воцарилась тишина.
Закрыть
Странное чувство, новое, дарящее покой и радость ласкало обоих. От него было приятно. Останавливать всё это совершенно не хотелось, но Мария стала ощущать смущение. Она опять обратила внимание на обнажённый торс Виллиама и не знала, куда смотреть.
— Я, — выдохнул Виллиам, заметив её реакцию. — Я вас смутил.
Он скорее схватил лежащий на краю постели халат, надел его, подвязав поясом, а взгляд пал на клинок на полу. Тот лежал у ног Марии, и Виллиам поднял его, положив под подушку.
— Вы оставили его у двери, зачем? — удивилась Мария.
— На самом деле, я его забыл, — улыбнулся Виллиам краем губ. — Обычно кладу под подушку.
— На вас часто покушаются? — не скрывала искреннего переживания Мария.
— Бывало, привык, — тише и глубже прозвучал ответ. — Но данная особа меня не смогла бы убить.
Разве что заставила бы вдохнуть гадость, которой она пропитала подушку, отравить или временно обезвредить, — подняв подушку, Виллиам сморщился от чувствовавшегося запаха и отошёл к окну.
Распахнув его, он положил подушку на подоконник и оглянулся на застывшую на месте Марию. Он подошёл к ней, смотрел в глаза и пытался понять, что она думает или чувствует. И он, и Мария задавались одним вопросом: почему хочется вот так стоять, смотреть в глаза и не терять тепло, которое окутывает их здесь и сейчас.
«Я не должна смотреть в его глаза», — вспоминалось Марии, но страха не испытывала. То вспоминались слова гадалки, то страх, какой не покидал, но сейчас было хорошо. Так хорошо, будто и не ночь вовсе, а ясный день, когда ласково светит солнце, дарящее силы и веру в прекрасное, заставляющее радоваться жизни и стремиться дарить ту радость всем.
«Нет, он не кажется худым… Он… Он приятен, мил…», — нежно улыбалась Мария, глядя в глаза Виллиама и забывая, где она.
— С вами всё хорошо? — ласково спросил он, невольно любуясь её красивым выражением лица, взгляд от которого тоже не мог оторвать. Аура светлой и невинной души так и чувствовалась в собеседнице.
— Ах, простите, — опомнилась она и стала оглядываться, попятившись к выходу.
Ей стало жутко неудобно. Мария терялась, куда идти, как теперь вернуться через лабиринт замка в темноте, и с волнением вопрошала:
— Вам спать надо… Я, я пойду… Куда идти? Где я?
Закрыть
Взгляд случайно остановился на часах у стены. В тот же миг, как по зову, те пробили полночь, а Мария застыла, с ужасом уставившись на сидевшего на крыше часов ворона. Он лишь наклонил голову так, словно смотрел с удивлением в ответ, но не произнёс ни звука. Этого было достаточно. Мария не смогла уже контролировать себя и те чувства, что волной захлестнули сознание.
Ослабевшая, невольно закрыв глаза, Мария стала падать. Виллиам только успел подхватить её на руки. Он строго оглянулся на ворона и упрекнул:
Закрыть
— Ты её напугал!
— Напугал, — кивнул тот и добавил. — Спать. Всем спать.
— Заткнись, — выдал ему Виллиам и осторожно положил Марию на постель.
Он сидел рядом, погладив её по щеке и убрав небрежно лежащий у глаз локон. Милая, нежная, словно спит сладким сном… На неё было приятно смотреть и хотелось видеть ещё долго. Виллиам с нежностью коснулся её щеки и подумал: «Что она в нём нашла?… Такая хорошая… Хотя, что я говорю? Я же всё знаю, давно за нею наблюдал, хотел уберечь от брата, но…»
Глава 26 (сад…. фортепиано…. хороший вопрос…)
Закрыть
Почему во сне столько дивных мест?
Почему из сна возвращаться не хочется?
Как хотелось мне, чтобы ты был здесь.
От всех укрылись бы. Мечта исполнится.
Ты во сне,
Где-то там, в мире грёз
Мы наедине.
Нет печали, нет слёз.
Мы в любви, мы в весне.
Но приходишь ты только лишь во сне.
Только там вдвоём. Только там любовь.
Почему бы мне не остаться здесь,
Жить с тобой во сне без горя и врагов.
Ты во сне,
Где-то там, в мире грёз
Мы наедине.
Нет печали, нет слёз.
Мы в любви, мы в весне.
Просыпаюсь вновь, грусть-печаль во мне.
Всё, что видела — было только сном.
Не найти тебя в моей реальности.
С нетерпением жду, когда наступит ночь…
— Нет, — с выдохом простонала Мария, когда осознала, что просыпается.
Сон испарился. Глаза стали открываться, но не хотелось терять тот образ и негу, которые оставались там и к которым уже не вернуться. Мария сразу, как увидела стоящий у окна спиной к ней мужской силуэт, испугалась.
Она быстро поняла, что это Виллиам. Он был одет в чёрную рубаху и чёрные брюки, заправленные в высокие сапоги. Классическая форма волос каре. Тёмные волосы, немного растрёпанные… Виллиам сложил за спиной руки и строго смотрел в окно, которое было немного приоткрыто.
Мария взглянула на себя. Одета… Неслышно поднявшись с постели, она направилась подойти к Виллиаму, но по пути взгляд пал на отражение в большом зеркале у ширмы. Мария тут же заметила, что и её волосы растрёпаны, пригладила их скорее и невольно глубоко вздохнула: «Так выгляжу лучше… Не страшно…»
Виллиам тут же оглянулся:
— Вы встали. Вам лучше? Вы питаетесь хорошо? Или от переизбытка чувств потеряли сознание?
— Я… Мне в последнее время страшно, и да, питаюсь мало.
— Переутомление, потрясения, — понимал Виллиам.
Закрыть
Он снова перевёл взгляд на окно, а Мария остановилась рядом. Она взглянула туда же… Заброшенный сад. Старые деревья сухими ветками спускались к траве. Кустарники разрослись так, что смешались друг с другом и было уже непонятно, где розы, где гортензия или азалия… Только цветами и радовали глаз, украшая красочностью и будто надеждами на то, что когда-нибудь станет лучше или как прежде.
Видно было, что когда-то здесь было совсем по-другому, но теперь… Этот сад оказался никому не нужным. Всё, о чём кто-то раньше заботился, оказалось зря. Печальная аура и пугающая пустота накрыли душу Марии сразу, как только она начала рассматривать этот сад.
Но вдруг она заметила там, за кустарниками, фортепиано: чёрное, лишь белые клавиши; открытая крышка, на котором сидел ворон… Фортепиано было покрыто мелкими сухими веточками, а под ними, на тех самых клавишах, которые должны дарить звуки прекрасных мелодий, лежала красная роза. Она была свежей, ещё не распустившейся. Мария с нежностью смотрела на неё и не понимала, как такое возможно.
Закрыть