— Он не такой уж древний, — с улыбкой возразила я. — Молодость живет не в теле, а в душе, в глазах. И если судить так, твой отец моложе многих моих знакомых, кто еще даже толком морщин себе не заработал. И, как бы там ни было, я все равно не жалею, что мы приехали. Думаю, нам обоим была нужна возможность куда-то сбежать от… всего.
— Да, — согласился альфа, и в этом коротком слове прозвучала вся тяжесть тех решений, что нам необходимо было принять по возвращении домой. — Будем считать, что у нас отпуск. В конце концов, мы это заслужили, разве нет?
Я не могла не согласиться.
Наша жизнь в доме Дугласа довольно быстро обрела свой однозначный распорядок, который выстроился на следующее утро после нашего приезда и с тех пор почти не менялся. Утром Йон и его отец занимались ремонтом, пока я наводила уют внутри, ходила по магазинам или готовила что-то нам на обед. Мой альфа отыскал где-то в закромах своих старых вещей кассетный плеер, который, к нашему удивлению, даже все еще работал, и так в мою жизнь снова вернулась музыка. Конечно, выбор был не столь велик, и некоторые музыкальные пристрастия Йона-подростка вызвали у меня больше нервного смеха, чем понимания и одобрения, но нашлось несколько неплохих сборников — в том числе записанных им самостоятельно, — которые мне пришлись очень по вкусу. Слушая их, я всегда пыталась вообразить его тем пятнадцатилетним парнем, который отчаянно искал свое место в мире и пытался понять свою природу, которая так жестоко подшутила над ним, сделав альфой, но лишив одного из главных инстинктов, определяющих их сущность. Когда я погружалась в эти мысли, то мне всегда безумно хотелось оказаться рядом с ним в то время. И сказать, что все будет оправдано и что у всего есть причина. Даже, возможно, у того кошмара, в который превратилось его детство. Причина, конечно, спорная, но стал бы он таким сильным, смелым и стойким, если бы всего этого не произошло? Я не знала, достойно ли было соизмерять тяжесть чьих-то испытаний с тем, какой опыт они, благодаря этому, получили и как изменились, но старалась себя убедить, что это единственный способ примириться с прошлым и отпустить его.
После обеда Дуглас обычно запирался у себя в кабинете, где занимался своими делами, а мы с Йоном шли гулять. В первый день нашего пребывания в Зеленом городе мы отыскали дорогу на озерный пляж, куда отправлялась освежиться добрая половина местных жителей. Вода еще не успела как следует прогреться, поэтому там почти никто не купался, но многие заходили по щиколотку или просто прохлаждались у воды, спасаясь от майского зноя. Я заметила, что Йон не может долго просто сидеть на месте, ему быстро становилось скучно. Поэтому обычно мы гуляли вдоль берега, останавливаясь только для того, чтобы перекусить или сделать пару кадров на старенький пленочный фотоаппарат, который тоже нашелся среди его старых вещей. Альфа признался, что ему с юности нравилось фотографировать, но он никогда не воспринимал это как серьезное увлечение, скорее как хобби, чтобы отвлечься от насущных проблем. Он много меня снимал, хотя я тщетно пыталась убедить его, что совершенно не фотогеничная и что он зря тратит пленку. Он отвечал, что я просто не смотрю на себя его глазами, а потому не представляю, насколько я красивая.
Домой мы возвращались через небольшой местный рынок, где иногда покупали что-то к ужину — например, приправы, коих в доме Дугласа была целая кухонная полка. К тому времени, как мы приходили, отец Йона обычно уже заканчивал с приготовлением ужина и мы садились за стол. Каждый раз это было что-то особенно вкусное и не всегда даже идентифицируемое в общем вареве. Дуглас был поклонником разного рода пряных рагу, супов и запеченного мяса, и все это получалось у него просто фантастически. Со временем я наловчилась незаметно отдавать Йону остатки своих порций, не решаясь признаться щедрому повару, что в меня столько просто не влезает — а если влезет, то через пару месяцев его сыну станет куда труднее поднимать меня на руки. За ужином мы обычно много говорили. Хозяин дома рассказывал о своей юности, о службе в Церкви и разных забавных и трогательных историях из того периода.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда он заговорил об этом в первый раз, то, думаю, мы все ощутили некоторое напряжение, повисшее в воздухе, и на то были свои причины. Нам понадобилось несколько подобных вечеров, наполненных разговорами ни о чем, прежде чем мы наконец рискнули заговорить о том, что было на самом деле важно.
