Стронувшаяся машина открыла вид на дувал, который впрочем, существовал недолго. Ахнула так, мало не показалось, и дувал атрофировался до глиняных брызг.
Фугас, профессионально определил Стас. Проявились и преследователи. БМП "M2 Bradley". Роликовая цепь исправно подавала снаряды в "Бушмастер" калибра 25 миллиметров. Все смешалось. Выстрелы, крики, Карадайн безуспешно пытался связаться со своими.
— База! Я Путник! Меня обстреляли! Прикажите патрулю немедленно прекратить огонь!
Неизвестно, что подействовало, приказ базы или бешеная езда Канна, но броневик скоро отстал. GPRS перешел со скороговорки на обычную речь.
Они вырвались.
— Что это было? — спросил Стас.
— Попали в зону проведения операции, — буркнул Карадайн.
— А разве их проводят ночью?
— Их могут проводить когда-угодно.
Но что-то тут не клеилось. Наверное, об этом подумали все. Во всяком случае, на планшете это место было бы помечено как запретное, и навигатор не должен был вывести их прямиком на точку. Однако если б они не крикнули, если бы Канн не вдавил. Стас и сам не знал, чего он вздумал орать. Он никогда не слышал, как перезаряжается "Бушмастер", но в этот момент словно ножом резануло по нервам.
Было у него такое после возвращения. Пил на кухне чай, и вдруг воробей, подлец, с крыши как прыснул. Стас и не заметил, как оказался на полу среди битой посуды. Рефлекс, господа.
На обочине продолжали мелькать убогие лачуги, но они носили разрозненный характер. Из города они ушли.
Вскоре иссякли и лачуги. Хамви несся по разбитой дороге, с обеих сторон которой тянулись густо разросшиеся кусты — "зеленка".
Перед Стасом возникла картинка такой ясности, будто она имела место не позднее вчерашнего дня: он сидит на раскаленной броне, а рядом громко шумит горный ручей. Несмотря на жару, вода в нем ледяная словно из морозильника. В воде снуют мелкие рыбешки, но есть их нельзя, отравишься. В ручье громко, словно таежный медведь плещется Студенцов. В воздухе висит запах пыли и мака, видно где-то недалеко расположилась подпольная плантация.
А потом начинает игриво петь эта маленькая птичка: "Пит-пиль-дык. Пит-пильдык."
Канн продолжал молча давить на газ, и некоторое время в кабине царили лишь воспоминания.
— Как нам добраться до твоего Мазари? — спросил Карадайн у Мехди.
— Есть две дороги, одна из которых гораздо короче, но короткая дорога не всегда самая близкая. Будет безопаснее воспользоваться Старой дорогой. Я покажу.
Они ехали до тех пор, пока на востоке, над самой землей, не возникла бледная еще полоска. Светало.
— Рик, тормози, — приказал Карадайн. — Доставайте тент, маскируйте машину. Ночью рядом с Мазари может быть опасно.
— Тут на Старой дороге кяриз есть, — подсказал Мехди.
— Колодец на Старой дороге? — повторил за ним Стас. — Так вот ты куда нас привел!
— А что? — подозрительно спросил Карадайн.
— У нас тут в восемьдесят девятом взвод спецназа пропал. Ни трупов, ни вообще никаких следов. Долго их искали, так ничего и не нашли.
— Не вздумай нас пугать своими страшилками.
— Какие уж тут страшилки?
— Всем спать! — приказал офицер. — Фарклоу дежурный. Через час его сменит Дэвид. Подьем через два часа. Если хотите выспаться, торопитесь.
В рюкзаке кроме спального мешка обнаружился продовольственный паек, но Стас есть не стал. Только попил сока из пакетика. Мехди лег отдельно, подложив суму по голову.
Перед сном к Стасу подошел Дэвид. Было видно, что парня распирает.
— Говорят, ты был на войне, Стейси? А я никогда не был. Только на Гранаде, но разве это война. Кубинцы сутки, правда, держались, но мы подтянули артиллерию-и все. Мы там с Беном были. Хороший остров. Там самые лучшие проститутки, чуть-чуть похуже, чем на Кубе.
— Ты и на Кубе был?
— Ага, в заливе свиней. Нет, шучу, конечно. Я там отпуск проводил. Представляешь, шикарная мулатка, живот которой можно облизывать вместо мороженного, всего пятнадцать баксов стоит.
— Представляю.
— Ни черта ты не представляешь! А какой там поганый ром. Меня так с него мутило. Но девочки…
— Дэвид, ты когда-нибудь можешь не говорить о девочках?
— Я о них не только не говорить-не думать не могу.
— Тяжелый случай.
