стояла согнутая в три погибели старуха в чёрном монашеском одеянии. Она тяжело опиралась на клюку и внимательно разглядывала Стешу. Тёмное морщинистое лицо, крючковатый нос, провалившийся беззубый рот и кустистые, низко нависавшие над глазами брови делали её похожей на бабу Ягу.
– Здравствуйте, бабушка! – сказала Стеша, глядя на неё с нескрываемым удивлением и жалостью.
– Здравствуй… – скорее выдохнула, чем сказала старуха, разглядывая её лицо, – Анастасия, как есть, Анастасия… А я уже и не чаяла тебя дождаться.
Её скрипучий голос был слаб и безжизненен.
– Вы меня ждали? – удивилась Стеша, – Почему?
– Так было написано на роду… – ответила старуха.
– На чьём роду?
– На твоём, последней из рода Тумановых.
– Я не Туманова, я Буренкова, – ответила Стеша, не желая вводить старую, наверняка потерявшую память, женщину в заблуждение. – Степанида Буренкова.
– Твоего отца звали Никитой? – спросила старуха, не обращая внимания на её слова.
– Да, Никитой. А откуда вы знаете? – удивилась Стеша.
– Знаю. Где он сейчас?
– Он умер, когда я была совсем маленькой. Утонул в реке вместе с моей мамой. Меня растила бабушка. Она тоже умерла, три года назад.
– Муж есть?
– Нету. – ответила Стеша, но, не желая лгать, тут же исправилась – я от него ушла.
– Пошто так? – строго спросила старуха.
– Сильно пил.
– Небось и бивал?
– Бывало… – вздохнула Стеша.
– Ничего на Руси не меняется… – проскрипела старуха, качая головой. – Ну да бог с ним. Похоже, отец твой тоже умер не зная, кто он и откуда. Значит, Анна сдержала клятву, сохранила тайну до самой своей смерти.
– Тайну? Наверное, сохранила… – задумчиво произнесла Стеша, вспомнив бабушкины недомолвки и нежелание говорить о своём прошлом, – вижу, вы эту тайну знаете. Можете мне её рассказать?
– Не спеши, всё расскажу. Немного погодя. Устала. Ох, боюсь, не успею.
– Давайте, я вам помогу. Куда вас проводить?
Стеша взяла её под руку. Тут же рядом возник, словно вырос из – под земли, Родька, и приговаривая, – «мама, зачем поднялась, мама, нельзя, нельзя»… – стал ей помогать.
Вдвоём они провели едва передвигавшую ноги старуху в небольшую деревянную сторожку, стоявшую неподалёку, и уложили на деревянный топчан, накрытый ворохом давно нестиранного тряпья. Стеша с трудом высвободила из её рук клюку, поставила в угол и присела на второй топчан, видимо, служивший постелью для Родьки. Старуха лежала, не шевелясь, и казалось, уже не дышала.
Стеша взяла холодную, словно восковую, руку в свои ладони и стала согревать, желая вдохнуть жизнь в немощное тело. При этом она оглядывала комнатушку с единственным запылённым, затянутым паутиной окошком. В едва пробивавшемся сквозь него свете была видна донельзя закопчённая печь с вмазанным в неё ведёрным чугуном, наполненным водой. Рядом с ним стоял закопчённый чайник, ещё один, пустой чугунок меньшего размера и помятая, тоже пустая, алюминиевая кастрюлька.
В углу стоял громоздкий сундук с кучей тряпья. Над ним висела примитивная деревянная полочка, на которой стояли небольшая стопка глиняных мисок с деревянными ложками, тройка выщербленных кружек, а так же несколько берёзовых туесков и стеклянных банок.
Надо было что – то предпринимать для того, чтобы вернуть к жизни единственного свидетеля, знавшего о её предках.
– Дружочек, – позвала Стеша, – ты где?
– Родька, Теша, Машка, дружочек… – защебетал Родька, появляясь в дверном проёме.
– Родечка, маму надо покормить. Нужен чай, какая – нибудь еда. У вас есть еда?
