Время шло, и мы перестали считать бушменов объектами для изучения: мы восхищались ими, как своими ближними. Это были люди с индивидуальными особенностями, темпераментами, характерами. Нередко я часами наблюдал жизнь поселения, и чем дальше, тем больше меня удивлял присущий им дар жить вместе в естественной гармонии.
Лекарь Цонома выделывал шкуры, изготавливал оружие, ремонтировал сандалии, стрелы и т. д. Его хижина была самой опрятной и построенной лучше остальных. Он все делал методически и энергично, даже в самое жаркое время дня, когда почти все дремали в тени. Рядом с ним жил Самгау, личность несколько иного плана: беззаботный, гораздо менее активный, но полный обаяния, он постоянно разговаривал и смеялся. Парни, самый старший среди охотников, мужчина флегматичный, явно предпочитал свое собственное общество всем другим. Старый глава рода Кау по традиции жил у восточной границы поселения, ближе к солнцу. Он был вдовцом и если не дремал, то сидел и смотрел, как играют дети. Когда кто-нибудь грубил, старый Кау подзывал его и мягко журил. Самой приятной из женщин была самая старая — прабабушка Гаусье, невероятно уродливая и даже по-своему привлекательная из-за этого. Кожа на ее теле висела мешками, а лицо напоминало сильно пересеченную местность. Строгая старая женщина, она требовала, чтобы к ней относились с уважением. Время от времени от ее острого языка доставалось кому-либо из девушек, которые баловались и ходили по селению, покачивая бедрами. Но часто она, перестав ругаться, неожиданно расплывалась в улыбке и примирительно хмыкала, как бы говоря: «Эх, молодые вы еще, да глупые!» Некоторые особенно кокетливые девушки так много смеялись над своими замечаниями, когда возле нас не было переводчика, что я поеживался в полной уверенности, что мне достается по первое число.
Цонома смазывает стрелы ядом
За все время мы не видели ни одной ссоры. Это поразительно, поскольку бушмены живут как в одной семье и все делят между собой. Самая эта близость, очевидно, создает у них чувство взаимного доверия и взаимозависимости. Они не позволяют себе никаких неожиданных выходок по отношению к другим жителям поселения.
Естественное чувство солидарности внутри рода возникает у них очень рано. Дети бушменов — это как бы общая собственность. Правда, мать отдает предпочтение своему собственному ребенку, но очень часто приглядывает и за чужим и даже дает ему грудь, если он голоден. Дети постарше едят то в одной, то в другой семье, в зависимости от того, где найдется еда, когда они проголодаются. Все поселение — их дом. Дети помогают собирать топливо и пищу для стариков, которые не могут ходить далеко; часто они даже спят рядом со стариками, чтобы тем было не слишком холодно ночью.
На примере старших дети изучают правила поведения, основу единства рода: делиться пищей и помогать друг другу. Если бы они соперничали и спорили между собой, были эгоистичны или жадничали, то не смогли бы выжить в таких суровых условиях. Мы, белые, владеющие водородными бомбами и ракетами, тоже достигли такого этапа в своем развитии, когда должны сделать выбор: жить в мире друг с другом или пойти на самоуничтожение.
Бушменским детям и молодежи не приходится задаваться вопросом, что означает плохо или хорошо вести себя, ибо в них воспитывается отношение к традициям племени как к единственно возможной форме поведения. Даже своенравным упрямцам приходится сдерживаться и не идти против воли общины.
— Что считается самым плохим поступком человека? — как-то спросил я Цоному.
Он не колеблясь ответил, что нет ничего хуже драки с другим членом своего рода. Только никчемный и глупый человек может так поступать. Поэтому за мальчиком, который проявляет признаки агрессивности, внимательно наблюдают все взрослые, его берут с собой в долгие и трудные охотничьи походы, где учат уму-разуму, учат подчиняться.
В бушменских легендах нет героев, которые добивались бы славы силой оружия. Но у всех людей бывают агрессивные побуждения, которым надо дать выход, направить по другому руслу. Бушмены слушают народные легенды, в которых табу племени нарушаются, но в конце концов виновный в дерзком поступке несет наказание, и моральные устои держатся непоколебимо.
Конечно, невозможно полностью избежать различий во взглядах. Небольшие споры решаются друзьями или родственниками, а более серьезные выносятся на суд старейших. Главное для судей — сплоченность.
