— Хана?
— Мм? — Я неохотно приоткрыла один глаз и обнаружила, что Йон стоит рядом с моим стулом.
— Идем спать, хорошо? — улыбнулся он.
— Я уже да, сейчас иду, — кивнула я, прикидывая, как бы сдвинуть с места свое тело, если оно вполне недвусмысленно вросло в стул и, вероятно, уже пустило корни. Мой альфа покачал головой, а потом наклонился и, просунув руки мне под голову и под колени, поднял нас вместе с котом. Что характерно, последнего это вообще ни в кой мере не смутило и не вынудило изменить свое положение в пространстве.
— Ну ты чего, не нужно было, — попыталась было возмутиться я, но сопротивляться сил уже не было.
— Пап, моя комната ведь свободна? — уточнил мой альфа, обернувшись к отцу, который неторопливо убирал со стола.
— Конечно, — кивнул тот, глядя на нас с каким-то особенным ласковым сиянием в темных глазах. — Я утром постелил свежие простыни, так что постарайтесь… испачкать их не сразу.
Кажется, мы смутились оба, хотя старательно изобразили, что не поняли, о чем идет речь. Эта секундная неловкость помогла мне проснуться, и когда Йон принес нас с Сахаром в нужную комнату, я уже вовсю вертела головой, с любопытством оглядывая обстановку. Было похоже, что это помещение использовали скорее как склад для разных ненужных вещей и предметов мебели, но сейчас все это было сдвинуто в угол и накрыто чехлами, а большая полуторная кровать с совершенно потрясающим металлическим изголовьем в виде переплетающихся шипастых стеблей походила на сугроб свежевыпавшего снега, буквально поскрипывая от чистоты свежего белья.
— Ты сказал, это твоя комната? — уточнила я, когда альфа поставил меня на пол, а кот, выразивший крайнюю степень досады по этому поводу, спрыгнул с моих рук и удалился восвояси.
— Я ночевал тут, когда навещал отца в прошлые разы, — кивнул он, ставя наши рюкзаки в угол и тут же принимаясь копаться в своем. — Он перевез сюда мои вещи из нашего старого дома в Восточном городе. Я все хотел их разобрать и выкинуть половину, но как-то не до этого было.
— Вот значит как, — заинтересованно протянула я, с куда большим любопытством теперь глядя на скрытую чехлами кучу мебели в углу. — А что там такое?
— Всякая ерунда в основном, — пожал плечами он. — Одежда, какие-то диски, еще всякое по мелочи. Сам толком не помню. Хана!
— Что? — невинно уточнила я, уже успев нырнуть в недра его склада. — Мне безумно интересно! Все пытаюсь вообразить тебя подростком и…
— И что? — изогнул бровь он.
— Не знаю, — честно призналась я. — Мне легко представить тебя совсем ребенком, но вот каким ты был лет в пятнадцать… У тебя тут есть где-нибудь фотографии?
— Не знаю, поищи, — пожал плечами он. — Я не особо любил фотографироваться. И не думаю, что тебе бы понравилось то, каким я был подростком. Я рос быстрее, чем успевал к этому приспособиться. Поэтому был жутко неуклюжим и стеснялся своего тела.
Получив от него добро, я начала с энтузиазмом копаться в его вещах, рассматривая старые компакт-диски, выцветшие билеты в кино, немногочисленные книги, в основном на религиозную тематику, какие-то сувениры, толстые тетради с записями, которые я тактично не стала читать, пару выцветших футболок с героями японских мультфильмов на них и, наконец, большую жестяную коробку, в которой, судя по звукам, как раз лежали какие-то карточки или фотографии. Уверенная, что нахожусь на верном пути, я успела даже вскрыть ее немудреный замочек, вскользь удивившись, зачем он вообще нужен, а потом у меня перед глазами мелькнуло что-то размытое и смутное, прежде чем Йон без предупреждения вырвал коробочку у меня из рук.
— Это не то, — отрывисто произнес он, так сильно прижав ее к груди, что крышка слегка погнулась.
— А что там? — удивилась я, немного опешив от случившегося.
— Ничего… интересного. Зверь его дери, я думал, что он их выбросил. — Альфа выглядел таким смущенным, растерянным и раздосадованным одновременно, что мое любопытство взыграло с новой силой.
