ему рассказала, как она для того, чтобы тоже спасти честь класса, сама тайком подложила в карман девочки свои десять левов, а вторую бумажку, видимо, вернула воришка… Васко засмеялся и открыл ей свою тайну: и про свои десять левов и про настоящего вора — ту девочку, что сидела впереди него на соседнем ряду и которую учительница к тому времени напрочь забыла.
Одна сигарета — и в комнате стало как в дымовой трубе. Пускаешь дым в сторону окна, но он возвращается обратно, делает виток поверху и лишь потом вылетает вон… Петринский отметил это еще с вечера… Один прямоугольник, два, три… Ну-ка, вставим в каждый по портрету, соберем альбом — всех, с кем работал и общался последние месяцы.
Первая рамка по праву досталась инженеру Горанчеву: всегда гладко выбритый, в белой рубашке, в модной куртке, красавчик, маменькин сынок Горанчев. Не случайно Эвелина тогда, шесть лет назад…
Стоп! Рядом с ним, во второй рамке, непременно должна быть она. Скажи попробуй, что человека нельзя определить по лицу!.. Так, Эвелина: изящно очерченные губы, точеный носик, как у ребенка, глубокий томный взгляд… Он редко видел ее улыбающейся — всегда задумчивая, грустная.
Дальше будет Верча, техник товарищ Добрева: сильная, с глазами зверя, с тяжелой каштановой косой… Всякий раз он с нетерпением ждал, пока Верча расплетет ее — коса рассыплется по всей подушке — и он скроет хищное лицо в этих длинных молодых зарослях, и будет вдыхать запах молодого тела и чистых волос, и заблудится, и забудется в них…
Тетушка Стаменка — лицо матери. Общей мамы — на всю бригаду. Но особенно его, как будто сама его рожала. Длинное сухое лицо — как лица матерей на картинах Светлина Русева… Как могла сберечь эта женщина в своей душе столько любви к людям?
Небебе́ он поставит в пятую рамку. Небебе больше нет, и ответственность за ее смерть лежит на нем… Нет ее. И поэтому ее красивая голова как раз приходится на черный кружок в окне, через который когда-то, видно, выводил дым из старой печи. Теперь сделали камин…
После Небебе пусть будет Динко — здоровяк, с загорелым мужественным лицом, с черными усами подковой и белыми здоровыми зубами, как у африканца… Такие дикие страсти в наше время!..
В седьмую рамку поместим дядюшку Крума Горского, с которым вместе обсуждали безумную идею с канатной дорогой. Лицо доброго человека. И взгляд, который видит тебя насквозь, с головы до ног.
В восьмой — бригадир Сандо, старый рабочий. Лицо у него как тесаный дубовый чурбан, прямое, суровое… За одно оскорбление может человека убить…
Итак, восемь лиц. Для остальных рамок нет. Остальных нарисуем пальцем на стене: Стамен — вечно молчащий муж Стаменки, Теофан Градский — владелец горного кафе «Эхо», вечно пьяный водитель старого грузовика Андон Рыжий. И еще двадцать рабочих бригады.
Теперь все они у него перед глазами. Кто-то из них «вонзил ему нож в спину». Потому что как же иначе? Все было продумано, все сделано наверняка, целую неделю бригада заливала фундаменты с обеих сторон ущелья, монтировала катушки, натягивала тросы, резала, сваривала… Но едва полутонная стальная секция поползла над пропастью, трос вдруг лопнул, все обрушилось вниз, в каменное корыто реки… Люди застыли, ошеломленные… Горное эхо разносило над ними страшный крик Небебе: «Руфааад!..» Потом наступила тишина…
Мысли его вновь обратились к образу бывшей учительницы. Казалось странным, что он, тридцатидвухлетний мужчина, в детских воспоминаниях находит опору и облегчение. Не лишенный фантазии, он легко вызвал образ этой женщины, одел ее в белую блузку с каемкой и джинсовую юбку — такую, как носят сейчас молодые женщины, особенно студентки; представил ее себе красивой, стройной, чуть пониже его ростом, сидящей на месте старого следователя. Воображение разыгралось. Кабинет тоже преобразился. Трудно было с определенностью сказать, чье именно это лицо — лицо его прежней учительницы; или студентки-однокашницы, которая смело доказывала профессору, что предложенная ею гроздевидная конструкция железобетонных опор высокого напряжения будет в пять раз дешевле; или техника Верчи, которая первой уверовала в его идею канатки. Это не имело значения. Он составил себе из них всех новый единый образ и на мгновение увидел его так же ясно, как видел перед собой вчера отсутствующее лицо дремлющего старца. Так-так, малышка. Теперь ты будешь моим следователем. Я, само собой, тебе понравлюсь, ты мне — тоже, я женщинам всегда нравился. И еще, а это при наших отношениях исключительно важно: мы будем с тобой предельно искренни. Я тебе обещаю, клянусь тебе, что буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды! Ну как? Начнем?
Уверен, ты сразишь меня на первом же допросе: во-первых, уже тем, что следователь — женщина, притом только что окончившая институт, да еще… Голос у нее будет звучный. Она представится первой — это в стиле молодых, интеллигентных, решительных женщин. Ее фамилия… Данкова, или Апостолова, или Николова, или Аврамова, или Янева. Ладно, пусть будет Янева! Запомним. Итак, товарищ Янева пригласит его сесть на единственный стул перед своей конторкой, объяснит, что не встречает его словами «добро пожаловать» только потому, что визит к следователю не предвещает ничего доброго. И только когда он немного успокоится, начнет допрос голосом, невольно располагающим к себе:
— Имя, отчество, фамилия?
— Васко Рашков Петринский.
— Возраст?
— 32.
Все это будет записано на чистом листе бумаги. Не потому, что она этого не знает, напротив, она подробно ознакомилась с его краткой биографией. Но тогда из уважения, что ли… «Профессия?» — «Инженер». — «Семейное положение?» — «Кандидат в женихи!»
Он пытается шутить. Он помнит одного приятеля, который каждой симпатичной девушке предлагал свои услуги с одной и той же дежурной фразой: «Будьте моей подругой жизни!» Это глупо и, разумеется, пошло. Не дай бог допустить с ней такой ляп. Но она любую шуточку встретит в штыки и срежет его — как пить дать срежет. А потом заставит подробно рассказать, как все произошло. Что случилось… Поскольку это самое важное — нет, это вообще все, из-за чего он здесь.
Я начну несвязно, как и при старике, стесняясь, поскольку я не из тех, кто мягко стелет. Во-первых, меня смутила твоя молодость. Во-вторых, красота! Потому что ты непременно будешь привлекательна. А красивые женщины — это единственное, что может меня смутить. Во всяком случае, до недавнего времени было так. Ну а как немного освоюсь, я расскажу тебе вкратце о последнем дне своей жизни там, в горах. «Думаю, что со мной все ясно, — закончу я. — Идея была моя, случилось несчастье, погиб человек, я целиком беру вину на себя…»
На что ты непременно рассмеешься: — Там видно