вряд ли Като поймёт. Данте явно промыл ему мозг, и я уже начинаю думать, что он находится здесь по своей воле.
— Действительно. Зачем мне хотеть жить на свободе при короле, который меня уважает, когда я могу жить в заточении с королём, который собирается меня эксплуатировать.
— Данте сделал тебя королевой. Это большая честь, и, если я не ошибаюсь, ты мечтала выйти за него замуж.
— Мечтала. В прошедшем времени. Пока я не увидела его истинное лицо.
Последнюю фразу я добавляю себе под нос на случай, если какой-нибудь солдат скрывается где-нибудь неподалеку и решит передать мои слова своему правителю.
— Единственное, почему он хотел жениться на мне, это чтобы использовать мою волшебную кровь и позлить Лора.
— Ты, как и все, знаешь, что короли женятся по расчёту. Король Люса ищет союза с Шаббе для того, чтобы Люс, наконец, начал жить в мире, когда магический барьер падёт.
Я фыркаю, так как его представления о мире очень искажены.
— У шаббианцев уже есть союзники: вороны. Если Данте их уничтожит, жизнь люсинцев превратится в сплошной кошмар.
Като сжимает зубы. Я слышу глухой скрип эмали так же отчетливо, как и яростный стук своего сердца.
— Твоя бабушка будет очень тобой гордиться, когда услышит об этом союзе.
— Вы думаете, что нонна, которая так отчаянно пыталась освободиться от своего мужа и его семьи, почувствует гордость, когда увидит, что меня насильно выдали за человека, убившего собственного брата?
Его тёмные брови изгибаются.
— Это Рибав убил Марко. А не Данте.
— Убийцы перемешались у вас в голове, Като.
— Рибав отрубил Марко голову и отнёс её на гору. Тысячи эльфов и фейри были этому свидетелями.
Я раздраженно вздыхаю. Мои друзья, может быть, и заключили сделку с Данте о том, что будут молчать о его участии в этом деле, но я не связана никакими клятвами.
— Если бы я приказала Юстусу пронзить ваше сердце кинжалом, и он бы покорился, кого бы вы назвали убийцей?
— Я понимаю, что ты пытаешься сказать, Фэллон, но Данте не просил Алого Ворона свергать своего брата. Это сделала ты.
— То есть вы думаете, что Данте не было на той горе? И где же, по его словам, он был? В Тареспагии? Трахал свою маленькую принцессу из Глэйса, на которой он должен был жениться?
Как бы мне хотелось, чтобы он снова начал обхаживать её.
— Он предупреждал, что ты попытаешься убедить нас в том, что это он хотел смерти своему брату, — бормочет Като.
— Правда? Какой он прозорливый. Дай угадаю, и он сказал вам это под воздействием соли.
Серебристые глаза Като темнеют.
— Я понимаю, что ты недовольна своей судьбой, но очернять другого… это низко, Фэллон.
— А разве вы не слышали? Шлюхе ворона уже некуда опускаться.
Он морщит нос.
— Не называй себя так.
— О, это не я; это новое прозвище придумали ваши соотечественники. А ещё Алая шлюха и Шаббианская сука.
— Какие ещё соотечественники?
— Если б знать, но Данте и Таво решили их не искать, поэтому их личности пока остаются в секрете.
Моё сердце гневно стучит, пока я не вспоминаю о том, что Эпонина предлагала деньги Неббы, чтобы восстановить мой маленький голубой дом в Тарелексо. Надеюсь, она в безопасности. И я надеюсь, что она нашла другого союзника вместо меня, который поможет ей свергнуть её отца.
— Твой дед скоро вернётся с платьем. Если ты не хочешь, чтобы он наблюдал за тем, как ты моешься, нам следует поторопиться.
Голос Като звучит низко и напряжённо. Это разочарование или решительность?
Только бы второе. Като не только добрый, но и умный. Конечно же, тот свет, что я пролила на события в Монтелюсе, должен проникнуть ему в мозг и заставить его осознать, что он поставил не на того монарха.
Когда мы возобновляем шаг, я спрашиваю:
— А что с Эпониной?
— Что ты имеешь в виду?
— Она вообще в курсе, что её жених заключил брак с другой?
— Эпонина вернулась в Неббу со своим отцом после того, как…
Като потирает губы рукой, словно пытается не дать остальным словам сорваться с них.
— После?
— Ты можешь помыться здесь.
Он толкает дверь, и за ней оказывается очередная обсидиановая камера, размеры которой не превышают комнаты в «Кубышке».
Посреди помещения располагается медная ванная. Рядом с ней — ночной горшок и полка с двумя аккуратно сложенными полотенцами.
— Полотенца чистые. Вода тоже.
Он пытается улыбнуться, но улыбка почти не касается его губ.
— Можно вывести солдата из бараков, но нельзя вывести бараки из солдата.
Я приподнимаю бровь.
— Гигиена у нас в крови.
Я медленно ему киваю.
— Жаль, что это распространяется только на бараки. Представьте, как сильно армейская любовь к чистоте могла бы помочь Раксу?
Като хватает совести вздохнуть.
— Когда война закончится, ты сможешь сделать этой своей первостепенной задачей.
При упоминании войны, которая началась по всей стране, холодок пробегает по моей спине. Как жаль, что мои шаббианские способности ограничиваются языком. Как жаль, что я не знаю нужного магического знака, с помощью которого я могла бы выбраться из этого гигантского гроба. В следующий раз, когда Юстус его нарисует, я буду следить за ним, как коршун.
Като жестом приглашает меня залезть в ванную.
— Я отвернусь.
— Мириам не смогла пробудить мою магию. Я не обладаю никакой силой, Като.
— Разве это когда-то мешало тебе сеять хаос в Люсе?
Я улыбаюсь, и это первая искренняя улыбка с тех пор, как я проснулась в преисподней Данте.
— Церес следовало назвать тебя Хаосом, а не Капелькой.
Его слова ощущаются, как удар в сердце.
Когда моя улыбка исчезает, Като потирает шею и говорит:
— С моей стороны было бестактно напоминать тебе о Церес. Ты, должно быть, скучаешь по ней.
— Очень, — хрипло отвечаю я.
И это так, но в данный момент не мысли о нонне вызывают во мне бурю эмоций; а воспоминание о видении, которое показал мне Лор в тот день, когда Марко пал.
В тот день я впервые увидела свою родную мать.
В тот день я услышала, как она произнесла слово, которое мамма прошептала мне сразу после моего рождения и которое начала использовать нонна, объясняя это тем, что я получила своё прозвище за небольшой рост. Но моё имя появилось не благодаря этому прозвищу. Фэллон значит «капелька» на языке воронов.
Я сглатываю комок, который образовался в моём горле, когда вспоминаю то беззаботное утро, что я провела с отцом в Северной таверне. Кажется, это было так давно.
«Почему вы решили назвать меня