— Лучше скажи сам, а то я такого надумаю, сам не рад будешь, — выразительно двинула бровями я, сложив руки на груди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Тебе правда необязательно это знать, маленькая омега, — покачал головой он. — Просто поверь мне.
— Там точно были какие-то фотографии, — уперлась я. — Тебе незачем стесняться. Даже если ты был… толстенький и прыщавый в юности, это неважно. Я бы любила тебя даже таким. Пока у тебя эти глаза и эта улыбка, все остальное вообще неважно. Йон, тебе не нужно беспокоиться, что…
— Там не мои фотографии, — перебил меня он, кажется, уже трижды про себя прокляв тот момент, когда разрешил мне влезть в его вещи. — Там просто вырезки из разных журналов и… еще всякое.
— Оу, — немного опешила я, а потом до меня вдруг дошло, о чем он говорил. — Оу!
— Все подростки это делают, — вяло пожал плечами он, все-таки покраснев. — У отца не было видеомагнитофона и интернета тоже, так что приходилось обходиться печатной продукцией. Я прямо сейчас все это выброшу.
— Точно не хочешь мне показать? — кокетливо уточнила я, глядя на него из-под ресниц.
— Нет, — категорически отрезал он. — Я не уверен, что сам бы сейчас смог посмотреть на это все без чувства испанского стыда. Может, у меня и не вставал на омег, но вот в остальном Великий Зверь не поскупился наделить меня… потребностями, которые приходилось как-то удовлетворять.
— Мне нравится смотреть, как ты это делаешь, — мечтательно улыбнулась я, подходя к нему.
— В каком смысле? — не понял Йон, убрав злосчастную коробку на верх шкафа, откуда у меня с моим ростом ее едва ли получилось бы достать. Впрочем, учитывая, что он был против, я все равно не собиралась этого делать.
— Не знаю, когда ты сам… контролируешь свое удовольствие, когда… сжимаешь его так сильно и так уверенно, в этом есть что-то такое первобытное и очень сексуальное, — отозвалась я, обняв его за шею и прижавшись всем телом. — Раньше меня это не заводило, но, когда это делаешь ты, у меня какие-то совсем другие реакции.
— Вот как? — улыбнулся уголком губ он, инстинктивно втягивая носом мой усилившийся запах. — А что еще тебя заводит?
— К сожалению, почти все, что ты делаешь, — вынуждена была с легким вздохом признать я. — За некоторыми гигиеническими исключениями.
— Хочешь сказать, я несексуально сижу на горшке? — не упустил случая подколоть меня мигом развеселившийся альфа.
— Тебе вроде двадцать один год, а ведешь себя иногда как детсадовец, — фыркнула я, наморщив носик. — И шутишь на том же уровне.
— Но ведь мои шутки тебя заводят, правда? — уточнил он, гладя мою спину и иногда спускаясь ладонями ниже.
— В случае с горшком не сказала бы, — помотала головой я, не собираясь сдаваться так просто. — Тебе стоит поработать над шутками ниже пояса.
— Мое любимое место работы, — ухмыльнулся он, а потом, подхватив меня под бедра, уронил на кровать, и мы оба буквально утонули в мягкой взбитой перине, словно ухнув в кучу тополиного пуха. — Приступим прямо сейчас?
И хотя я в самом деле ощущала себя исключительно вымотанной, отказать ему у меня, как всегда, не вышло. Поначалу меня немного смущала и останавливала мысль о том, что мы в доме не одни и что наши запахи, даже если мы ведем себя тихо, выдают нас с головой, но через какое-то время это совершенно вылетело у меня из головы.
— Кажется, твой отец больше нуждался в обществе сына, чем в помощи по дому, — проговорила я позже, когда мы, насытившись друг другом, лежали в темноте и слушали, как по саду разливаются соловьиные трели. Моя голова уютно уместилась у альфы на плече, и он рассеянно водил пальцами по моей обнаженной и чуть влажной от пота спине, рассылая по ней волны приятных мурашек.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да, мне тоже так показалось, — со вздохом признал Йон. — Он мог бы просто сказать, что соскучился, а не… устраивать всю эту драму. Он всегда был крепким, я поэтому так и испугался, когда он сказал, что не может сам себя обслуживать и что ему нужна помощь. Я думал застать его прикованным к постели, а не… чувствовать себя идиотом, которого уложил на лопатки древний старик.