… – указал он взглядом на опустевшую систему. – Мне еще есть… что сказать…
Я сделал, как он велел. После дал попить еще глоток.
– …Только перед… смертью меня… хорошо напои, – опять поморщился он, – не хочу на том… свете попасть… в Сахару…
– Попадешь на берег моря, – я неудачно пошутил. Вновь вытер влажным тампоном его лоб. Он облизал губы, словно там осталась влага.
– Только не на… Каспий… – он прошептал. – Не хочу второй… раз на те же… грабли…
Потом жена твоя… заболела. Я увидел такую… тоску… в твоих глазах!.. Решил подождать…
Извини за жену… Ты сделал… больно… Я тебе. Так мы… созданы…
– …
– Меня из Баку Ким… забрал. Я хотел… одного – мести. Он… условие поставил. С этого… дня у меня… нет нации. Я, как и он… детдомовец. Родина наша… – СССР. Народ… советский. Цель… возрождение…
Мне было… все равно. В сердце… горел огонь… мщения. Кореец затушил… Я не жалею… Во мне… все убили. Осталась дружба… с Кимом. Моя цыганская… семья. Лейла…
– Что?
– Я смутно… вижу… Больно… Не успею… У меня… дочь… Мама цыганка… Жена… умерла… при родах… У Маринки… Лейла… Так звали мою… мать. Возьми с Наилей. Воспитай как… азер… байджанку…
Это… условие. Я знаю… что тебе… надо… Я скажу. Сделай так, чтобы я… не был… преда… телем. Не хочу дочке… стыдно… Мне… плевать… Ни о чем… не жалею…
– Имена предателей военачальников в прифронтовой полосе! Их контакты с армянами! Кураторы в Баку! Нефтяной и наркотический трафик! Все, что ты знаешь по Азербайджану…
– Обе…щай!.. – он попытался найти мою руку.
– Обещаю! – я трясущейся рукой вынул диктофон из кармана. Нажал на нужную кнопку. После взял его руку. Он же уже хрипел.
– Генерал…-майор…
“Господи!..”
– Замес… титель мин…истра…
“ …Дай ему силы на эти несколько минут! Минуты, ценою в года…”
– Генерал…
“Если он не успеет, Господи, я потеряю в тебе веру…”
Успел. Назвал 18 фамилий достаточно высокопоставленных лиц из госструктур и военного ведомства, самый маленький чин, который был подполковник, ну, по-вашему, полковник-лейтенант. И то всего один, я назову его позже.
Я поразился тогда масштабу коррупции и шпионажа в армии, в прочих силовых структурах. Тут все смешалось: теневой бизнес, наркотики, шпионаж… Кореец свил в Азербайджане невидимыми нитями такую сеть, что не удивительно, что армяне за такой короткий срок оккупировали столько земель. С того времени – с середины 1992-го, когда мы де-факто выпали из орбиты Кремля, четко налаженный тандем российско-армянских спецслужб на фронтах и в политико-экономической жизни страны функционировал безотказно.
Мансуров же диктовал последнее:
– Выводи… цыган… из трафика. Объясни… Марине – он… паленый…
Выводи… Хаджи… Пусть… не возвра…щается… в Баку. Ничего хоро…шего там… нет. Рано-поздно… подставят…
Помоги… Ларисе… Она была… другом…
– Что не женился?
– Замужем… она. Муж срок… мотает… Сам велел… найти… од…ного… нор…мального… Срок боль…шой… Я… не знал. Лариса… после…
Когда вошла Наиля, мы уже собрались над его головой. Я напоил его, как он и просил. Мансур тяжело дышал, временами бредил. Лицо осунулось и посерело. Но ее приход сразу почувствовал и широко раскрыл глаза.
– Ждал… – всхлипнула Марина, уткнувшись лицом в покрывало. После тяжело встала, громко высморкавшись об край простыни, отошла к родне. Наиля сконфуженно села рядом с койкой, на стул, который Павел прихватил для нее…
…Рука у Мансура зашевелилась, “блуждая” по окровавленному покрывалу.
Она протянула ему свою и не сопротивлялась, когда Мансур сжал ее и с последней силой воли попытался потянуть к губам.
Не дотянул…
Наверное, это нечеловеческое усилие спровоцировало жесточайшую боль. Он простонал и отключился.
Я посмотрел на Валентина. Он дрожащими руками передал уже набранный шприц жене, отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы…
Кем был мне покойный? До сих пор не могу определить. Одно знаю, я почувствовал опустошение после его кончины, что бывает при потере очень близкого человека.
Он был глубоко несчастлив. Хоть и хорохорился, казался крутым – он и был реально сильным – но невероятную тоску в глазах я прочитал именно перед его кончиной.
Иногда только перед смертью человек снимает маску и предстает перед близкими, каким он есть…
Эта картина запечатлелась в моем сознании навсегда: накрытое ало-белой простыней тело Мансура в середине помещения, и причитающие, плачущие над телом цыгане. Я поразился тогда выражению безутешного