Читать интересную книгу Малиновый пеликан - Владимир Войнович

– Да какое там колесо, Петр Ильич! – закричала Зинуля. – Да, по мне, пусть они хоть все четыре проколются, но Гренландия наша!

Я говорю:

– Что-о?

Она мне:

– Остров Гренландия знаете?

– Слышал, – говорю. – Когда-то в школе учил. Большой остров, самый большой в мире, принадлежит Датскому королевству.

– Принадлежал. А теперь присоединился к России.

Я говорю:

– Опять бред? Симптом боррелиоза или энцефалита?

– Точно, – подтвердила Варвара, – у всей страны энцефалит и воспаление мозга.

– Может, это и так, – согласилась Зинуля, – но Гренландия наша.

И сразу она и Паша, взахлеб и перебивая друг друга, стали мне рассказывать про отряд вежливых человечков, которые, пока я спал, переоделись в зеленое, высадились в Гренландии и устроили флеш-моб с целью защитить остров от датской фашистской хунты, собиравшейся устроить поголовный геноцид гренландцев, которых мы любовно называем гренками. Поскольку Гренландия остров большой, то нападать на него, а потому и оборонять никто не собирался, зеленые человечки захватили его без единого выстрела. Как только это случилось, все гренки сбежались на площадь, но не для оказания сопротивления, а для того, чтобы посмотреть на этих отважных русских освободителей, потому что до того никаких освободителей не встречали. Освободители же сообщили гренкам, что их остров объявляется священной и неделимой территорией Российской Федерации, а они все объявляются российскими гражданами. Они было заколебались и стали задавать освободителям неуместные вопросы на их местном наречии, но когда им объявили, что их зарплаты и пенсии сильно возрастут, они, не сообразив, что возрастание произойдет в рублях, дружно проголосовали «за» и тут же заговорили по-русски. Прослушав эту информацию, я включил свой айпэд, вышел в Интернет, нашел очередную передачу Владилена Индюшкина, в которой опять участвовали Семигудилов, Поносов, Владик Коктейлев, два сбежавших из Гренландии гренка и один пророссийский датчанин, или, по-нашему, дат. От них узнал подробности. Оказывается, гренки на протяжении многих лет страдали оттого, что их угнетатели даты запрещали им свободно говорить на русском языке, который они очень любили, хотя никогда не знали. Коктейлев привел неоспоримый исторический факт, что гренки – это такие же русские, как и мы, и отличаются от нас только тем, что изъясняются на другом языке. На что Поносов возразил, что и даты – это тоже такие же русские. И как только мы их освободим от них самих, они заговорят по-русски и будут счастливы. Потом все эти люди взялись за руки, а к ним присоединились и зрители, и все стали водить хоровод, повторяя громко: «Мы и гренки один народ! Мы и гренки один народ!»

Такое же ликование наступило и в нашей машине. Зинуля с Пашей взялись за руки, а к ним присоединилась, к моему удивлению, и Варвара, и они стали кружиться в машине, повторяя слова «Мы и гренки один народ! Мы и гренки один народ!» Я сначала смотрел ни них, как на сумасшедших, но почувствовал, что и меня охватило столь же радостное состояние. И, забыв, куда и зачем я еду, я вклинился в их хоровод между Варварой и Пашей, тоже стал кричать: «Мы и гренки один народ!» Вместе с ними я выкатился из машины и оказался в толпе ликующих сограждан, которые представляли собой факельное шествие, или, точнее, шумный карнавал с факелами. Многие тысячи людей, обтекая нашу машину, шли неизвестно куда. Пританцовывая и распевая веселые песни. Над их головами реяли портреты любимого ими Перлигоса и транспаранты с лозунгами «Мы и гренки один народ!». Я тоже шел вместе с ними и радовался, что мы с гренками один народ и с датами один народ, и вдруг меня осенило, что мы, собственно говоря, со всеми народами один народ и что между нами и другими народами, которые не согласны считать себя с нами одним народом, есть один-единственный недостаток – то, что они не говорят по-русски. И в самом деле, у нас с ними и проблем никаких бы не было, если бы они не упирались и просто выучили русский язык, тем более что русский язык гораздо понятнее любого другого. Это доказано хотя бы тем, что вот у нас сто сорок миллионов населения, и почти все, и даже самые тупые из всех, легко его постигают. Эта мысль показалась мне достаточно важной, чтобы ее записать, но меня сильно клонило ко сну, и я опять погрузился в забытье с надеждой не забыть до пробуждения то, что увидел. Но забыть я не мог, потому что и во сне мне снилась Гренландия и ее ликующий, предвкушая высокие российские пенсии, гренландский народ. Во сне я продолжал ликовать вместе с ними, но в то же время меня тревожила мысль, а что же мы будем с этой территорией делать? Приглашать туристов? Бить моржей? Возить с нее снег для лыжных трасс в Сочи? Проснулся опять от резкого торможения. Меня прижало к спинке кресла. А клещ мой, как мне показалось, по инерции продвинулся в меня еще глубже.

