– Я ведь пытался тебе объяснить еще в самом начале… Могли бы работать над темой вместе..
– Зря пытался. Я завистливый, тщеславный. Обида затмила мой разум. А про гениальность Крика допер только здесь, – Лион сел поближе к Максиму и сделал огромные арабские глаза: – Слушай, малыш, тут такое сумасшедшее дело закручивается!
После этого заявления Лион говорил час, все лучше владея языком и вдохновляясь. Оказалось, что в его чрезвычайно оснащенном "ящике", занимаются строго секретной темой. Что получает группа разработчиков самые передовые технологии, а руководитель отчитывается непосредственно главе государства.
– Меня тоже после защиты комитетчики к сотрудничеству привлекали. Говорили, что если "там" сделают аппарат первыми, то воротилы ВПК превратят нас – граждан свободной страны – в рабов. Ха! Будто без генератора им не обойтись.
– Макс! Ты не хрена не врубаешься! Его ни в коем разе не могут сделать "там"! Его должны сделать мы! – Лион вскочил, заслоняя луну своим подростковым торсом. Светящимся ореолом стояли над крупной головой жесткие патлы. – Вдумайся–ка в поразительное сочетание факторов: провидение свело за одной партой двух редчайших индивидуумов, спаявшихся, как термопара! Твоя запредельная интуиция, нечеловеческая бескомпромиссность, не позволяющая даже подсознательно подтасовывать результаты и моя железная логика, проницательность! К чему сие космическое предрасположение? Да ясно же: только мы, Макс! Только мы можем осуществить это!
– Мы хотели изобрести нечто такое, что могло бы помочь всем… На Ленинских горах жила одичавшая собачья стая. – Голос Максима звучал блекло и монотонно. Он сидел, обняв колени руками и подставив лицо лунному свету. – Это еще до тебя, мне лет тринадцать было… Я наблюдал за ними, знал, что должны появиться щенки. А когда приехал, что бы забрать, было поздно… Есть такие специальные отряды, которые отстреливают бездомные стаи… На затоптанной траве темнела кровь, тихо поскуливал недобитый, заползший в яму пес. Он был старый и умный, с седой мордой и боевыми шрамами на худющем дрожавшем теле. И он смотрел на меня…Я понял многое. Нет! – Максим встал, опрокинув "стол". – Нет! Этого не должно быть. Люди не могут быть такими… Идеи Крика явились, как откровение свыше. Сделать прибор – и всех исправить! – Горчаков чувствовал, что его развезло от пива или от свежего воздуха, но сдерживать пафос не хотел. – Но не работать же над "новейшим видом психотропного оружия", как мне предлагали! Точно схохмил Воннегут: "Что бы не делали ученые, у них все равно получится оружие"
– Оружие или спасательный круг – вопрос применения. Суть же изобретения для нас, подчеркиваю – для нас с тобой неизменна – мы сможем помочь всем. Помочь людям стать людьми. Это же шанс! Может, единственный в истории человечества… – Лион долго сопел, вглядываясь в лицо Максима. Потом шумно высморкался и признался, что подослан шефом с целью заполучить в отдел Горчакова. Молчали долго, слушая стрекот кузнечиков, далекий лай и ни о чем не думая. Лишь ощущали, как незримое и могучее течение, подхватило бренные тела, унося в Великое неведомое…
… Через месяц в светлой комнате Института икс над столом склонились две головы – рыжая и русая. Лион и Максим изучали архив Крика.
– Что, парни, хорошие я вам бумажки достал? – улыбнулся Шеф и подмигнул добрым голубым глазом.
Началась пора самозабвенного погружения в тайны научного зазеркалья. И продолжалась она чуть более трех лет. Опытный образец прибора уже был собран, проводились опыты на животных – тема двигалась к блистательным результатам. И вдруг – провал. Однажды Максим уехал в Москву хоронить отца и больше в Институт не вернулся. Он словно отбыл положенный по распределению трехгодичный срок и направился к другим брегам. Лион случайно узнал, что Горчаков, ни сказав ему не слова, оформил все бумаги по увольнению! Директор института, потерпевший фиаско после долгих уговоров отступника, строго заметил Лиону: – Продолжите работу без Горчакова. незаменимых специалистов у нас нет.
Промелькнули пять лет. Максим и Лион ни разу не виделись и даже не общались по телефону. Но не было дня, что бы рыжий, вертлявый, как мартышка Ласик, не являлся внутреннему взору Максима. Являлся же он с целью поспорить особенно охотно во время прогулок или сидения на "камне размышлений".
… С холма было видно всю деревню Козлищи – шесть домов, стоявших вдоль озера. От двух из них остались только торчащие из пепелища печи, другие давно были заколочены. Крайнее хозяйство, включавшее сарай, хлев и двухоконный сруб, принадлежало теперь Максиму Горчакову. Шиферная крыша дома и почерневший, выложенный щепой верх сарая, темнели за мокрыми, облетевшими березами. Хлев вовсе растащили по бревнышку рыбаки для костров.
