– Все за борт! – рявкнул Колун.
Алекша прыгнул вместе со всеми на отмель, крепко ухватился за борт.
– Раз! – крикнул Колун. Крепкие руки рванули струг и он, тяжеленный от воды, чуть-чуть выполз из реки.
– Два! – еще на полкорпуса.
– Закрепить! – Рыжий метнулся с пеньковым канатом в руках к ближайшему дереву, обмотал и запутал мудреным узлом. Остальные без особой команды бросились черпать воду и собирать пожитки.
Молча собрались под громадной раскидистой ивой. Мужики в команде подобрались как на подбор – здоровые, каленые. Не обращая внимания на холодный ветер, с хохотом и грубыми шутками стали снимать мокрое белье, выкручивать. Развешивать на просушку не захотели – и так высохнет. Алекша быстро разделся, выжал рубаху, штаны, вылил воду из сапог. Успел одеться только до половины, как вдруг над ухом свистнуло, раздался короткий полустон – полухрип и прямо в лицо плеснуло горячим. Ни мгновения не раздумывая, прыгнул за секирой, подхватил щит. Сразу две стрелы воткнулись, едва он успел закрыться. Кто напал, откуда – сразу не понять, потому стали в круг, укрылись щитами. Алекша поправил съехавший на глаза шлем, огляделся из-за кромки щита. Никого не видно, только ветер треплет сучья, рвет листья и траву. Внезапно истошный вопль заглушил все звуки и две дюжины оборванцев с оружием в руках бросилось в атаку. Ушкуйники разом повернулись к неприятелю, дико закричали в ответ, кинулись навстречу. Грохнули удары мечей и топоров о щиты, вскрикнули первые раненые.
Алекша побежал было вместе со всеми, но вспомнил, что первый крик раздался с противоположной стороны, остановился. Обернулся и сразу отпрыгнул – прямо в лицо летит палица! Рукоять слегка задела, под глазом запекло и тонкая струйка потекла по щеке. Жар бросился в лицо, ярость нахлынула штормовой волной. Сжал крепче секиру, укрылся щитом. Из кустов поднимают трое, быстрым шагом идут навстречу. Принял удар на щит, ответил. Двое начали бить с боков, один заходит со спины. Алекша швырнул щит в голову одному, меч второго принял на секиру, рубанул в ответ. Острое тяжелое лезвие пробило деревянный щит, как бумажный и врубилось прямо в лоб. Рванул секиру на себя, перехватил обеими руками, обрушил на второго. Тот успел подставить меч, но это не спасло – лезвие коротко хрустнуло, ломаясь, разрубленная голова разломилась на две половинки. Все произошло за считанные мгновения, третий, тот, что начал заходить со спины, даже не понял, что произошло, почему его соратники вдруг попадали на землю, все в крови, а их противник – один! – жив здоров, да еще и щит отбросил, с одной секирой остался.
Алекша нехорошо улыбнулся, шагнул вперед. Разбойник отступил, опасливо оглянулся – основная драка идет сзади и пока оттуда никто не вышел, не идет на помощь ни ему, ни противнику. Приподнял щит, так что между краем и шлемом осталась узкая щелочка, всмотрелся – перед ним стоит еще совсем молодой парень, ну мальчишка почти, с таким биться стыдно, так, отмахнуться и идти дальше. Но этот мальчишка держит секиру как матерый воин, руки и грудь в буграх мышц, он почти походя убил двоих, а они были лучшими в шайке! Что за чудо такое? Алекша перебросил секиру с руки в руку, оценивающе посмотрел на противника. Перед ним стоит крепкий мужик, до тридцати, не раз битый жизнью и врагом, в добротной броне. По осанке, прямой спине и еще чему-то неуловимому понял, что перед ним не простой бродяга, а воин, живущий разбоем. Он вождь этой шайки, наверняка установил в банде железную дисциплину, держит твердой рукой и пока цел, разбойники не побеждены. "Серьезный дядя, – подумал Алекша, – а я… эх, хорошо штаны успел натянуть!» Сильный порыв холодного ветра ожег голую грудь, кожа пошла пупырышками, мышцы окаменели. Пальцы сжались на черемуховой рукояти секиры.
