с обручем, молодой парень со сросшимися пальцами на руках, из-за чего его конечности напоминали клешни краба. Последним на сцену выскочил усатый силач в полосатом костюме, с гуттаперчевым мальчиком на плечах. Пока тот прыгал, бегал, гнулся во все стороны, демонстрируя чудеса владения телом, мужчина бросал в воздух гири.
К нему я присматривалась внимательнее всего. Тщательно выискивала на лице признаки беспощадного душегуба – убийцы, что лишил жизни уже двух человек – а находила только некую растерянность во взгляде и добрую улыбку.
Стоило раздаться бурным аплодисментам, знаменующим конец представления, как конферансье – тот самый билетер у входа – держа в руках металлическую миску, прошелся по рядам, собирая пожертвования. Пока я искала в сумочке монету, Гордей времени зря терять не стал, достал из кармана служебную книжку.
Старик, видимо, не робкого десятка, теряться не стал. Кивнул.
– Любезный, сопроводи-ка нас к хозяину цирка.
– За какой такой надобностью?
– Дело важное у полиции к нему имеется.
По глазам видно, не устроило такое объяснение билетера. Но супротив служивых не попрешь. Высыпал монеты из миски в карман сюртука и жестом велел следовать за ним.
Нас вывели через вход. Обошли шатер с другой стороны. И подвели к деревянному, всему обклеенному цирковыми афишами вагончику. Стукнули в дверь по-особенному – стук, пауза, два быстрых стука. Щелкнул замок.
– Бонечка, миленький, в чем дело? – ленивый, заспанный взгляд скользнул сначала по приставу, затем остановился на мне. Лицо вытянулось от удивления. – Вы?
И с чего я решила, что она гимназистка?
Дело в платье, если только. В музее живописи, где мы встретились два дня назад, на этой женщине был белый, выглаженный наряд, с длинным воротом и пышным бантом на груди. Волосы строго собраны волосок к волоску. Лицо чистое, из-за чего взгляд казался невинным, скидывая его обладательнице лет пятнадцать.
Сейчас перед нами предстала абсолютно другая картина.
Вместо платья – длинный шелковый халат, подчеркивающий ладную фигуру, какой могла обладать только взрослая женщина. Строгую прическу сменили спадающие на плечи пышные темные локоны. Излишний, как по мне, макияж, подчеркивал красоту, но и придавал барышне года. Зато теперь она полностью соответствовала своему властному голосу.
Не пропустив странную реакцию незнакомки, Гордей нахмурился, прошел вперед, задвинув меня за спину.
– Позвольте представиться, пристав Мещанского участка Гордей Назарович Ермаков, – помахал он в воздухе документами. – Прибыл со своей помощницей по вопросу следствия. С кем имею честь?
– Аполлинария Святославовна Хрумская, – пробормотала она, переводя растерянный взгляд на конферансье. – А в чем, собственно, дело? Бонечка, я ничего не понимаю…
– Полечка, господа хорошие изволили быть представленными хозяйке цирка, – пожал он плечами.
– Но по какому вопросу?
Я решила вмешаться.
– Госпожа Хрумская, разрешите переговорить с вам наедине?
– Вы та барышня из музея…
– Да, это я. Вы позволите нам войти?
– Разумеется, – она посторонилась, дав нам с Гордеем протиснуться в темное помещение, что-то шепнула старику и прикрыла перед его носом дверь. – Простите, у меня совсем не прибрано. Не ожидала нынче гостей…
Гостей, Полина, действительно не ждала. Небольшой диванчик, накрытый смятой простыней, выглядел так, словно с него только что встали. Все вешалки были завалены платьями. На трюмо, заставленном горшочками с шалфеем, грязные разводы крема. На столике – блюдце с надкусанным, заветренным пирожным и бокал с недопитым чаем.
Стащив с диванчика простыню, хозяйка отбросила ее в сторону и жестом пригласила нас присесть. Сама заняла стоящую напротив низкую табуретку.
– Я вас внимательно слушаю, – захлопала она сонными глазами, сосредоточившись на приставе, как на лице, внушающем большее опасение.
– Аполлинария Святославовна, – прочистив горло, произнес Ермаков. – Извольте поведать, сколько вы уже управляете цирком? Хорошо ли знаете людей, что в нем служат? Когда приехали в Китеж? Как давно надумали поездку?
Выслушав обрушившийся на нее шквал вопросов, женщина смутилась. Задумалась. Подняла глаза к невысокому потолку.
– Цирком я управляю… в этом году у нас небольшой юбилей – десять лет, – она покачала головой, грустно вздыхая. – Подумать только, как быстро летит время. Казалось, только вчера погибли папенька с маменькой, оставив меня одну на всем белом свете…
– Сколько вам тогда было? – уточнила я.
– Только исполнилось восемнадцать. Я как раз окончила Тмутараканский институт благородных девиц. Случилось… несчастье. Я осталась без родительской поддержки. Без гроша за душой. В таком отчаянии, что едва не наложила на себя руки. Знаете, что меня спасло? К нам в город с гастролями наведался цирк. Мне удалось попасть на грандиозное представление. Я была под крепким впечатлением и в тот же день зажглась мыслью собрать труппу. Однако в театральном деле жестокая конкуренция. А все эти клоуны, акробаты, несчастные животное – казались… нет, не скучными, скорее, обыденными. Тут-то мне на глаза и попался европейский журнал с заметкой о необычном бродячем шоу…
История Аполлинарии Святославовны вряд ли кого-то могла оставить равнодушным. И дело не в том, что ее было жаль – в таком раннем возрасте остаться сиротой, еще и без денег. У кого угодно опустились бы руки.
Совсем наоборот.
Я прониклась невольным уважением к ее силе воли и целеустремленности. Будучи восемнадцатилетней воспитанницей института благородных девиц начать практически с нуля и подняться в своем деле до немалых высот. Знать, что от тебя зависят судьбы всех участвующих в шоу людей – это ли не показатель подобных качеств?
Даже Гордей, вроде бы, проникся. По крайней мере, взгляд стал не таким строгим. Не подозревая, что за бурю вызвал в наших душах ее рассказ, женщина продолжила:
– Тяжко было. И труппу подобрать. Не поверите, сколько сиротских приютов я обошла. И реквизитом разжиться. Все, что удалось продать – вплоть до родительского дома – в дело пошло. Себе и лишку не оставила. Так и завелось с тех пор – как бог нам пошлет. Добрый заработок – живем. Худой – перебиваемся. По городам нашей необъятной империи с зимы по лето, с лета по зиму катаемся. Где-то по-доброму привечают, возвращаемся. Где-то не по нутру приходится наше шоу. Туда более ни ногой. А в Китеже, вот, поперву. Все недосуг было, а тут как-то… само вышло. По пути нам. Чего бы не заглянуть? Что там еще вас интересовало, господин пристав?
– Люди, что служат в цирке. Всех ли хорошо знаете? Со всеми дружбу водите?
Госпожа Хрумская кивнула.
– Все так. Кто-то с самого начала со мной. Как Бонечка, простите, Бонифаций Иланович. Честный, душевный человек. Он заменил мне отца. Еще кухарка наша, Анна Гавриловна. И Савелий. О нем я, как о младшем братишке, все десять лет пекусь.
– Савелий? – уточнила я.
– Савелий Глебович Арутников. Гирьками жонглирует.