Доброта и забота о других — это одна из характернейших черт бушмена. Мы оделяли каждого, кто позировал нам для съемки или рисунка, горсткой табаку. Получивший желанный подарок никогда не прятал его, а раздавал большую часть табаку соседям, оказавшимся рядом. Те в свою очередь передавали трубки другим, чтобы и они могли разок затянуться. Делиться благами для них вполне естественная вещь.
Воровства среди бушменов практически нет. Вообще говоря, им некуда было бы и спрятать украденное! Я бросал свой мешок с табаком где попало, и никто ни разу не взял ни крошки. Они с благодарностью принимали то, что им давали, но никогда не попрошайничали. Забытую в поселении вещь нам всегда возвращали.
Родовые симпатии и близость бушменов настолько сильны, что нуждаются в физическом выражении. Даже в самые жаркие дни они сидят, прижавшись друг к другу. Чувство родства в общине создает у них ощущение моральной и физической безопасности.
Этот первобытный народ в своей общинной жизни достиг самого желанного идеала. Доброта и великодушие бушменов, их преданность друг другу и дар жизнерадостности, которым они обладают, проявляются в их быту, песнях, мифах, играх. Именно это и есть истинная цивилизация, и бушмены по существу не нуждаются в нашей «цивилизации». Если их оставить в покое и дать возможность придерживаться своего собственного образа жизни на своей земле, у них будет все, чего только может пожелать человек. Вся наша техника, знания, богатство могут дать им лишь немного табаку и мазь для глаз. Все остальные наши блага в конечном счете не принесут им ничего, кроме вреда.
Глава шестнадцатая
Быт бушменов
Проходили недели. Мы все лучше знакомились с жизнью бушменов. Я попросил мужчин построить мне маленькую хижину, скорее, навес, рядом с тем местом, где спал старый Кау (там было углубление в песке и ямка для костра). Снаряженный своим резиновым матрацем, несколькими банками консервов и киноаппаратом, я проводил у своего навеса по нескольку дней кряду. Со мной обращались как с членом рода, а я ежедневно вносил в общий котел порцию табаку. Франсуа предпочитал спать в нашей общей хижине, где ему никто не мешал работать над рисунками и этюдами. Иногда мы по целым дням не встречались.
Как идет жизнь в такой обстановке? С первым проблеском зари поселение начинает просыпаться. Вот один бушмен зевнул, потянулся и вылез из шкуры, в которой спал. Он протирает глаза и бредет в кусты. Вот встает второй и начинает раздувать тлеющие угли костра, горевшего всю ночь. Проснулся третий. Он присаживается у того же костра погреться. Утренняя тишина нарушается приглушенным разговором женщин, сидящих у одной из хижин. Они прикрыли своими одеялами из шкур спящих детей. Одна тлеющим прутом из костра разожгла свою трубку, которая теперь ходит по кругу. В утреннем полусвете просыпаются несколько малышей. Они перешептываются между собой, а потом, спотыкаясь, направляются к мамам и уютно устраиваются около них. Уже пылает несколько костров, голоса становятся громче, и вдруг раздается первый взрыв смеха. День начался.
Поселение все больше оживает. На завтрак разогреваются остатки вчерашнего ужина. Матери начинают кормить грудных детей или идут собирать сучья для костров. Дети гоняются друг за другом. Их смех далеко разносится в утренней тишине. Постепенно селение пустеет. Дома остаются старики и некоторые дети. Мужчины попарно уходят на охоту. Женщины и дети (грудные — в кожаных мешках за спиной у матери) отправляются собирать пищу. Я иногда ходил с женщинами и с каждым разом все больше восхищался их веселостью, энергией и живым умом. Увидев пчелу, они шли за ней до ее гнезда, но если меду там было мало, не притрагивались к нему, чтобы пчелы собрали побольше. Женщины втыкали в землю возле гнезда сухую ветку и так «запасали» мед. Если им встречался покрытый ягодами куст, они всегда оставляли на нем часть ягод на черный день, а обнаружив сладкий картофель или уинтйиэс (дикий лук), оставляли клубни поменьше в земле, чтобы дать им подрасти. Все кругом было их садом, и они прекрасно знали, какую в нем можно найти пищу, где и в какое время года.
Женщины двигались небольшими группами по равнине среди растущих там и сям деревьев и кустарника, и их кожаные мешочки для пищи становились все тяжелее: в засушливый сезон на деревьях чиви много питательных красных ягод. Женщины шли, внимательно поглядывая по сторонам, чтобы не пропустить чего-либо съедобного. По одному виду листьев куста они узнавали, есть ли личинки у его корней. Старшие дети весело визжали всякий раз, когда приходилось выворачивать с корнями еще один «хороший куст».