Крики сражающихся усилились, но кто побеждает, непонятно. Атаману разбойников внезапно стало стыдно – перед ним полуголый мальчишка с топором и пусть он зарубил двоих его лучших людей, но ведь он – воин, а стоит и раздумывает. Атаман выпрямился, отшвырнул щит, взял меч обеими руками и сделал шаг вперед. Они прыгнули навстречу друг другу одновременно, будто по единой команде. Меч и секира рассекли ледяной воздух и столкнулись, как две молнии. Меч звенел громко, победно, секира отвечала глухо, угрожающе. По голой груди Алекши потекла кровь из ран. Атамана пока спасала броня, но недолго. От беспощадных, злых ударов железо трещало, рвалось, резкий скрежет возвещал, что оно не в силах защитить хозяина. Атаман ощутил, как чужая сталь пробивает грудь, ломает ребра и вот-вот достанет сердце. Отскочил назад, парировал свирепый удар…
Алекша ощутил, что ярость ушла, осталась только холодная расчетливость. Он рубился с опасным противником спокойно, как с деревянным «болваном» на дворе боярина Твердослова. Пользуясь тем, что нет тяжелых доспехов, ловко уклонялся от ударов, уходил в сторону и бил по кровавым пробоинам в панцире. Тяжелое лезвие секиры врубалось в багровые дыры, кровь брызгала во все стороны, ледяной ветер жадно хватал ее и уносил прочь. Поймал мгновение, когда главарь разбойников отвел руку для удара наотмашь. Атаман ослабел, замешкался чуть-чуть. Промедление стоило жизни. Тупой конец секиры своротил ему челюсть, так что остатки зубов разлетелись веером. Вторым ударом лезвие глубоко рассекло шею. Изрубленный, окровавленный, атаман валится на холодный песок. Алекша медленно опустил секиру, провел ладонью по горячему лбу. Смутно удивился, что лоб сухой, опустил глаза. Широкая грудь залита кровью, своей и чужой, стекает на штаны, они напитались так, что блестят. Напряг и распустил мышцы – все целы, боли нет, значит кровь из мелких неопасных порезов, можно не обращать внимания. Сражение ушкуйников с разбойниками еще продолжалось. Кое-кто из новгородцев увидел победу Алекши, торжествующе заорал и они нажали на врага с удвоенной силой. Искать рубаху и кольчугу некогда, Алекша подхватил чей-то щит, твердым шагом спокойно подошел к месту схватки…
Напавшие видели, как бесславно погиб их предводитель с двумя ближайшими помощниками от руки полураздетого мальчишки. Ушкуйники, наоборот, приободрились и усилили натиск. Звон мечей и секир загремел с новой силой, сразу несколько голосов торжествующе заорало и последние разбойники пали в бою. От рук таких же, только нанятых на службу. Когда Алекша приблизился, последний упал на холодную землю под ударами сразу троих. Колун, дравшийся в первых рядах, вытер вспотевший лоб, весело подмигнул и вразвалочку пошел к месту стоянки. От него просто веет радостью и счастьем – наконец-то подрался как следует! Команда струга расположилась на земле, совершенно не обращая внимания на холод и ветер. Ушкуйники перевязывали друг другу мелкие раны, порезы, шутили и смеялись, словно только что закончилось представление скоморохов. Никто серьезно не пострадал, отделались ушибами и царапинами. Громко кричали, пересказывая друг другу, как лихо дрались с негодяями, посмевшими напасть на мирных купцов – это о себе! – и как они, мирные купцы, с божьей помощью, расправились с лиходеями. Прошло едва десять минут, а все уже врали и хвастались напропалую. Алекша сорвал несколько стебельков целебной травы, растер с листьями подорожника, приложил к порезам и замотал чистой тряпкой. Накинул рубаху, кожаную куртку – горячка боя прошла, чувствовался холод.
– Ты неплох. Твердослов не соврал, – раздался голос, – дерешься, как нечистая сила.
Алекша поднял голову – перед ним стоит Колун, одобрительно качает лохматой головой.
– Чего это нечистый, – обиделся Алекша, – я моюсь. Вот и сейчас пойду, отмою кровь.
– Не сердись, так говорится, – ответил Колун. – У ромеев вера в бога Христа, все остальные считаются нечистой силой. Эти боги или демоны очень сильны.
Алекша поднялся.
– Я знаю, – ответил он, – читал в книгах ромейских.
– Так ты еще и грамотный! – поразился Колун. От великого удивления он даже отступил на пару шагов. – Ну вот это да-а! А Твердослов не сказал, паразит. Крепкий, говорит, парень, в дороге такой понадобится. И все. Может, ты еще и счету обучен, а?
– Математику знаю, – с достоинством ответил Алекша, – могу записывать цифры арабскими знаками, могу ромейскими.
Колун разинул рот, выронил секиру – еще держал в руке – да прямо на ногу…
– Ух, ядрена… во как… ну, дела!
Он отошел еще на шаг, чуть наклонил голову набок.
– Ну так ты… это… больше не рыскуй так-то, а то мало ли… тово. Ты вот что, – быстро заговорил Колун, будто опомнившись, – в драки больше не лезь, для такого у меня дурней хватает, – оглянулся на остальных, – в торговом деле голова важней силы, думать надобно, а думающих мало. Иди ко мне в помощники. Если согласишься, деньгой не обижу, вернешься в Киев богатым, девку какую хошь себе выберешь, самую раскрасавицу, а не эту, твердословиху, а?