Читать интересную книгу По эскалатору вниз - Ханс-Георг Ноак

Он встал, обошел письменный стол и сел на стул, стоявший неподалеку от Йогена, у небольшого круглого столика.

— Кажется мне, — произнес он, — ты не совсем верно оцениваешь свое положение. Это впечатление еще более усугубляется твоими сочинениями, которые ты писал по заданию господина Шаумеля и где ни в одной строке нет ни малейшего намека на то, чтобы ты хоть что-нибудь осознал. Ты попал к нам по добровольному ходатайству о назначении надзора, иными словами — по просьбе твоей матери. Следовательно, она имеет право в любой момент прервать твое пребывание здесь, стоит ей только этого захотеть. Но если она женщина благоразумная, в чем я не сомневаюсь, то она, не посоветовавшись с нами, этого делать, разумеется, не станет. По некоторым выдержкам из личного дела, которые я только что зачитал, ты можешь и сам предположить, как мы к этому отнесемся, если она нас спросит. Или ты, чего доброго, полагаешь, что я со спокойной совестью мог бы рекомендовать твоей матери забрать тебя домой?

Господин Катц замолчал, словно ожидая ответа, а поскольку его не последовало, он продолжал:

— Вот видишь, дело обстоит именно так, а не иначе. Не в моей власти тут что-либо изменить. Все целиком и полностью зависит от тебя. Если ты приложишь усилия к тому, чтобы твоя характеристика в ближайшем будущем выглядела поприятнее, то твое пребывание у нас может существенно сократиться. В противном случае оно станет гораздо длиннее, чем ты это представлял себе до сих пор. Что наверняка не в твоих интересах. Я тебе могу посоветовать лишь одно: приноровись, войди в общую колею. Постарайся, чтобы у тебя сложились лучшие отношения с твоим воспитателем. — Он снова вернулся на свое место за письменным столом. — Представление, которое ты устроил сегодня утром, вряд ли, как мне кажется, продвинет тебя на этом пути. Я сейчас вовсе не собираюсь дознаваться, как ты пришел к такой вздорной, детсадовской идее. Со своей стороны, я весьма невысокого мнения о подобных вещах. Да и потом, как это скажется на твоей характеристике и тем самым на твоем освобождении… На сегодня все. Можешь идти.

Йоген встал, обозначил головой намек на поклон и шагнул к двери.

— Кстати, Йоген… — окликнул его господин Катц, и когда Йоген обернулся, то увидел первую за время этого одностороннего разговора улыбку. — Хотел тебе еще сказать: господин Шаумель очень любит собак. Больше того — он просто помешан на собаках, но тут он, к сожалению, держать собак не может. Правилами внутреннего распорядка это запрещено. Но вполне могу допустить, что Боксер, Терьер или Такса — для него скорее ласкательные имена, а не обидные клички. Тем не менее я попросил его в будущем не употреблять их. Теперь все, ступай.

Дорогой Аксель,

я сейчас был у нашего директора, и он мне прочитал, что ему написал твой отец. Не бойся: больше я тебе писать не буду. И вообще не бойся. Абсолютно. Мы лишь шапочно знакомы, как ты сказал своему отцу. А шапочные знакомые меня нисколько не интересуют. Я их даже не продаю.

Й.

В тот же день после обеда во дворе разгорелась жестокая драка — из тех, что случались здесь время от времени, без каких-либо видимых и объяснимых причин. Слово за слово, обмен любезностями перешел в рукоприкладство, добровольные помощники присоединились к непосредственным участникам, и вскоре уже целая орава ребят сбилась в один дерущийся, горланящий, кусающийся, пинающийся, царапающийся клубок, в который через некоторое время с трудом вклинились воспитатели, хватая и разнимая дерущихся. А те стряхивали пыль со штанов и рубашек, бросали друг на друга злобные взгляды, но очень скоро переключались — вполне миролюбиво — на какое-то постороннее занятие.

На сей раз было очевидно, что зачинщик, этой стычки — Йоген. Без видимого повода он бросился на парня из другой группы, сбил его на землю и принялся колошматить обеими руками, а все остальное разыгралось по уже известному в таких случаях сценарию.

Пока шумно пыхтящие и отдувающиеся драчуны расходились в разные стороны, Йоген осматривал свое колено, на котором появилась глубокая, сильно кровоточащая ранка.

— Лучше сразу к сестре пойти, — сказал Свен. — Иногда туда грязь попадает, еще гноиться начнет.

