пожалуйста, все сама. Я… не могу… Где спирт? Куда ты опять упрятала, сучка! – вдруг в бешенстве крикнул он ей.
– Я все сделаю, дорогой, – она спокойно ответила и подошла со шприцом к лежащему. – И не надо спирта, Валя. Лучше кури свою… долбанную анашу…
Глава X
Мансур тяжело приходил в сознание. После инъекции он долго стонал, находясь в беспамятстве. Лицо было может белее кафеля, покрывающего стены операционной. Марина, сидя на полу перед койкой, держала его безжизненную руку, молча плакала. Братья угрюмо стояли за ней, по-прежнему поддерживая старую цыганку, щебетавшую своими почти черными губами то ли молитву, то ли заклинания.
Наконец Мансур открыл глаза и сильно простонал. Жилы на его вспотевшей от боли шее надулись, казалось, до предела.
– Нутро горит… Будто костер зажгли… Пить…
Алла посмотрела на мужа. Тот покачал головой:
– Только глоточек…
Мы сконфуженно смотрели, как раненый жадно глотнул эти капли, а после облизал губы.
Марина громко всхлипнула, стуча головой о край койки. Взгляд Мансура медленно сфокусировался на ней.
– Успокойся, сестра… Я всегда ходил… по лезвию. Вот и… порезался. Насмерть… Больно…
Я с тревогой посмотрел на Валентина. Он предостерегающе замахал руками.
– Коли… – застонал Мансур. – С этой болью… не смогу…
Наверно ему вкатили слоновую дозу анальгетика. Простыня, накрытое в области живота, под одеялом, уже было сплошь алое. Мы даже не решались осмотреть рану, все и так было ясно. Но речь Мансура после последней инъекции выровнялась и он, осознавая, что может даже минуты его сочтены, начал воспроизводить мысли.
Сначала он потрогал пальцами голову Марины, склонившейся у койки.
– Спасибо… Твои слезы мне дороги, сестра. Я оттуда… буду оберегать тебя… как ты заботилась обо мне… Валя… – он обратился к врачу, прислонившемуся к стене и скрестившего руки на груди. – Я уверен, что ты… сделал все. Выполни и последнюю… мою волю. Когда скажу, отключи… сознание. Не хочу терпеть… эту боль… Сколько еще продержусь?
– Часа два или три – это максимум. Еще одну инъекцию ты не выдержишь.
– Но ты можешь меня… тихо вырубить?
Врач кивнул:
– Я сделаю передозировку. Ты ничего не почувствуешь.
– Этого достаточно… – он обвел взглядом присутствующих. – Спасибо вам всем… Но теперь… оставьте меня… с ним… – посмотрел он на меня. – Оставьте…
– Он приносит несчастье… – зарыдала Марина, – зачем он тебе? Позволь остаться хотя бы мне…
– …
–Пошли, доченька, – Рада склонилась над ней, – у него мало времени.
– Пойдемте в дом, – пригласила хозяйка…
Когда закрылась за ними дверь, Мансур снова попросил.
– Воды…
Я дал глоток. После взял тампон, которым ранее воспользовался Валентин, вновь смочил его лицо.
– Хочу увидеть… Наилю. Я… так и не признался.
– Она знает.
– Хочу посмотреть ей в глаза… перед тем как свои… закрою. Перед смертью человек превращается… в маленького ребенка…
Я кивнул. Не хочу отвлекать вас подробностями, как попросил Павла привезти ее. Он был по-прежнему растерянным, потому, как сомнамбула ушел, даже не спросив причину столь странного указания.
– Постой, – я следом позвал. – Возьми такси и без ствола. Город кишит ментами…
– Зачем она меня… ненавидит? – отрывисто спросил Мансур, когда я вернулся и присел рядом.
– С чего взял?
– …
– Тогда я должен открыть тебе правду.
Губы его еле затянулись в усмешке:
– Карты раскрываются. Хоть перед смертью…
И я рассказал. Вкратце, учитывая скудное время и обстоятельства.
Он слушал, не перебивая. Иногда постанывая.
– Может, ты ей и понравился бы. Мож, нравишься. Но ты понял. Она воспринимает тебя, как предателя.
– Спасибо, успокоил… – он попытался вновь улыбнуться. – Теперь слушай… Никакая политика, патриотизм… не смогло бы скрыть… хотя бы симпатию в глазах женщины… к мужчине, если даже они… в разных лагерях. Я подозревал… Эта история с женихом блеф. Дело в другом… Ты поймешь…
– …
– И ты меня воспринимаешь… как врага?
– Я знаю твою историю.
– Значит, ты… оградил меня от… своих?
– Выходит так… – я вздохнул.
– Зачем? Может, было… проще.
– …
– Ты надеялся на мою… сознательность? – он не то сморщился, не то усмехнулся. – Что когда-нибудь ты… вот так… выложишься, и я стану… сознательным?
– Я пытался поставить себя на твое место.
– Поставил? Как ты поступил бы… если так зверски… поступили с твоим отцом? Знаешь, что они со мной… сделали? Силой… хотели заставить… лизать пол, куда харкнули. Когда я, укусив до крови язык… зажав до скрипа зубы… не поддался, просто… вытерли лицом… Ты знаешь… какого тебе, когда… запихивают голову в парашу? В вонючую, ментовскую парашу!.. Когда ломают швабру и… угрожают сломанным концом… И ты после этого… смеешь меня… осуждать?..
От напряжения он вновь почувствовал боль и застонал.
– Но ты же отомстил! Ты мог бы порешить еще парочку этих мерзавцев, но не должен был работать против своих. Такое случается везде, не понимаешь? Здесь, в России менты творят еще больший беспредел. Ты не знаешь?
– …
– Я знаю, что вопреки переданной мне информации, ты не работал на армян. Но, служа Корейцу, ты косвенно причастен к действиям против своей родины. Ведь благодаря именно России, ее армии и спецслужбам мы потеряли земли. На самом деле мы все это время воевали с Россией. Как 100 лет, как 200 лет назад. Ты хоть это осознаешь?
Мы информированы о твоих связах с сепаратистами. Ты организовал наркотрафик, деньги от которого шли на финансирования сил противника. Да, ты работал на Корейца и слепо выполнял его волю в знак благодарности. Но разве это тебя оправдывает? От информации, переданной вами армянам, погибали наши ребята – чьи-то сыновья, братья, мужья… Возможно и сейчас, пока мы с тобой здесь трепимся.
Знаешь скольких парней я, вот так, видел с вывернутыми кишками на фронте? У них не было рядом своего Валентина. Мы иногда просто добивали их, чтобы избавить от мучений. Часть вины этих смертей лежит и на твоей совести!..
Я не заметил, как повысил голос. Дверь открылась и показалась голова Мансурого бойца. Я жестом отогнал.
– Если ты… такой правильный… – у Мансура пена выступила на губах от гнева. – Если… такой патриот, зачем женился на… племяннице Спартака? Ты не знал… кто он? Зачем женился на… армянке?..
Перед моим взором возникла картина медленно угасающей в постели Джулии.
– Я женился на женщине, полностью разделяющей мои взгляды. Мы выросли в другом мире, где не было ни народа, ни нации. Были одни идеалы – светлые, чистые, благородные… Был человек. Ты сам разве этого не знаешь?
Сегодня моя жена, как и ты, умирает. Она была без сознания,