Читать интересную книгу По эскалатору вниз - Ханс-Георг Ноак

После того как Йоген поговорил с ребятами, темную Терьеру решили отменить. Только Пудель поначалу противился:

— А меня вы в прошлом году разве не отдубасили? А то, что я сделал, во сто раз безобиднее. Из-за меня тогда никого не наказали. И я молчал в тряпочку. А Терьера вам жалко. Мне этого не понять.

Йоген улыбнулся и хлопнул его по плечу:

— Так и меня тогда тут не было, Пудель, не то я и тебя бы защитил. Нам, Пудель, тут заодно держаться надо, а не доканывать друг друга. К чему все это приведет? Шмель хочет из нас веревки вить — это ясно. И он добьется этого тем скорее, чем больше мы сами будем ему помогать.

Кое-кто кивнул и пробормотал нечто одобрительное.

— Терьер по-свински поступил, чего уж там. Но ведь пострадал один — я. И мы, бывало, вели себя по-свински. Да если б нас за это всякий раз лупили, мы б сегодня еще в гипсе лежали. Скажешь, нет, Пудель? Или ты, Свен? Мы же все успели дров наломать, и, поди, не всегда нарочно или со зла. Вот и с Терьером такая же история. За это мы тут и торчим. А такой дядечка, как Шмель, считает нас поэтому последним отродьем. Если нам и надо от кого-то защищаться, так от Шмеля. Сами, что ли, не видите?

Все согласились, и, когда Йоген набросал им первоначальный план действий, ребята единодушно признали: им уже давно следовало предпринять что-то в этом духе. И они в любом случае его поддержат — на это Йоген может положиться.

— Это будет боксерское восстание, — возгласил, улыбаясь, Свен, но остальные не уловили, в чем соль этой шутки.

7

Молча застыли они позади своих стульев, как и каждое утро. После побудки встали, строем спустились в умывальню, обмотав шеи полотенцем, вымылись под бдительным оком воспитателя, вытерлись, почистили зубы, сполоснули зубные щетки и поставили их обратно в цветные пластмассовые стаканчики так, чтобы все чистящие поверхности смотрели строго в одну сторону; они застелили постели — чтобы у подушек был вид, будто в них вставлены доски; осмотрели шкафчики — чтобы удостовериться, все ли там соответствует инструкции, железному, неизменному распорядку: крупные вещи внизу, нательное белье сверху, все аккуратно сложено стопкой; в нижнем отделении обувь, носками наружу, почищена накануне вечером, выходной костюм под целлофановой накидкой; они стояли перед своими кроватями, пока господин Шаумель совершал обход; по его знаку — кивок головы — вытянули перед собой руки на уровне пояса, чтобы воспитатель мог осмотреть ногти на пальцах; дежурные принесли из кухни кофе, хлеб, маргарин, джем, приборы; окинув взглядом стол, господин Шаумель убедился, что все шло, как и каждый день, по заведенному порядку. Дежурный по цветам полил кактусы, ответственный за рыбок насыпал в аквариум прикорм. И вот они стояли молча, позади своих стульев, положив руки на спинки, и смотрели на воспитателя.

— Боксер — молитву!

Молчание.

Удивленный взгляд, затем еще раз:

— Боксер — молитву! — Голос звучал резче, с едва уловимой угрозой.

Йоген молчал, лица остальных напряглись. Казалось, что ребята втянули головы в плечи, как при внезапном ураганном порыве или при грозящем ударе.

— Ты меня не понял, Боксер? Ты должен прочитать застольную молитву! — Голос уже звучал на пределе, что было испытанным оружием, которое пускалось в ход в тех случаях, когда следовало сломить сопротивление.

Еще какое-то мгновение Йоген колебался, но чувствовал, что остальные, не решаясь повернуть к нему голову, наблюдают за ним уголками глаз, что они с волнением ждут, сделает ли он в действительности то, о чем говорил накануне, или же это было простым бахвальством. Если сделает, то порвет отношения со Шмелем окончательно, это как дважды два. Если не сделает, то прослывет трепачом и трусом, в этом тоже не было ни малейшего сомнения. И вот Йоген, облизав пересохшие губы, сказал ясно и четко:

— Гав, гав!

Несколько секунд стояла гробовая тишина. Потом кто-то прыснул, но тут же, испугавшись, осекся.

— Я, наверное, плохо расслышал? — вопросил господин Шаумель. — Что это было?

— Гав, гав, гав! — повторил Йоген, но уже враждебно, вызывающе, агрессивно — сигнал, который подхлестнул остальных.

