И замираю.
Куда подевалась заросшая лужайка и тихая улочка с фонарями? Вместо обычных домов на другой стороне улицы выросли здания причудливого стиля, каких я никогда не видела своими глазами. На заднем плане темнеют высокие горы.
С колотящимся сердцем подбегаю к окну.
Где я?
– Сара-джан, – окликает низкий голос.
Оборачиваюсь – и судорожно хватаюсь за грудь. Передо мной стоит высокий мужчина в элегантной церемониальной одежде. Прищуриваюсь. Его лицо кажется смутно знакомым, только никак не могу понять почему.
– Я здесь, – с дрожью отвечает тоненький девичий голос. Но он доносится из-за моей спины. В ужасе зажимаю рот ладонями. Мужская фигура подплывает ко мне все ближе и ближе. Темные глаза не мигают, тени, рассекающие лицо, становятся глубже.
Сердце подскакивает к горлу, рот открывается в немом крике: «Уйди от меня!» От страха будто каменею. Хочу сдвинуться с места, выбежать на улицу, позвать айю, стучаться в соседские двери.
Но не могу.
Что? «Айя»?
– Понимаю, девочка моя, ты не хотела, чтобы было так. – Фигура стоит прямо передо мной. Мужской силуэт беспрерывно меняет очертания. Тело пребывает в непрестанном движении, и лицо тоже. На нем сменяют друг друга тысячи разных выражений. От гнева до смеха, от буйной ярости до бескрайней печали. Они бешено кружатся, сплетаются в неистовый вихрь. Он садится на корточки рядом со мной, приподнимает руки, будто хочет обнять, но не знает, как на это решиться. Этот жест очень напоминает мне падара.
При воспоминании об отце в груди вспыхивает ярость, и нить потери сжимает так плотно, что становится больно дышать. Падаю на колени, хватая воздух ртом, по щекам струится пот. Мучительно вскрикиваю, но опять раздается не мой голос, а той девочки. Смотрю на свои руки – они дрожат, и не просто так, а из-за кого-то. Но не из-за этого человека. Рядом с ним я чувствую только печаль. И смятение. И разбитое сердце.
Передо мной все кружится, и его водянистые глаза тоже расплываются, тонут в бесконечном потоке переменчивых выражений лица. Я больше так не могу. Каким-то чудом обретаю власть над онемевшими ногами и заваливаюсь вправо, туда, где он не сможет ко мне прикоснуться.
Вдыхаю жадно, глубоко. «Что это было?» Снова оглядываюсь на этого человека и теряюсь еще сильнее: на сей раз он не один. На том месте, где только что была я, стоит юная девочка, лет тринадцати, не больше. Маленькая и хрупкая, но при этом величественная. Гибкая фигурка облачена в блестящее изумрудно-зеленое платье, по краям рукавов и подолу расшитое нежнейшим золотом. По круглым щекам струятся мерцающие слезы, а мужчина все смотрит и смотрит на нее, словно в последний раз.
– Его зовут Амир, ты с ним уже знакома. Он хороший и достойный молодой человек, – говорит он.
Амир. Так зовут моего дедушку! Перевожу взгляд с девочки на мужчину и обратно. Что вообще тут происходит?
Девочка трясет головой, отстраняется от ладоней мужчины. Ее руки сжимаются в кулаки. Вокруг нее кипит какая-то жгучая страсть, и от этого мне до боли в сердце жалко ее, сама не знаю почему. Ее карие глаза становятся жесткими.
– Дада, я не хочу этого.
– Милая моя Сара-джан! Так будет лучше для всех нас. Он хороший человек. Мы знакомы с его семьей уже много лет. Он станет идеальной парой для тебя. – Ее отец отворачивается и словно бы открывает шкатулку. Поворачивается обратно – в его руках что-то очень тонкое и нежное.
Ожерелье из золота с сапфирами.
То самое.
– Я знаю, что со временем ты изменишь свое мнение.
Сара цепенеет. Он наклоняется и осторожно застегивает ожерелье у нее на шее.
– Тебе повезло, доченька.
Внезапно кажется, будто у этой юной девочки на шее не драгоценность, а оковы. Словно она – ценный приз, который нужно отослать победителю. Ее руки нерешительно поднимаются к шее, туда, где лежит бремя золота и власти, отныне возложенное на нее.