— Когда в прошлом году Йон обратился ко мне за помощью, я столкнулся с весьма… недвусмысленным сопротивлением, — признался Дуглас, нахмурившись и переплетя пальцы обеих рук. — Все знали легенду об истинной связи и были не прочь пересказать ее, но стоило мне начать задавать вопросы более конкретного толка, рты и двери тут же закрывались. Я тогда написал несколько писем своим старым знакомым из разных приходов, но только один из них прислал мне какой-то более или менее внятный ответ. Остальные либо ничего не знали, либо… умело притворялись, что ничего не знали. Мне еще тогда показалось это странным, но я ничего не мог поделать. Я не был уверен, что стоит продолжать давить и что я таким образом не сделаю только хуже.
— Ничего страшного, — покачал головой Йон. — Спасибо, что хотя бы попытался. Мне тоже совсем не нравилась идея ставить тебя под удар, но тогда казалось, что другого выхода нет. Тебе я хотя бы мог доверять.
— Вы знали отца Евгения? — меж тем спросила я, уже привычно поднимаясь, чтобы собрать тарелки, пока Дуглас наливал нам чаю.
— Я… не был знаком с ним лично, — помедлив, отозвался тот. — Но о нем ходило множество противоречивых слухов. Благодаря своей настойчивости и умению добиваться собственных целей, он поднялся достаточно высоко и, говорят, даже был лично знаком с кардиналом Боро.
— Кардинал это же глава Церкви Восточного города, так? — на всякий случай уточнила я.
— Да, верно, — подтвердил Дуглас, передавая мне через Йона чашку с чаем. Он пах мятой и мелиссой, а еще чем-то пряным, и я бы не удивилась, если бы узнала, что в заварку, помимо всего прочего, старший альфа кинул щепотку перца. Это было очень в его стиле. — Церковь Чистых дней имеет строгую иерархию, начиная от послушников, которых она набирает в приютах или центрах для трудных подростков, и заканчивая, собственно, самим Иерархом, который управляет всем из своей резиденции в Этерии. Он назначает кардиналов, которые распределяют между собой территории влияния. Кардинал Боро стоит во главе церковной общины Восточного города, а она, в свою очередь, является одной из самых крупных в мире. Кардиналы обладают невероятной властью, они часто входят в состав городского совета или напрямую влияют на принятие тех или иных решений, в том числе касаемо распределения бюджета.
— Значит, кардинал Боро должен быть в курсе того, что происходило в том году, верно? — уточнила я.
— Не думаю, — покачал головой Дуглас. — Все это, откровенно говоря, попахивает самодеятельностью, которая бы вряд ли была одобрена свыше. Если бы за вашей поимкой стоял кардинал, а не просто кучка фанатиков во главе с пусть даже высокопоставленным, но все же просто священником, вы бы не смогли вот так просто скрыться. Я уже сказал, Церковь очень плотно сотрудничает с городскими властями, а вы, судя по рассказам Йона, успели порядочно наследить. То, что твоей подруге, Хана, удалось так легко уехать из города, и то, что твою семью до сих пор не отыскали и не заставили выступать по телевидению со слезными мольбами тебе объявиться и позволить Церкви тебе помочь, говорит о том, что все это достаточно местечковая афера, не самая профессиональная и продуманная. В крайнем случае кардинал знает о том, что подобный инцидент имел место, однако в отличие от брата Евгения он не считает вас и вашу метку чем-то, что требует особо пристального внимания. В конце концов, за столетия своего существования Церковь не единожды имела возможность изучать носителей, а если это ни к чему так и не привело, значит их ценность, как таковая, не слишком высока.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})