Раньше всех яростным лаем к нему присоединился Свен. Пудель тявкал, Коккер скулил, Пинчер визжал, Дог гавкал, Такса выл, а остальные поддерживали как умели. Стоял чудовищный гвалт, будто на псарне заходилась от ярости свора осатаневших собак. При этом подростки не трогались с места, все так же держа руки на спинках стульев. В первую минуту на некоторых лицах блуждала кривая усмешка, но потом она пропала — лица исказились ненавистью и злобой. Ребята скалили зубы, они рычали и лаяли, чуть наклонив головы вперед, впившись глазами в воспитателя. А тот побледнел, на какое-то время растерялся, не зная, как себя вести, но потом взял себя в руки и крикнул:

— Тихо! Немедленно прекратить! Уймитесь вы, в конце концов! Сказано — прекратить!

Свора не дала себя заглушить, хотя кое-кто и пригнулся, как собака под ударом плетки. Лаем они выражали воспитателю свой гнев, свое презрение, ненависть, протест против постоянного унижения.

Шмель заорал, перекрывая чудовищную вакханалию:

— Всем разойтись по комнатам! Живо! Завтрака сегодня не будет!

Лай притих, совсем умолк. Ребята смотрели на Йогена. Он заварил кашу, он теперь и должен подсказать, что делать дальше.

Йоген подсказал. Он не чувствовал ни малейшей растерянности. Ребята не бросили его! Все поддержали, как один! Что теперь Шмель им сделает?

— Завтрака не будет? — спросил Йоген, растягивая слова. — Кто это сказал? — Он сел и начал намазывать хлеб джемом, другие последовали его примеру.

Господин Шаумель схватил первых двух ближе всех к нему сидящих парней, сдернул их со стульев и завопил:

— Вы что — не слышали? По комнатам, я сказал!

Оба подчинились. Господин Шаумель подскочил к следующим. Но тут встал Йоген, держа в руке бутерброд. Он откусил как следует и сказал с полным ртом:

— Сделаем ему одолжение. Дозавтракать можно и там. — После чего вышел, за ним последовали другие.

Господин Шаумель за ними не пошел, и когда ребята собрались в палате — их боевой пыл улетучился.

— Что ж теперь будет, Йойо? — спросил Пудель, и все выжидающе, посмотрели на Йогена.

— А что может случиться? Пусть он сперва придет сюда, а там уж разберемся.

Они сидели на кроватях в напряженном ожидании. Господин Шаумель заставлял себя ждать. Он появился лишь через пять минут, и с ним был господин Катц.

— Что все это значит? — спросил господин Катц строго.

— Это значит, что мы не собаки, — ответил Йоген — и сам удивился своей смелости. — Мы не хотим этого больше терпеть. Мы никакие не Боксеры, Пудели, Терьеры, Таксы, Пинчеры и кто еще там. У нас настоящие имена есть. Хотя бы их господин Шаумель мог нам оставить.

Договаривая последнюю фразу, он подошел к своему шкафчику и содрал с него фото из календаря. Затем принялся за соседнюю фотографию. Рядом с ним был уже Свен, и они мгновенно очистили дверцы шкафчиков от собачьих физиономий.

— Во всем виноват один Йегер, господин Катц, — с нажимом произнес господин Шаумель. — Лучше всего, если мы сначала побеседуем с ним. Остальные просто поддались на его провокацию. Боксер, пройдите в мой кабинет!

— Пока вы зовете меня Боксером, вам придется долго ждать! У меня имя есть.

— Довольно, — сказал господин Катц спокойным и трезвым голосом. — После обеда мы вернемся к этому делу. А сейчас — на занятия. Господин Шаумель, прошу вас до поры до времени ничего не предпринимать по данному вопросу. Йегер, сразу после обеда зайдешь ко мне, ясно?

— Ясно, господин Катц.

Они взяли из шкафчиков — вторая полка снизу — свои школьные сумки, сбились в кучу, внезапно оробев, бочком протиснулись мимо стоявших в дверях господина Катца и господина Шаумеля и по переходу направились в здание школы.

…Господин Шаумель сидел у себя в кабинете и перечитывал черновик очередной характеристики. «И. трудно приспосабливается, упрям. Неоднократно задававшиеся ему сочинения свидетельствуют о слабом осознании причин, повлекших за собой наказание. Оказывает негативное воздействие на группу. Отзывы из школы говорят о недостаточном усердии. Тесная дружба со Свеном К., в свете предыстории последнего, в моральном отношении сомнительна. Так как Й. умнее, чем большинство в его группе, он чувствует свое превосходство. Один воспитанник сообщает, что Й. время от времени отправляет тайком неконтролируемую почту. (На эти действия парикмахера я неоднократно начальству указывал.) Поскольку педагогическому влиянию Й. не поддается, стоит подумать о его переводе в другую группу, учитывая и опасность, которую он собой являет, для внутреннего и внешнего порядка в интернате. Родителям Й. в любом случае необходимо посоветовать не отказываться в ближайшее время от ДНН».