Медсестра была миловидной, полноватой женщиной, уже пятнадцать лет проработавшей здесь и очень всеми любимой. Ей это место нравилось, и, когда ее знакомые спрашивали, как ей не надоело возиться с такого сорта публикой, при том, что умелые медсестры везде нарасхват, она искренне не понимала этих вопросов.

— Да какие такие особые сложности с нашими ребятами? — недоумевала она. — Это все кривотолки. За пятнадцать лет у меня с ними практически не было осложнений. Однажды какой-то сорванец попытался украсть из аптечки мензурку со спиртом, но я его поймала с поличным, и потом он был тише воды, ниже травы. А в остальном? Ко мне они приходят со своими болячками. И тогда они вовсе не дикие, грубые, отчаянные сорвиголовы, а вполне кроткие, даже похныкивающие дети. Они морщатся и преувеличенно стискивают зубы, когда приходится снимать с ранки пластырь, и в точности знают, какие из таблеток против бронхита самые вкусные. Они буквально светятся от счастья, если я их укладываю на пару дней в изолятор в тот момент, когда в школе или в группе их ждет что-нибудь неприятное.

Колено Йогена она осмотрела со сдержанным интересом, продезинфицировала рану и ласково улыбнулась Йогену, когда тот поморщился от сильного жжения в колене. Потом она задумалась, что в данном случае лучше — пластырь или повязка, предпочла все-таки сделать повязку, которая затрудняла ходьбу и служила свидетельством того, что ее владелец во время крупной потасовки никоим образом не остался в стороне.

Заполняя медицинскую карту, она внимательно посмотрела на Йогена и сказала:

Такое впечатление, что у тебя богатырское здоровье. Ты один из немногих, кто еще ни разу не был здесь.

— У меня никогда ничего не болит, — не без гордости ответив Йоген.

— Даже немного жаль, — улыбнулась сестра. — Я всегда рада приятным пациентам. — Она провела растопыренными пальцами по его черным локонам, которые уже так сильно отросли, что Йоген каждое утро обильно смачивал их водой и прилизывал, чтобы не привлекать лишний раз внимание Шмеля. Лучше уж оттянуть приказ идти стричься до последнего.

Йоген вернулся от медсестры в тот момент, когда Шмель разыскивал его. Он ни словом не обмолвился о случившемся во дворе, только сказал с каменным лицом:

— Почиститься, причесаться, вымыть руки. И немедленно к господину Катцу.

К господину Катцу? Йогену стало не по себе: его опять вызывали к директору! Такого происшествия, как драка во дворе, было явно недостаточно для вызова в административный корпус. Эти вещи улаживали сами воспитатели, щедро раздавая какие-нибудь не слишком суровые наказания. И лишь тогда, когда кто-то считался совершенно безнадежным, когда малейшие его поползновения следовало решительно пресекать в зародыше, — лишь тогда подключался господин Катц. Неужели его дела настолько плохи? Даже если не кривить душой перед самим собой, Йоген не считал, что его поведение такое уж безнадежное.

Практикант по-прежнему занимался статистикой, он поднял голову, широко улыбнулся и сказал:

— Загребай! Шеф ждет!

Когда Йоген вошел в кабинет, господин Катц встал ему навстречу и сказал:

— Вот он, ваш мальчик, госпожа Йегер. Что ты сделал с коленом?

— Да так, царапина, — небрежно обронил Йоген и только после этого сообразил, что тут сидит его мама.

Она глядела на него с таким выражением, будто не знала толком, уместно, — позволительно ли ей сейчас улыбаться или нет.

— Мамочка! — В первый момент он вспыхнул от радости, но потом быстро переменился в лице и не бросился к маме, как хотел. С места не тронулся.

— Йоген ведет себя вполне прилично, — сказал господин Катц. Йоген просто ушам своим не поверил. — Поначалу всегда бывают неизбежные сложности, нам это известно, но в целом у меня совсем неплохое впечатление от вашего мальчика. Я думаю, мы его выправим, если позволительно так сказать. Еще пара месяцев, ну, полгода, а там, судя по обстоятельствам, можно и подумать, не пора ли нам ставить вопрос о его возвращении домой.

Полгода! Йогену стало не по себе. А Кот представлял все так, будто это ерундовый срок!

— Ну, а теперь я лучше оставлю вас наедине с сыном, госпожа Йегер. Нельзя ли попросить вас перейти в соседнюю комнату для посетителей? Разумеется, Йоген может показать вам наш дом, если захотите. А я похлопочу, чтобы вы имели возможность побеседовать с господином Шаумелем, его воспитателем. Господин Шаумель один из самых опытных наших работников, он расскажет вам о Йогене гораздо больше меня, ведь он все время с ребятами.