– Еда… – протянул Родька, мечтательно щурясь.
Видимо, никакой еды, кроме козьего молока да пойманной Родькой рыбы, судя по рыбьим чешуйкам, присохшим к столу, у них давно уже не бывало.
– Если еды нет, надо развести огонь, и я что – нибудь приготовлю.
– Огонь! Еда! Огонь! – запел Родька на разные голоса и вприпрыжку выскочил за порог, но тут же вернулся, и, заглядывая в Стешины глаза, строго сказал: – Теша, прятки нельзя. Прятки не- Нет – нет, мой дорогой. – ответила Стеша, – не бойся, никуда я не уйду. Разве я могу оставить вас одних?
– Дорогой, Теша, дружочек, огонь, еда… – обрадовался Родька.
Стеша поднялась и стала оглядывать полку в поисках хоть каких-нибудь продуктов. В туесках нашлось немного муки, сушеных грибов, горсточка риса, сбор сушеных трав, несколько чёрных сухарей и сухих просфорок.
Значит, связь с миром у них всё – таки есть, поняла Стеша. Судя по наличию просфорок, Родька (у старухи на это вряд ли хватило бы сил), ходит в церковь в ближайшее село, или их навещает какой – то человек. Это значит, у неё есть возможность выйти к людям. Однако, теперь она не могла себе позволить оставить этих беспомощных людей на произвол судьбы.
В ожидании Родьки Стеша нашла веник и какую – то тряпку, смахнула паутину, подмела пол и тщательно протёрла окно. В комнате немного посветлело. В углу она обнаружила толстый пень, на котором стояла кадка с водой и плавающим в ней деревянным ковшиком. Стеша зачерпнула воды, сделала пару глотков, и, повернувшись к старухе, заметила, что та наблюдает за нею из – под приспущенных век.
– Вам уже лучше? – спросила Стеша, склоняясь над нею, – Может, вы хотите пить? Давайте, я вас напою.
Старуха слабо шевельнулась. Стеша поставила ковшик на стол и, слегка приподняв ей голову, напоила из ложки, приговаривая:
– Сейчас Родька принесёт дрова и я сварю вам грибной супчик и кашу. Вы хотите супчик?
Из глаз старухи ручьями потекли слёзы. Вытирая их краешком её чёрного платка, Стеша вспомнила покойную бабушку, свой покинутый дом, трагедию, произошедшую прошлой ночью и тоже заплакала.
– Ничего – ничего, – сказала она, стараясь сдерживать всхлипы, – я вас не оставлю и всё у нас будет хорошо.
Съев по нескольку ложек ароматного грибного супа и рисовой каши на свеженадоенном Родькой козьем молоке, старуха заметно ожила. Дав ей немного отдохнуть, Стеша достала из – за пазухи свёрток с иконой. Развернув его, положила икону на стол, а край полотенца смочила тёплой водой, собираясь обтереть женщине лицо и руки.
Увидев икону, старуха заволновалась, протянула к ней руки и попыталась приподняться.
– Вы хотите на неё посмотреть? – спросила Стеша.
– Да… Дай мне её, дай… – потребовала старуха неожиданно твёрдым голосом.
– Лежите – лежите, я вам её подам. Это икона моей бабушки.
Старуха взяла образок в руки, трижды перекрестилась, поцеловала, и, повернув к себе тыльной стороной, стала медленно водить пальцами по гладкой металлической поверхности. Наконец, что – то нащупав, воскликнула:
– Да, это она. Гляди сюда…
Стеша посмотрела на место, где застыл её палец, и увидела выгравированный вензель, похожий на тот, что выбит над входом в графский дом.
– Эта Богородица, жалованная прадеду графа, Григорию Туманову императрицей Екатериной второй. – медленно, с придыханием и частыми длинными паузами, заговорила старуха, – Значит, Анна унесла её с собой, и, как и обещала, сохранила для их внука. Теперь уже нет никаких сомнений в том, что ты действительно наследница Тумановых, правнучка Арсения Туманова, внучка Владимира Арсеньевича, дочь графа Никиты Владимировича