и не такой высокий, как Лор или Данте, но его размеры всё равно впечатляют.
— Если ты откажешься, — говорит он тихим голосом, — ты подпишешь Антони смертный приговор. Ты действительно этого хочешь?
Моё сердце начинает колотиться о рёбра.
— Конечно, нет.
И тогда, уже громче, он говорит:
— Значит, ты побудешь чернильницей Данте.
— Что за игру вы ведёте, генерали?
— Ту, в которой моя внучка остаётся королевой Люса.
— Я не ваша…
— Ты разве забыла о том, что мы с Мириам женаты, Капелька?
Прозвище, которым звала меня бабушка, звучит так отвратительно в его исполнении.
— Никогда меня так не называйте.
Зрачки Юстуса сужаются.
— Если вы думаете, что сможете управлять Люсом через меня, то вы будете очень разочарованы.
Когда он улыбается, я добавляю:
— Простите. Я сказала разочарованы? Я хотела сказать уничтожены. Вороном. А точнее двумя, потому что мой отец с радостью поможет Лору отрубить ваши конечности.
Улыбка Юстуса становится ещё шире и вокруг его хитрых глаз появляются морщинки. Неужели он думает, что его брак с Мириам не даст моей паре и отцу растерзать его мерзкое сердце?
Моё собственное сердце сжимается, когда я понимаю причину его радости. У него есть доступ к шаббианской крови, и он знает, как её использовать. Причём он не только умеет рисовать магические знаки, но и может убивать оборотней с её помощью.
— Говори на языке матери шёпотом, — бормочет он и, похоже, на шаббианском, учитывая его сильный акцент.
Мои ресницы взмывают вверх. Я говорю на… на…
Я пытаюсь оправиться от шока. Сейчас не время восторгаться моей новой способностью, но это, чёрт побери, настоящий восторг!
— Откуда вы знаете шаббианский? Неужели великая и ужасная Ксема Росси — наполовину колдунья и, как и в моём случае, это умение пришло к вам из ниоткуда? — бормочу я себе под нос.
— Оно перешло ко мне по крови. Язык матери передаётся с кровью. А что до моего умения, Мириам и я провели вместе долгие годы. Когда-нибудь я расскажу тебе свою историю.
Он делает шаг в сторону двери. А я громко произношу на люсинском:
— А почему вы решили, что мне будет интересна история человека, который обрезал уши собственной дочери?
Он останавливается.
— Это Церес рассказала тебе…
По полу ползёт тень и касается сапога Юстуса. И хотя она не падает на его лицо, оно всё равно темнеет.
— Агриппина — позор семьи Росси и всего фейского народа. Как и её мать.
Тень замирает.
Юстус начинает пятиться и рявкает:
— Като, раз уж у тебя лучше всех получается выносить Заклинательницу змеев, сопроводи её в ванную, пока она не отравила наши туннели своим зловонием.
Мне, наверное, следовало бы опешить, но мои мысли заняты словами, которые вырвались из его рта перед тем, как появился Като.
Неужели он отрицал то, что именно он отрезал кончики мамминых ушей? И если это так, и в этом не было его вины, то кто тогда покалечил мать, которая меня родила?
ГЛАВА 13
Выйдя из темницы, я ожидаю увидеть свернувшееся тело Антони, но единственное, что я замечаю на почерневшем полу это лужу его крови, липкую, словно масло.
Я сжимаю руки в кулаки.
— Где он?
— Я его переместил.
Като пристально смотрит на лужу, после чего опускает веки, чтобы больше её не видеть.
— Куда вы его переместили?
Он поворачивается ко мне и поднимает веки.
— В помещение. С лежанкой.
— С кроватью?
Он вздыхает.
— Нет, Фэллон. Ты же знаешь, что Данте никогда бы этого не позволил.
— Сколько помещений в этих туннелях?
Я смотрю на коридор, напротив которого находится коридор, ведущий в мою «комнату».
— Пожалуйста, не задавай мне вопросов. Мне запрещено рассказывать тебе о твоём местоположении.
— Я уже знаю, что мы в Тареспагии, под поместьем Ксемы Росси.
— Как?.. — его рот раскрывается, после чего он снова сжимает губы. — Верно. Подземелье.
Его взгляд перемещается на теперь уже закрытую золотую стену с эмблемой семьи Росси.
— Идём. Я покажу тебе ванную.
Като ведёт меня в туннель, который я только что рассматривала. Каменные стены здесь гладкие, стыков почти невидно. О, Святой Котёл, как же внимательно я выискиваю хотя бы один стык! Ведь в тот момент, когда я узнаю, как рисовать магический знак, позволяющий проходить сквозь стены, этот стык может стоить мне свободы.
К слову о знаках…
— Почему Мириам не перенеслась сквозь стену?
— Рядом с ней нет стен, но даже если бы ей удалось пододвинуть свой трон к стене, она знает, что Лоркан Рибав убьёт её, как только она выберется из этой крепости. А если умрёт она, умрешь и ты.
— Может быть, кому-то стоит сообщить ему о том, что наши жизни связаны?
Под «кем-то» я имею в виду его.
— Фэллон, будь реалисткой. Ты действительно веришь, что этот стервятник будет выслушивать чьи-то объяснения?
Я ощетиниваюсь от его слов о репутации моей пары.
— Лоркан невероятно терпеливый, Като.
— Ты, наверное, не видела, как он обезглавил целый батальон солдат за пару минут.
— А вы видели?
Бледное лицо Като покрывается пятнами, которые становятся заметны даже в тусклом свете факела.
— Я… я… не должен разговаривать об этом с тобой.
— Вообще-то должны.
Он проводит рукой по волосам и выдергивает несколько волосков.
— Что ещё за батальон уничтожил мой, — я заменяю слово «пара» на, — король.
— Пожалуйста, Фэллон.
Я скрещиваю руки на голом животе, под узлом, в который я завязала свою испорченную блузку.
— Вы не можете сначала сказать, что Лор убил целый солдатский батальон, а затем замолчать. Когда? Где? И по какой причине? Они напали на него? Он бы не причинил вреда никому, кто этого не заслуживает…
Я делаю резкий вдох.
— Это случилось в ту ночь, когда меня забрали? Я видела, как Данте кому-то кивнул перед тем, как закрыть вход в пещеру.
— Фэллон…
Он резко отводит взгляд вправо, затем влево.
— Ш-ш. Из-за тебя у меня будут проблемы.
— Потому что вы рассказали мне о том, что случилось в Люсе?
— Да. Нам запрещено говорить о войне.
— Войне? — задыхаясь, произношу я.
Тело Като застывает.
— Война началась?
У меня появляется ощущение, что мой желудок заполнился какой-то жижей. Я расплетаю руки и пытаюсь схватиться ими за ближайшую стену.
— Да. Мы пытались решить всё миром. Рибав отказался.
Я ненавижу то, что Като использовал местоимение «мы». Что он ассоциирует себя с деспотичным режимом Данте.
— Уверена, что Лор мог бы подумать над этим, если бы меня ему вернули.
— Почему ты хочешь, чтобы тебя вернули этому монстру? — упирается Като.
Потому что он мой монстр, но