Деревеньки, большей частью брошенные, располагались на территории совхоза "Глубокое" не густо. На куске земли размером с Москву, состоящем из озер, лугов и редких лесков, проживало по самым праздничным подсчетам, когда наезжали к аборигенам дети и внуки, сто восемьдесят душ. Мужичишки беспробудная пьянь, добряки, рыболовы. Бабы – сплошные старухи. Даже те, кому, по сведениям зав. столовой Виолетты, было всего под сороковку.
Взобравшись на холм, Максим поднял капюшон куртки – ветер здесь свистал как на капитанском мостике, аж земля из–под ног уходила. Щен заворочался и полез наверх, тычась мордочкой в шею, стал лизать ее теплым шершавым языком.
– Потерпи, дорогой. Хозяин тебе попался зажиточный. Колбасу и молоко гарантирую… Хочешь молока? Эге, дымком тянет…
Густой черно–белый дым стелился над озером. Максим мигом сообразил горит его дом и понял, что давно ждал этого. Ждал, но так и не продумал необходимые действия. Что делать–то, что? Бежать с ведром к озеру? Звать на помощь?
– А, черт! – задыхаясь в дыму, он прорвался к своей усадьбе. Кашляя и обливаясь слезами, остановился в полной растерянности. Кто–то крепко взял его за локоть и потащил в сторону.
– Ты ж, мил человек, с подветренной стороны стань! Иль в огнище сигануть тщишься? Так незачем, сгорело все, – рассудил спокойный, хрипатый голос.
Максим смотрел не на советчика, а на забор. Забор, поставленный собственноручно летом, был цел, за ним, невредим, с двумя яблонями под окнами, стоял дом. Густо дымилось, потрескивая, пепелище, оставшееся на месте сарая. Старенькое чужое жилье с грустным лицом от низеньких окон и нахлобученной крыши показалось Максиму родным, будто тут он вырос, бегал босым по утреннему лугу к озеру, взрослел, подчинивая хозяйскими руками дедовское строение, собирая в сентябре крупную крепкую антоновку, курил за сараем первую папиросу.
– Ну чего ж ты пугаешь, змий? – упрекнул он топчущегося рядом мужичка и тут только, приглядевшись, воскликнул: – Ласик!
Узнать Ласкера было не просто. В рыжевато–пегой крестьянской бородище, вязаной шапке, надвинутой до лохматых, ржавых бровей, в живописно–драном сельском прикиде он тянул на закоренелого бомжа. Вот только круглые "ленноновские" очки, то ли стильные, то ли допотопные, не очень вязались с обозначившимся образом бродяги.
– Какими судьбами, чертяка?! – хлопнув рыжего по плечу, Максим протянул руку.
– Пусти его, – "не заметив" руки, посоветовал тот, взял щенка и поставил на песчаный откос. Пес тут же присел по малой нужде. – Ишь, натерпелся… Я, собственно, к себе добирался. А домино–то заколочен. Топор найдется?
– Эй, господин Ласкер, у тебя с головой совсем плохо. Столкнулись мы с тобой на краю света, как вижу, нежданно, при столь волнующих обстоятельствах – и разбежались? Полагаешь, я тебя прямо так отпущу в промозглую избу без праздничного обеда? У меня щи имеются. И наливка черничная… – Максим подозрительно посмотрел на неопределенно топчущегося человека и предупредил: – В друзья не набиваюсь. Вопросов задавать не буду. А в том, что случилось, винюсь.
Глава 8
Жарко топилась печь, Лапа спал на постеленном ему половичке, за столом, покрытом желтой в крупных розанах клеенкой душевно беседовали два согревшихся щами и черничной наливкой мужичка русофобской и русофильской внешности.
Пять лет назад, незадолго до исчезновения Горчакова, они так же сидели за покрытым клеенкой столом в соседней избе, обмывая приобретение Ласкера. По совету своей супруги Гали, особы крайне хозяйственной, тот приобрел за гроши одну их брошенных изб в Волдайской деревне. Притащил сюда и Максима, дабы прельстить рыбалкой и совместным семейным летним отдыхом. Галя сватала Максиму свою приятельницу. Но ни приятельница, ни рыбалка не увлекли закоренелого холостяка и урбаниста Горчакова. А вскоре он и вовсе покинул ВЧ, скрылся в Москве и расторг дружескую связь с Лионом.
– Купил все же халупу. Обустроился. До сих пор в себя не приду, Лион привычно шмыгнул носом и посмотрел на свет черничную наливку. – Ну что ж – со свиданьичком. – Чокнулись гранеными стаканами с соответствующим, забытым уже, звуковым эффектом.