Но пока что Гейл трещит без умолку. Вонни слышит ее голос в коридоре. И тихий голосок мальчика Уинн. Рейнольдс начинает терять терпение. Но дело не только в этом. Похоже, он боится Вонни.
— Что тебе нужно? — спрашивает он.
— Денег, — отвечает Вонни, почему-то возбужденная своей грубой прямотой.
— Ни за что, — наотрез отказывает Рейнольдс.
Забавно. Он даже ни на секунду не задумался.
— Сказать тебе, зачем мне деньги? — вежливо спрашивает Вонни.
«Сказать тебе, как однажды утром в твоего внука воткнули тридцать две иголки? Сказать тебе, что если я когда-нибудь буду так холодна со своим ребенком, то пусть меня застрелят в сердце?»
— Нет, мне неинтересно, — отвечает Рейнольдс.
На письменном столе отца лежит латунный нож для разрезания писем. Вонни завороженно глядит на его холодное острое лезвие.
— Думай что хочешь, — продолжает Рейнольдс, — но я тебе ничего не должен.
Саймон, наверное, только что проснулся после дневного сна. Вонни не знает, заплачет ли он, поняв, что мамы нет рядом. Неужели ребенком она клала голову на отцовскую подушку, как Саймон, когда приходит к ней под бок? Неужели отец держал ее за руку при переходе через улицу? Вонни не в силах поверить, что для Саймона она то же, что и Рейнольдс для нее. Тождество тут невозможно, и все дело в проклятых деньгах.
— Мне нужно пять тысяч долларов, — говорит Вонни.
— Заработай, — предлагает Рейнольдс.
Мать Вонни, Сюзанна, клянется, что влюбилась в Рейнольдса из-за его внешности. Это раздражает Вонни — ведь она захотела Андре по той же причине. Она влюбилась в его темные волосы и одежду: бирюзовую футболку и потертую коричневую кожаную куртку. Влюбилась в жар, которым дышала его кожа. Но это еще не все. Как ни странно, Вонни понравилось его молчание. Казалось, он действительно ее слушает. Мать рассказала, что самым привлекательным в Рейнольдсе были его честность и презрение к деньгам.
Ужасно, как глубоко люди могут ошибаться друг в друге. Еще ужаснее думать, что первоначальное суждение было верным, что можно измениться полностью, до неузнаваемости. Вонни не уверена, что мать узнает Рейнольдса, если встретит его на улице.
Гейл открывает дверь кабинета. Она замирает, увидев Вонни, но быстро приходит в себя. Закрывает за собой дверь и улыбается.
— Вонни! — восклицает она; и мгновение Вонни кажется, что Гейл пересечет комнату и заключит падчерицу в объятия.
Вместо этого Гейл подходит к Рейнольдсу, целует его и пятится назад.
— Уинн дома, — со значением произносит она.
Хотя для сердечного приступа Вонни еще слишком молода, ее сердце колотится невыносимо быстро.
— Мы беседуем о деньгах, — сообщает Рейнольдс жене.
— Именно. — Голос Вонни срывается, но она не пытается успокоиться, хотя знает, что Рейнольдсу отвратительно все, хоть немного похожее на истерику. — Дашь ты мне денег или нет? — спрашивает она. — Хватит тратить время попусту. Нам это ни к чему.
— Успокойся, — говорит Рейнольдс.
Вонни чувствует, что Гейл изучает ее. Возможно, она меняет диагноз.
— Я охотно дам тебе пять тысяч, — сообщает Рейнольдс.
Намека на истерику в своем собственном голосе он тоже не потерпит.
Вонни неожиданно понимает, что нечто сокровенное, известное ей об отцовском детстве, может оказаться ложью. Сюзанна рассказала, что отец Рейнольдса привязывал его к кровати, когда он отказывался спать. Вонни не понимает, как бабушка выдерживала вопли. От криков Саймона она глупеет и злится и готова на все, лишь бы их прекратить.
— Но не задаром, — добавляет Рейнольдс. — Я хочу, чтобы ты подписала отказ от имущества, обещанного при разводе.
Вонни не сразу понимает, о чем речь. Он забыл, что развелся не с ней?
— Я хочу сам принимать решения, — поясняет Рейнольдс. — Я сам, черт побери, вправе принимать решения.
То есть Вонни получит кукиш, а не половину наследства, на что Рейнольдс согласился, торопясь расторгнуть брак с Сюзанной. Вонни никому не говорит, сколько ей достанется. Даже Андре не знает, что его теща, которая в последнее время вместе с соседкой высматривает по вечерам на веранде НЛО, вынудила Рейнольдса согласиться на ее условия.
Вонни видит, как внимательно Рейнольдс и Гейл следят за ней, и понимает, что они у нее в кулаке. Сейчас отец и мачеха сделают все, что она попросит, лишь бы заполучить ее подпись. Чтобы проверить свою власть, Вонни просит чашечку чая.
Гейл вскакивает с подлокотника дивана, на котором сидит, и бежит в коридор звать Оделл. Поспешность Гейл наводит Вонни на мысль, что можно попросить десять или пятнадцать тысяч. Или даже попытать удачи и попросить двадцать. Рейнольдс будет орать на нее, даже захочет ее ударить, но в конце концов, наверное, согласится. Она думает, как много значат эти деньги. Думает о счетах за электричество и газ, об обучении в колледже, о полном шкафе новых платьев. Но что-то останавливает ее. Заставляет лениво закинуть ногу на ногу и гадать, принесет ли Оделл лимон для чая. Как глупо было надеяться остаться на ночь! Она едва удерживается от смеха.
Гейл возвращается с чаем. На подносе есть и тарелочка с нарезанным лимоном, и маленький серебряный сливочник. Хотят попотчевать ее сливками. Вонни знает, что они так же добры к своей кошке, холеной черной твари, кличку которой она никак не может запомнить. Вонни пьет чай и прикидывает, успеет ли добраться до Пенсильванского вокзала за двадцать минут, до часа пик. Лонг-Айлендская ветка доставит ее к Джилл еще до ужина. Сегодня Вонни будет спать за два дома от своего старого жилья. Когда-то ее отец пек домашние яблочные пироги, в пику, как она теперь знает, фабричным пирогам, которые выпускал дед. Сперва он резал яблоки на широкой деревянной доске. Затем выжимал на ломтики лимон, чтобы они не потемнели, пока он готовит тесто. Он рубил масло с мукой и замешивал тесто, раскачивая кухонный стол. Отец использовал только коричневый сахар и предпочитал зеленые яблоки красным. В каждом его пироге было четыре яблока, с кожицей, но тщательно вырезанными серединками.
Вонни не сомневается, что Оделл велели держать Уинна на кухне. Жаль. Хорошо бы посмотреть на него и поискать знакомые черты. Она говорит Рейнольдсу, что не может согласиться на его условия, и он отвечает, что так и думал. Он считает, что во всем виноваты деньги. На самом деле — выражение его лица, когда он спросил, где она остановилась. Вонни хочется поскорее выбраться на жаркую улицу, долго бежать через похожий на пещеру вокзал, чтобы не опоздать на поезд. Она бросается к двери. Ей так хочется покинуть отцовский дом, что она не может успокоиться, пока лифт не спускается на первый этаж.