— Ты и не представляешь, насколько тяжелый. Я один раз в Гамбурге попал в квартал красных фонарей. Там в каждой витрине сидит полуголая красотка. Пятьдесят марок-и она твоя. Так я из квартала до утра выбраться не мог. Все вроде, сделал свое дело, но нет — каждая следующая девочка в витрине кажется симпатичнее предыдущей. Что тут поделаешь. Шестьсот марок оставил.
— Гигант. Высушенный Геракл.
— А кто это?
Стас вспомнил, что американцы знают этого античного героя под другим именем, и поправился:
— Геркулес.
— А ты хорошо шпаришь по-английски.
— У меня были хорошие учителя.
— У тебя есть семья? Дети?
— Дочь шестнадцати лет.
— Моей пятнадцать! — обрадовался Дэвид, видно парень любил поболтать. — А я по восемь месяцев в году в командировках, а иногда и все десять. Когда я ее вижу? На день благодаренья? Кому она задаст свои вопросы? Этим парням, что норовят затащить ее в свою машину с орущим магнитофоном? Эти научат, как же, не сомневайся.
— Но мать-то есть.
— Есть, но ей нет до Маргарет никакого дела. Карьера и шейпинг-это единственные две вещи в мире, которые ее интересуют. Я вынужден лезть в такие дебри. Маргарет крупная девочка, и я заметил, что она не носит лифчик. Я ей и сказал: "Маргарет, у тебя уже большие сиськи, тебе надо одевать эти… как у мамы". Так она меня на смех подняла. Оказывается, она чудесно осведомлена про лифчики, но у них модно ходить без них.
— Так и сказал? — Спросил Стас, давясь смехом. — У тебя большие сиськи?
— А что тут смешного? Как я еще должен был сказать девке с большими сиськами, что у нее большие сиськи?
— Резонно. Может, тебе не надо было вообще лезть со своими советами особенно в таких специфических вещах? Мой начальник в Кабуле говаривал: "Женщина-боец особый. Начиная с того, что команду "ложись" неправильно выполняет и, кончая тем, что раз в месяц может тебя укусить ни за что ни про что".
— А что же я, по-твоему, должен был молчать как рыба? Я приехал на побывку на неделю, вижу взрослую дочь от силы пятнадцать минут в день, пока она еще не в колледже или не со своими подружками-я же должен хоть что-то сказать, хоть какую-то глупость.
— Имеешь полное право. Только не ори, а то людям спать мешаешь.
— Извини. Не понимаю, что со мной творится? Давай выпьем, я угощаю.
— В боевом выходе не пью и тебе не советую.
— Если бы кто сказал раньше, что русский откажется выпить!
В это время между Карадайном и сержантом Бакстером тоже случился разговор.
— Вы сказали не всю правду, сэр, — сказал Бен.
— Объясните ваши слова, Бакстер.
— Вы упомянули, что из-за отсутствия проводника мы не могли организовать экспедицию раньше, но ведь это неправда.
— Неужели? — Карадайн поднял одну бровь.
— Проводника нашли. Это был один парень из пуштунов. И экспедиция была. Восемнадцать парней на двух боевых машинах пехоты. Они выехали из Кабула неделю назад. Вы не считаете, сэр, что за это время до Луны можно было доехать?
Карадайн встал к нему вплотную и произнес:
— Откуда ты знаешь про пропавшую экспедицию, сынок?
— Оттуда, откуда и вы, — спокойно произнес Бен. — От генерала Найчеза Уошберна. Перед отъездом он вызвал меня и сказал, что считает, что в группе правду о группе лейтенанта Броуди должны знать двое. На всякий случай. Выбор пал на меня.
Карадайн успокоился и произнес:
— Значит, так тому и быть.
— Почему вы все-таки не рассказали про Броуди русскому?
— Потому что ему совсем не нужно это знать. Еще вопросы есть?
— Он был бы последним дураком, если бы после такого рассказа согласился с нами идти, — Бен осклабился.
Стас был уверен, что не заснет, раньше бы никогда не заснул, но стоило ему залезть в спальник, пахнущий свежим паралоном, и закрыть глаза, как он разом отрубился. И еще храпел. Старый он стал.
Когда его тронули за плечо, ему показалось, что это произошло через секунду. Над ним возвышался Дэвид.
— Что случилось? — спросил Стас, в ответ тот молча поманил его за собой.
Стас с сожалением выбрался из нагретого мешка, и воздух по контрасту показался ему ледяным.
— Ты чего не спишь? — спросил Стас.
— На дежурство заступил, решил осмотреться и вот, — Дэвид указал вперед.
В предутреннем, но все еще довольно густом сумраке Стас различил фигуры американцев, возвышающихся рядом с лежащим Мехди. Все вроде было так же, как и в тот момент, когда афганец только улегся, подложив суму под голову. Одна нога подогнута, голова расслаблено откинута вбок.