У камина
Наплывала тень… Догорал камин,Руки на груди, он стоял один,
Неподвижный взор устремляя вдаль,Горько говоря про свою печаль:
«Я пробрался вглубь неизвестных стран,Восемьдесят дней шел мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногдаСтранные вдали чьи-то города,
И не раз из них в тишине ночнойВ лагерь долетал непонятный вой.
Мы рубили лес, мы копали рвы,Вечерами к нам подходили львы.
Но трусливых душ не было меж нас,Мы стреляли в них, целясь между глаз.
Древний я отрыл храм из под песка,Именем моим названа река,
И в стране озер пять больших племенСлушались меня, чтили мой закон.
Но теперь я слаб, как во власти сна,И больна душа, тягостно больна;
Я узнал, узнал, что такое страх,Погребенный здесь в четырех стенах;
Даже блеск ружья, даже плеск волныЭту цепь порвать ныне не вольны…»
И, тая в глазах злое торжество,Женщина в углу слушала его.
Маргарита
Валентин говорит о сестре в кабаке,Выхваляет её ум и лицо,А у Маргариты на левой рукеПоявилось дорогое кольцо.
А у Маргариты спрятан ларецПод окном в зелёном плюще,Ей приносит так много серёг и колецЗлой насмешник в красном плаще.
Хоть высоко окно в Маргаритин приют,У насмешника лестница есть.Пусть звонко на улицах студенты поют,Прославляя Маргаритину честь,
Слишком ярки рубины и томен апрель,Чтоб забыть обо всём, не знать ничего…Марта гладит любовно полный кошель,Только… серой несет от него.
Валентин, Валентин, позабудь свой позор,Ах, чего не бывает в летнюю ночь!Уж на что Риголетто был горбат и хитер,И над тем насмеялась родная дочь.
Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще!Его нет… Его выдумал девичий стыд;Лишь насмешника в красном и дырявом плащеТы найдешь… и ты будешь убит.
Оборванец
Я пойду по гулким шпалам, Думать и следитьВ небе желтом, в небе алом Рельс бегущих нить.
В залы пасмурные станций Забреду, дрожа,Коль не сгонят оборванца С криком сторожа.
А потом мечтой упрямой Вспомню в сотый разБыстрый взгляд красивой дамы, Севшей в первый класс.
Что ей, гордой и далекой, Вся моя любовь?Но такой голубоокой Мне не видеть вновь!
Расскажу я тайну другу, Подтруню над ним,В теплый час, когда по лугу Вечер стелет дым.
И с улыбкой безобразной Он ответит: «Ишь!Начитался дряни разной, Вот и говоришь».
Туркестанские генералы
Под смутный говор, стройный гам,Сквозь мерное сверканье балов,Так странно видеть по стенамВысоких старых генералов.
Приветный голос, ясный взгляд,Бровей седеющих изгибыНам ничего не говорятО том, о чем сказать могли бы.
И кажется, что в вихре дней,Среди сановников и денди,Они забыли о своейБлагоухающей легенде.
Они забыли дни тоски,Ночные возгласы: «к оружью»,Унылые солончакиИ поступь мерную верблюжью;
Поля неведомой земли,И гибель роты несчастливой,И Уч-Кудук, и Киндерли,И русский флаг над белой Хивой.
Забыли? — Нет! Ведь каждый часКаким-то случаем прилежнымТуманит блеск спокойных глаз,Напоминает им о прежнем.
— «Что с вами?» — «Так, нога болит».— «Подагра?» — «Нет, сквозная рана». —И сразу сердце защемитТоска по солнцу Туркестана.
И мне сказали, что никтоИз этих старых ветеранов,Средь копий Греза и Ватто,Средь мягких кресел и диванов,
Не скроет ветхую кровать,Ему служившую в походах,Чтоб вечно сердце волноватьВоспоминаньем о невзгодах.
Абиссинские песни
Военная
Носороги топчут наше дурро,Обезьяны обрывают смоквы,Хуже обезьян и носороговБелые бродяги итальянцы.
Первый флаг забился над Харраром,Это город раса Маконена,Вслед за ним проснулся древний АксумИ в Тигрэ заухали гиены.
По лесам, горам и плоскогорьямБегают свирепые убийцы,Вы, перерывающие горло,Свежей крови вы напьетесь нынче.
От куста к кусту переползайте,Как ползут к своей добыче змеи,Прыгайте стремительно с утесов —Вас прыжкам учили леопарды.
Кто добудет в битве больше ружей,Кто зарежет больше итальянцев,Люди назовут того ашкеромСамой белой лошади негуса.
Пять быков
Я служил пять лет у богача,Я стерег в полях его коней,И за то мне подарил богачПять быков, приученных к ярму.
Одного из них зарезал лев,Я нашел в траве его следы,Надо лучше охранять крааль,Надо на ночь зажигать костер.
А второй взбесился и бежал,Звонкою ужаленный осой,Я блуждал по зарослям пять дней,Но нигде не мог его найти.
Двум другим подсыпал мой соседВ пойло ядовитой белены,И они валялись на землеС высунутым синим языком.
Заколол последнего я сам,Чтобы было, чем попироватьВ час, когда пылал соседский домИ вопил в нем связанный сосед.
Невольничья
По утрам просыпаются птицы,Выбегают в поле газели,И выходит из шатра европеец,Размахивая длинным бичом.
Он садится под тенью пальмы,Обвернув лицо зеленой вуалью,Ставит рядом с собой бутылку вискиИ хлещет ленящихся рабов.
Мы должны чистить его вещи,Мы должны стеречь его мулов,А вечером есть солонину,Которая испортилась днем.
Слава нашему хозяину европейцу,У него такие дальнобойные ружья,У него такая острая сабляИ так больно хлещущий бич!
Слава нашему хозяину европейцу,Он храбр, но он не догадлив,У него такое нежное тело,Его сладко будет пронзить ножом!
Занзибарские девушки
Раз услышал бедный абиссинец,Что далеко, на севере, в КаиреЗанзибарские девушки пляшутИ любовь продают за деньги.
А ему давно надоелиЖирные женщины Габеша,Хитрые и злые сомалийкиИ грязные поденщицы Каффы.
И отправился бедный абиссинецНа своем единственном мулеЧерез горы, леса и степиДалеко, далеко на север.
На него нападали воры,Он убил четверых и скрылся,А в густых лесах СенаараСлон-отшельник растоптал его мула.
Двадцать раз обновлялся месяц,Пока он дошел до КаираИ вспомнил, что у него нет денег,И пошел назад той же дорогой.
III. Из Теофиля Готье
На берегу моря
Уронила луна из ручек— Так рассеянна до сих пор —Веер самых розовых тучекНа морской голубой ковер.
Наклонилась… достать мечтаетСеребристой тонкой рукой,Но напрасно! Он уплывает,Уносимый быстрой волной.
Я б достать его взялся… смело,Луна, я б прыгнул в поток,Если б ты спуститься хотелаИль подняться к тебе я мог.
Искусство