– Что? – спросил я. – Что еще стало наше? Новая Зеландия?

– При чем тут Новая Зеландия? – встрепенулась Зинуля.

– Ну если мы взяли Гренландию.

– Мы? Гренландию? Петр Ильич, что это вы говорите?

– А что я такого говорю? Разве мы не взяли Гренландию?

– Да как мы могли взять Гренландию? Вы представляете себе, где Гренландия, а где мы?

Я впал в задумчивое состояние и пребывал в нем минуту-две или даже больше, а потом вытряхнулся из него и спросил:

– И что – и вы хотите сказать, что мы ничего такого не брали?

– Зачем же впадать в крайности? Почему вам надо обязательно, чтобы мы взяли Гренландию или ничего. Нет, Гренландию мы не брали и брать не собирались, потому что она большая, холодная, покрытая льдами и никому не нужна, даже самим гренландцам. А мы взяли Крым.

– Крым? – переспросил я.

– Ну да, Крым. Он не такой большой, как Гренландия, зато в нем тепло, в нем Черное море, в нем Ялта, Алупка, Алушта и прочее. В нем пляжи, пальмы и кипарисы. А вы говорите Гренландия.

– Он перепутал, – вступилась за меня Варвара.

– Странно, – заметила Зинуля. – Как можно перепутать Гренландию с Крымом? Петр Ильич! – крикнула она мне в ухо.

Я вздрогнул от неожиданности.

– Тут дельце одно есть!

– Да не кричи ты, я не глухой. Какое еще дельце?

– Мужчина просит подкинуть. Не возражаете?

– Тоже с клещом?

– Да нет, с ружьем. Ему до Курского вокзала, это практически по пути. Возьмем?

– Как это возьмем? – спросил я не без удивления. – Вы же «Скорая помощь», везете больного.

– Ну, больного, больного, но не такой уж вы больной, – рассудила Зинуля. – А это ж практически по пути. Сделаем небольшой крюк, вам жалко?

– Дело не в том, что жалко не жалко. Но «Скорая помощь» не для того существует, чтобы возить кого ни попадя куда попало. Вы меня должны в больницу доставить. Мы же теряем время, за которое меня можно еще спасти.

– Ой, да чего вы беспокоитесь? У энцефалита инкубационный период семь дней. Уж за семь-то дней мы вас так или иначе доставим.

На шутку о семи днях я не ответил, но пробормотал, что это не дело «Скорой помощи» заниматься частным извозом.

Зинуля не стала спорить.

– Согласна с вами, не дело. Но если б вы знали, какие у нас зарплаты, вы бы удивились, что мы вообще еще с больными имеем дело. Но мы сейчас сделаем небольшой крюк, Павлик денежек подзаработает и мне шоколадку купит.

Второй Иван Иванович

Я сдался, и в машину влез странный человек в тяжелых сапогах, камуфляжном пуховике и черной вязаной шапке, надвинутой на глаза. В руках новый пассажир действительно держал ружье, но не охотничье, а какое-то очень крупного калибра, может быть, даже противотанковое. Влез в машину, ружье приткнул в углу со словами «осторожно, заряжено», затем каждому протянул руку для пожатия, представляясь:

– Иван Иванович. – И, не дожидаясь ответа, каждому сказал: – Очень приятно.

После чего сел в кресло рядом со мной и закурил. На замечание моей жены, что здесь курить вроде не полагается, он предъявил ей удостоверение, где было написано, что обладатель сего обладает особыми полномочиями и ему разрешается делать все, что угодно, где угодно, когда угодно, и представители власти на местах обязаны всячески способствовать ему в этом.

Мы с женой этому очень удивились, потому что никогда еще подобных документов не видели, и я стал Варваре подмигивать, чтобы она, раз уж такая важная птица к нам залетела, с ней не связывалась. Но Варвара, она же, вы знаете, отчаянная. Нисколько не смутившись это дурацкой ксивой, тут же заявила предъявителю, что раз он такой важный полномочный уполномоченный, ему надо ездить на персональном «Мерседесе» с мигалкой, а то даже и на бронетраспортере, да хоть и в танке, и там, если ему не хочется долго жить, он может курить, пить, нюхать, колоться при полном попустительстве остальных пассажиров и местных властей. А здесь никаких властей, кроме нее, Варвары, нет, и она ему не позволит курить при больном человеке. Я ожидал, что он начнет ей грубить, но Иван Иванович как-то смутился, съежился и только сказал: