Во мне какая-то тоска, нежность и немного мудрости, ищущей формы. Порой в голове проносятся обрывки диалогов. Образы и фигуры. Настроения. Внезапный прорыв к чему-то, что должно стать моей собственной правдой. Человеколюбие, за которое нужно бороться. Не в политике, не в партии, а в самой себе. Но ложный стыд еще не дает мне выразить это. И Бог. Девочка, которая не могла стать на колени и которая училась этому на жесткой кокосовой подстилке в неубранной ванной комнате.
Но эти вещи еще более интимны, чем все, что касается сексуальности. Мне бы хотелось этот процесс, как девочка училась коленопреклонению, изобразить со всеми нюансами.
Вздор. Да что там говорить, у меня достаточно времени, чтобы писать. Возможно, даже больше, чем у других. Дело во внутренней неуверенности. Но почему? Потому что ты считаешь, что должна высказывать гениальные вещи? Потому что неспособна выделить главное? К этому приходят постепенно. Это и есть «быть верной самой себе». Да, S. всегда прав. Я так люблю его, и одновременно во мне все сопротивляется. И это сопротивление связано с такими глубокими вещами, к которым у меня пока вообще нет никакого доступа.
Воскресенье [23 ноября 1941], 10 часов утра. Интересна взаимосвязь между некоторыми моими настроениями и месячными. Вчера вечером — явно «приподнятое» настроение. А ночью — как будто внезапно изменилось все мое кровообращение. Совершенно иное ощущение жизни. Ты не знаешь, что происходит, и вдруг понимаешь: это предстоящие месячные. Подчас я думала: для чего это бессмысленное, ежемесячно создающее столько трудностей представление, если я не хочу иметь детей. И однажды в поисках спокойной жизни опрометчиво подумала, не избавиться ли мне от матки. Но самого себя нужно принимать таким, каким ты создан, и не говорить, что все это только в тягость. Взаимодействие души и тела — таинство. Странно мечтательное, словно просветленное настроение вчерашнего вечера и мое состояние сегодняшним утром — следствия изменений в моем теле.
Этой ночью я ответила недавно всплывшему «комплексу еды» сновидением. Поначалу сон показался мне очень отчетливым, но когда я захотела его записать, он не поддался. За столом люди, среди них я и S. Он сидит во главе стола и говорит что-то вроде: «Почему ты не навещаешь других людей?» Я: «Из-за всех этих трудностей с едой». И тогда он взглянул на меня с таким свойственным ему одному выражением лица, что для его описания мне понадобится вся моя жизнь. Оно появляется, когда он злится, и, на мой взгляд, это одно из самых сильных выражений его лица. Я прочла в нем что-то типа: «Вот ты какая. Неужели еда так важна для тебя?» И я почувствовала: теперь он видит меня насквозь, теперь он видит весь мой материализм. Нет, не получилось хорошо пересказать. Но очень сильное ощущение того, что он раскусил меня и теперь знает, какая я на самом деле. И от этого — ужас.
Последствием «просветленной» дали этой ночи были покой и вновь обретенное для всего пространство. А также немного влюбленности и еще большей расположенности к Хану. И никакой враждебности по отношению к S. и к работе. Я все равно пойду своей собственной дорогой. А этот небольшой окольный путь — совсем нестрашно. К чему торопиться? «Ее жизнь крепла и мало-помалу осуществлялась». Иногда вот такое чувство. Было бы только это правдой. Весь этот просторный, ясный день принадлежит мне, и я медленно, без скованности скольжу по нему. Благодарность, очень осознанная, сильная благодарность за эту большую, светлую комнату с широким диваном, за письменный стол с книгами, за тихого, старого и все же очень молодого человека. А на заднем плане — друг с тяжелым добрым ртом, у которого нет от меня тайн и который порой может неожиданно быть таким таинственным. Но более всего — благодарность за ясность, покой и за веру в себя. Словно я, неожиданно оказавшись в дремучем лесу, легла на спину, чтобы отдохнуть и посмотреть в просторное небо. Через час может снова все поменяться, знаю. Прежде всего из-за этого неустойчивого состояния с бунтующим животом.
Вторник [25 ноября 1941], 9.30 утра. Во мне что-то происходит, и я не знаю, это только настроение или нечто более существенное. Будто бы я одним рывком вернулась к своей собственной основе. И при этом стала немного самостоятельней и независимей. Вчера вечером ехала на велосипеде по холодной, темной улице Лересса. Хотелось бы сейчас повторить то, что бормотала тогда: Господи, возьми меня в свои руки, и я послушно, не упираясь, пойду за тобой. Я не буду пытаться уклониться от того, что должно обрушиться на меня в этой жизни, я изо всех сил буду над этим работать. Ты только давай мне изредка короткие мгновения покоя. Я больше не буду с наивностью думать, что воцарившийся во мне мир — навсегда. Я приму и беспокойство, и борьбу, которые потом обязательно вернутся. Мне хорошо в тепле и в безопасности, но я, не сопротивляясь, пойду в холод, если только меня поведет твоя рука. Я повсюду пойду с тобой и постараюсь не бояться. Где бы я ни была, я постараюсь излучать любовь и подлинное человеколюбие, которое во мне есть. Не стоит хвалиться словом «человеколюбие». Никогда не знаешь, имеешь ли ты его на самом деле. Не хочу быть ничем особенным, хочу лишь попытаться стать тем, что во мне есть и ищет своего полного развития. Иногда мне кажется, что я стремлюсь к монастырскому уединению. Но нет, я должна все-таки вести свои поиски здесь, в этом мире, среди этих людей.
И делать я это буду вопреки усталости и отвращению, которые периодически охватывают меня. Обещаю прожить эту жизнь во всей ее полноте, идти все дальше и дальше. Мне иногда кажется, что моя жизнь только начинается, что трудности еще впереди, хотя в то же самое время кажется, что я уже столько пережила. Хочу учиться, хочу попытаться все понять, объяснить. Правда, все, что мне предстоит, что на меня свалится, наверное, собьет с пути, но пусть так будет. Каждый раз благодаря этому я, может, буду становиться более сильной и уверенной. Так будет до тех пор, пока ничто уже не сможет сбить меня с толку. И тогда во мне появится такое внутреннее равновесие, при котором все дороги останутся открытыми.
Такое ощущение, будто меня изо дня в день бросают в большой плавильный котел и что я из него все же каждый раз выкарабкиваюсь.
Бывают моменты, когда я думаю, что моя жизнь — полный провал, что в нее вкралась ошибка. Но происходит это только потому, что жизнь, которую ты ведешь, если ее сравнивать с заранее сложившимися о ней представлениями, всегда будет казаться ошибочной.
Кажется, моя позиция по отношению к S. внезапно изменилась. Будто я одним махом оторвалась от него, но, может, это произошло только в моем воображении. Как будто где-то в глубине души мне вдруг стало ясно, что моя жизнь должна протекать совершенно независимо от его жизни. Вспоминаю, когда несколько недель назад речь зашла о том, что все евреи будут отправлены в концентрационный лагерь в Польшу, он сказал мне: «Тогда мы поженимся, останемся вместе и по крайней мере сможем делать что-то доброе». И хотя я знала, как должна понимать его слова, они несколько дней наполняли меня радостью, теплом, чувством родства. Но сейчас это исчезло. Не знаю, что это, но чувствую, будто я вдруг совершенно освободилась от него и иду дальше своей собственной дорогой. Несомненно, я отдала ему много сил. Вчера вечером, на холодном велосипеде, я неожиданно для себя пересмотрела в ретроспективе, с какой интенсивностью, с какой отдачей в течение полугода я принимала этого человека вместе с его работой и его жизнью. И вот это произошло. Он стал частью меня. И с этой новой частью во мне я иду дальше, но одна. Внешне, естественно, ничего не изменилось. Я продолжаю быть его секретарем, интересуюсь его работой, но внутренне я стала свободней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});