Но я чувствую, как глубока ее печаль, как остро она обижена на предательство. Буря у нее в душе разгорается еще сильнее. Но, как ни странно, она улыбается. Слегка склоняет голову.
Мне хочется закричать ей, закричать им обоим: «Как вы можете так поступить с ребенком?» Неправильно это. Скажи отцу, что ты не хочешь, чтобы было так! Но вот беда – мой голос теперь мне не принадлежит. Он стал ее голосом.
Она с укором смотрит на меня, будто хочет сказать: «Помоги».
Неужели она меня видит?
«Прочь отсюда!» – взывает мой разум, но меня крепко держит ее затравленный взгляд, ее лицо, совершенно незнакомое, если не считать того, что я каждый день вижу другую версию лица человека, который любил и обнимал меня. И я-то знаю, хоть ей это еще неведомо, что настанет день – и вокруг нее будут собираться дети и внуки и она будет счастлива.
И тут в голове зарождается неожиданная мысль. А счастлива ли она?
Потому что в эту самую минуту ее лицо говорит о прямо противоположном.
Эта девочка мечтает оказаться как можно дальше отсюда.
Мужчина – должно быть, мой прадедушка – целует ее в макушку и, повторяя миг своего появления, развеивается клубящимся облаком дыма. Мы смотрим, как оно поднимается к потолку и там исчезает совсем.
Тяжелое молчание угнетает.
Наконец девочка встает и что-то ищет в комнате. Она напоминает мне порхающую бабочку, не знающую, где сядет в следующий раз. Вглядываюсь во мрак. Кажется, она собирает вещи.
– Куда ты едешь? – спрашиваю я.
– Очень далеко, – резко отвечает она.
Вижу вещи, которые она складывает. Похоже, хочет сбежать.
– Погоди. – Я бегу за ней вверх по лестнице, тороплюсь за быстрым перестуком каблучков, потому что у меня в груди словно прорвалась плотина. Наружу готовы хлынуть тысячи вопросов. Я гоняюсь за ней из комнаты в комнату и замечаю, что, хотя дом и прежний, обстановка в нем какая-то… потусторонняя, будто явилась сюда из другой жизни. Из другого времени.
Я каким-то образом очутилась в самом эпицентре воспоминания. О детстве биби-джан.
О том вечере, когда мои дедушка и бабушка стали мужем и женой.
Не понимаю, как это могло быть, ведь они всегда казались счастливой парой.
– Ты не можешь вот так уйти. – Я пытаюсь взять ее за руку, замедлить ее бег, но она проворнее. Уворачивается от меня. А остановившись, прижимает к груди свою маленькую сумочку.
– Я не хочу, чтобы было так. – Ее глаза ярко сияют. Она обводит взглядом комнату и качает головой. – Я тут чужая. Разве не понимаешь? Я хочу домой. Туда, где мое место.
Я чешу затылок, потому что будет глупо просто сказать: нет, я понятия не имею, где мы находимся. Нет, я, конечно, знаю, что дедушка и бабушка поженились в Афганистане, но это все равно что сказать: мои родители заключили брак в Соединенных Штатах Америки. А более подробные детали мне неведомы. Я хмурюсь.
– А где твой дом?
– Не здесь! – отвечает она. – Мне надо вернуться туда, где мои друзья. Где моя мама. – На этих словах ее голос ломается, и по моим собственным щекам текут жаркие слезы. – Где я мечтаю быть.
Она бежит прямо ко мне, и я сжимаюсь, готовая к столкновению. Вскидываю руки – однако она исчезает.
А когда я опять открываю глаза, вокруг ничего нет, только я и темнота.
Но во мне остался след этой встречи. Вокруг меня бурлит гнев этой девочки. Он обжигает мне грудь, как будто она влетела прямо внутрь меня и разожгла свой костер в моем сердце. Словно хотела сказать: «Сбереги память о том, какой я была».
А когда наступает рассвет, я никак не могу найти ожерелье. Оно как сквозь землю провалилось.
Глава 12
Сколько я себя помню, история всегда рассказывалась так.
Жила-была юная девушка, чье сердце покорил красивый юноша с глазами цвета пасмурного неба. Они встречались под сенью тутового дерева. В один прекрасный день юноша подарил девушке цветок и вплел его ей в волосы.
День шел за днем, один цветок превратился в два, потом в двадцать, потом в двести.