в ней осталась хоть капля холода?.. Но где там. Ни холода, ни силы – только заледеневшая рука в трупных пятнах. А тоска уже потекла ручейком от сердца, свернулась за легкими, как старая кошка. Помню я это ощущение. Пока слабенькое, как комарик кусает. Но оно окрепнет.
Я заплатил человеку в морге, наказав одеть Хельгу в алое и сообщить мне место погребения, и поехал домой.
Ванька торчал в своих тырнетах. Вера что-то строчила в комнате. Пришла Мася и тихо зашипела на ее приоткрытую дверь.
– Ты чего под дверью торчишь? – спросил Ваня.
Я хотел съязвить, но ничего путного не придумалось.
– Надо. Как голова?
Он постучал костяшками по черепу.
– Что ей будет! Кость. Ты бы ей комп подарил, что ли. У тебя же Колькин стоит без дела.
– А что?
– Просто. – Он почесал затылок и пошлепал на кухню.
Просто. Ага.
Я дождался хруста чипсов с кухни и тихонько прошел к нему в комнату. Ноут лежал поверх одеяла. Я открыл историю браузера. Щенки болонки как растить, больно ли рожать собакам, домик на Тенерифе, самогипноз… Порно для тех, кому за двадцать. Перхоть малолетняя. А вот это уже интересно. Константин Семенов где похоронен. Я открыл пару страниц – на одной висела смазанная фотография вполоборота. Парень совсем зеленый, лет восемнадцать. Черно-белая клетчатая рубашка навыпуск, волосы длинные, челка на глаза. Поэт. Ишь!.. Пробежал стихи – любовь, кровь, мрак, могилы. Это что у нее, первая любовь такая?
Дальше шел запрос про Хельгу. Догадалась. Молодец. Еще раньше шли страницы «ВКонтакте». Я стал щелкать все подряд. Мальчики, девочки, все вроде ее ровесники. Одноклассники? Так и есть, одна и та же гимназия. Зачем их проверять? Давно не виделись?
Я вдруг понял, что с самого начала пропустил очевидное. Не нашел страницу Веры. Наверняка она тоже торчит на этом сайте. Вбил в поисковик «Вера Царева». Двести сорок девчонок. Поставил ограничение по году рождения – осталось трое.
Веру я узнал сразу. На фотографии ей было лет пятнадцать, щеки еще по-детски округлые, и сама она какая-то мягкая, смотрит в камеру на фоне заката и улыбается уголками губ. На лбу вышитый обруч, у висков болтаются… бусы, не бусы? Украшения какие-то в виде колец. Коса через плечо, сарафан, рубашка с вышитым воротом – как есть русская красавица.
Кроме портрета на страничке лежали фотки из разряда «собери пазл» – заросли, деревянные ступени, крыльцо какого-то заброшенного дома, все в крапиве и плюще, так что и дверь-то не особо видно. Дача? Слишком запущенно. Баня? Сарай?
Блин. Вот она сидит за стенкой, пойди да спроси. Шерлок Холмс доморощенный.
– Тоха, – позвал Ваня с кухни. – Ты таблы мои не видел?
– Иду.
Глава 7
Вера
На следующий день Антон разбудил меня ни свет ни заря. Мне снился взрыв, сквозь тускло-оранжевые всполохи огня проступало лицо Эдгара. Я силилась не плакать, но даже во сне понимала, что проснусь с мокрыми щеками.
– Эй. Вера. Ты в безопасности. В безопасности, – сказал Эдгар голосом Антона, и я проснулась окончательно.
Антон сидел на корточках перед диваном. На фоне серой футболки лицо его казалось пепельным, как у орка из «Властелина колец». Но ни один орк еще не смотрел так озабоченно.
Он протянул мне бумажный платок.
– Пора на йогу.
Антон вышел, оставив дверь приоткрытой. В щель по очереди просочились Мася и Сметана. Сметана хотела понюхать мою ногу, но Мася прикусила ей ухо, и по комнате заметался клубок шипящих кошек. Я натянула первое попавшееся платье и поспешила к Антону.
В комнате было прохладно. Занавески тихонько колыхались от утреннего ветерка, с улицы доносилось веселое чириканье. Антон сидел на голубом коврике для душа, скрестив ноги перед собой. Не открывая глаз, он скомандовал:
– Садись, как я. Вон туда, на коврик. – Он безошибочно указал на разложенный рядом темно-синий коврик. – Тебе нужно научиться быстро находить баланс.
Спать хотелось дико, но еще больше – отвлечься от кошмара. Я кое-как уселась на коврик и закрыла глаза. Тут же вернулась картинка: мигающий свет из-под потолка, маячащие перед глазами спины, эскалатор вдалеке.
– Почувствуй свои стопы, – размеренно начал Антон. – Икры. Колени. Бедра. Почувствуй живот. Грудь. Шею. Руки. Расслабь тело. Сделай глубокий вдох. И глубокий выдох.
Спасаясь от видения, я открыла глаза. Прислушалась. За стеной негромко сопел Ваня. Где-то в глубине коридора Сметана драла обои. У Наума был тот же утренний ритуал…
– И еще раз вдох. Выдох. Отпусти мысли. Отпусти эмоции. Отпусти себя. – Антон широко развел руки в стороны, будто собирался обнять дерево. – Выдыхай.
Я подавила зевок. Если не закрывать глаза надолго, картинки не вернутся.
– Теперь встань. Опусти руки к земле. Расслабь спину. Медленно, по одному позвонку.
Пока Антон поднимался, я снова зевнула. Настенные часы показывали семь пятнадцать. Я медленно поднялась, чувствуя себя мешком с опилками. Последний раз физическая нагрузка у меня была в одиннадцатом классе на уроке физкультуры. Это получается сколько? Три года назад. Посмотрела бы я на него после такого перерыва.
– Теперь вдохни и потянись руками вверх, как будто приветствуешь солнце.
Я представила себе девушку из статьи про богиню мести, которая машет в небо приветственным жестом, и неожиданно для себя улыбнулась. Дрожащие руки неуверенно поднялись, кожа на заживающих от осколков ранах натянулась.
– Выдох. И еще раз. Руки вверх.
Картинка девушки с вороном на плече не отпускала. Или может, на ней алый плащ? Может, она укутана в него, чтобы никто не различил хрупкую девичью фигурку, которую так легко сломать. Под плащом у нее, допустим, стальные латы, а еще ниже бархатное красное платье…
Я почувствовала, как что-то легкое, легче самого воздуха, мазнуло меня по щеке. Антон резко развернулся, ошаривая комнату взглядом.
– Ты откуда это взяла?
Я провела пальцами по гладким перьям у бедра. Они были холодными и твердыми, будто выкованными из стали или железа, и едва ощутимо пульсировали, отзываясь на мое прикосновение. Офигеть. Я, что, представила это? Тогда где хруст осыпающегося печенья?
Я подняла руку, ощутив на запястье вес кованых браслетов, и прикоснулась к виску. К шее спускались тяжелые кованые кольца.
«Браво, моя радость, – вдруг раздался в голове голос Лестера. – Наконец-то ты выглядишь так, как я себе представлял. Может, еще посох в руки? Или лук? Нет, постой, лучше копье!»
Я зажмурилась.
«Ты где?»
Лестер давно не говорил со мной так. Но то, что у него достало сил даже на такой разговор, – добрый знак. Ну или признак того, что я окончательно сбрендила.
«Где