Читать интересную книгу Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха - Валерий Карышев

Еще несколько ударов, и бездыханное тело бывшего майора МВД затолкали под нары рядом с парашей, на так называемый «вокзал»; арестант враз потерял сознание…

Коробов провалялся под нарами два дня. Вылезать наружу не представлялось возможным: во-первых, не оставалось сил, во-вторых, было очень страшно. Мало ли что придет в голову этим жутким и безжалостным уркаганам?

И лишь на третий день, почувствовав острый приступ голода и желание облегчить желудок, Юрий Иванович осторожно вылез из-под «шконки».

Сокамерники, занятые своими делами, не обращали на него внимания. Осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, Коробов подошел к параше и опростался. Затем крадучись подошел к двери и, метнув в сторону блатных «шконок» затравленный взгляд, постучал.

— Хочешь из «хаты» ломануться — твое право, — неожиданно прозвучал голос Пани, и Юрий Иванович, готовясь к самому страшному, вжал голову в плечи. Впрочем, на этот раз репрессий не последовало, «смотрящий» лишь предупредил: — Только если нас запалишь, тебе уж точно не жить…

Через несколько часов бывшего милиционера отвели в другую камеру. И Коробов сразу же понял: лучше бы он оставался в камере Панченко. «Малява» об опущенном мусоре, который выломался из «хаты», наверняка пошла по всем «Серпам».

«Смотрящим» этой «хаты» был грузин Симон, и его ненависть к сотрудникам МВД, пусть даже и бывшим, превосходила все мыслимые и немыслимые пределы.

Сперва Симон заставил Коробова взять в рот свой член, на случай сопротивления в уши несчастного Юрия Ивановича были вставлены заостренные спички.

— Еслы укусыш, будэш глухым, — ласково предупредил «смотрящий». — А тэпэр сасы, скрыпочка, чтобы я кончил.

Делать было нечего — перспектива быть зверски избитым выглядела более чем реальной, и потому пришлось подчиниться. Симона сменил его кент Тенгиз, тоже грузин, того — еще один кент, затем — еще… Затем Юрия Ивановича поставили на четвереньки и, пристроив ему на спину порнографическую открытку, отымели анально. Во время принудительного акта блаженствовал и камерный онанист по кличке Ломоносов (названный так еще на зоне за то, что три года проонанировал на «сеанс» картинку с изображением великого русского ученого, даже не зная, кто это такой). Ломоносов, не стыдясь сокамерников, мастурбировал в открытую.

В камере нашлась иголка и тушь, а Тенгиз оказался неплохим кольщиком, то есть мастером по нанесению татуировок. И уже к вечеру под нижней губой «акробата» синели, грозясь загноиться, две разляпистые синие точки: классические татуировки «вафла».

— Жалко, што тушы болшэ нэту, — задумчиво прокомментировал Тенгиз, — мы бы эму на жопу улэй с пчолками накололы.

Так продолжалось четыре дня. Удивительно, но всю неделю Коробова ни разу не вызвали ни на допрос к следователю, ни на встречу с адвокатом.

На пятый день Юрий Иванович не выдержал. После прогулки он категорически отказался возвращаться в камеру, за что и был избит контролерами.

А через несколько дней Коробов передал адвокату заявление следующего содержания:

В Московскую областную прокуратуру От подследственного Коробова Юрия Ивановича Копии: в Комиссию по правам человека Государственной Думы Российской Федерации, В редакции газет «Известия», «Московский комсомолец»

Заявление

Я, Коробов Ю.И., уже больше недели нахожусь в следственном изоляторе г. Серпухова по явно надуманному, сфабрикованному обвинению по ст. 171 части второй пункт «б» и 181 части первой УК РФ. За время заключения мне не предъявили аргументированных обвинений и ни разу не дали возможности встретиться с адвокатом. Я расцениваю это как беззаконие и произвол.

С 1977 по 1987 г. я служил в органах МВД, пройдя нелегкий путь от рядового оперативника до заместителя начальника ГУВД. За время службы я честно выполнял свой гражданский и профессиональный долг, имею ряд поощрений и ни одного взыскания. Несмотря на то что следствию известно, как относится контингент следственных изоляторов к бывшим сотрудникам МВД, меня сознательно бросили в камеру к отпетым уголовникам. Не в силах защитить свое здоровье и человеческое достоинство, я попросил перевести меня в другую камеру, но в другой камере ко мне отнеслись еще хуже. Отношение к бывшим сотрудникам милиции принимает в этом сизо самые жестокие, изуверские меры. Я совершенно убежден, что следствие сознательно создает мне невыносимые условия.

Именно потому я обращаюсь к Вашей комиссии. Мое нежелание мириться с бесчеловечным обращением и постоянным унижением моего достоинства стало причиной того, что 6 марта, после прогулки, я отказался возвращаться в свою камеру. Двое контролеров жестоко избили меня резиновыми дубинками, пообещали натравить на меня собак, после чего бросили на десять суток в самый ужасный карцер. Вся одежда была порвана. По телу — кровоподтеки и ссадины, многие из которых гноятся. Медицинская помощь мне не оказывается. Мне не оставалось ничего иного, как объявить голодовку.

С 9 марта меня начали кормить насильно (через зонд). Принудительное кормление в сизо г. Серпухова сопряжено с унижением человеческого достоинства и принимает самые садистские формы. 11 марта мне было сказано, что если я не прекращу голодовку, то пробуду в карцере целый месяц. Но я решил держаться до последнего.

Требую незамедлительной встречи с родственниками и адвокатом. Напоминаю, что встреча и с родными, и с защитником положена мне по действующему законодательству.

Убежден, что порядки, установленные в наших тюрьмах, не могут иметь места в стране, которая стремится быть демократической.

Коробов Ю.И.

Следственный изолятор г. Серпухова

Заявление было написано пятнадцатого марта, а девятнадцатого в жизни арестанта произошло событие, о котором он и не помышлял. Нанятый женой адвокат собрал необходимые документы, которые свидетельствовали, что Коробов Ю.И. по состоянию здоровья не может находиться в следственном изоляторе, и арестанта освободили под подписку о невыезде.

Вскоре состоялся суд. Удивительно, но его решение было куда мягче, чем предполагал подследственный. Бизнесмену присудили штраф в размере тысячи минимальных оплат труда, каковой и был заплачен в тот же день.

Причина такого решения суда выяснилась позже: в ходе операции «Чистые руки», начатой в органах МВД с подачи тогдашнего министра Анатолия Куликова, следователем Коробовым очень заинтересовались в службе Внутренней безопасности МВД и в прокуратуре. К тому же один из рядовых «пехотинцев» оргпреступной группировки, которая «наезжала» на спиртодела, попав в руки РУОПа, раскололся, поведав очень любопытные факты о связях своих старших с правоохранительными органами. Юрию Ивановичу было предложено написать задним числом заявление о попытке вымогательства, что он и сделал.

Следствие продолжается…

Коробов по-прежнему живет в Москве. Но теперь его не радует ни собственный бизнес, ни хозяйственная, покладистая жена, ни молодые длинноногие любовницы, ни даже новенький джип «Шевроле-Блейзер». И первое, что сделал Юрий Иванович, вернувшись домой, снял со стены все грамоты, которые получил за время службы в органах МВД. Следующим шагом была покупка упаковки тонального крема — недавний узник «Серпов» стыдится идти в клинику пластической хирургии и потому пока вынужден замазывать позорящие его знаки на подбородке по нескольку раз в день.

Недавний арестант начисто лишился сна. Иногда под утро он, точно лунатик, тихонько слезает со своей шикарной арабской кровати и забивается под нее, думая, что по ошибке заснул на «шконке» «смотрящего» и что сейчас с ним жестоко расправятся.

Тюремное казино

Тюремные игры являются непременным атрибутом практически любого российского учреждения ГУИНа. Официально разрешены только шахматы, шашки и нарды. Однако предметами, используемыми для игр, могут также выступать спички, спичечные коробки, «марочки» (носовые платки), пуговицы, банкноты, монеты, хлебные шарики и даже древесные щепки. На зонах популярны крысиные бои и тараканьи бега. Но ни одна из этих игр не может конкурировать со «стирами» (картами).

НЕМНОГО ИСТОРИИ

Первый всплеск интереса к карточной игре в российских тюрьмах и ссылках наблюдался с конца XIX века: есть мнение, что некоторые игры завезены арестантами — участниками польского движения 1861–1863 гг. Как бы то ни было, но еще в начале века А.П. Чехов писал в «Острове Сахалин»: «Картежная игра, как эпидемическая болезнь, овладела уже всеми тюрьмами; тюрьмы представляют собою большие игорные дома, а селения и посты — их филиальные отделения. Дело поставлено очень широко, и говорят даже, что здешние картежники-организаторы, у которых при случайных обысках находят сотни и тысячи рублей, ведут правильные деловые сношения с сибирскими тюрьмами, например, с иркутской, где, как выражаются каторжные, идет «настоящая игра».