– Слышала! – рявкнула она. – Кто же тебя не услышит?
– Не меня, не меня! Кто-то кричал под окнами, кого-то убили.
– Кошки дрались. А потом ты заорал. У тебя голос еще противнее. Дашь поспать, сволочь?
– Нужно проверить подвал, сейчас же! – скомандовал я и решительно направился в кухню.
– Подождем до утра... – заканючила Агата. – Я пьяная. Я спать хочу...
Но не существовало в мире силы, способной удержать меня от подвига.
– Надо взять свечу или фонарь.
Агата постучала себя по лбу черным ногтем и щелкнула выключателем. Я распахнул дверь и посмотрел вниз. Подвал представлял собой маленькую комнатку, совершенно пустую, если не считать нескольких стульев, расставленных полукругом. Лампы светили до омерзения ярко, не оставляя даже самого завалящего темного уголка. Трупами не пахло, наоборот, в воздухе висел густой запах ароматических палочек.
– Можно еще поднять плиты, – подсказала Агата. – Может, ее закопали.
Пол действительно был выложен каменными плитами, украденными, как видно, из египетских пирамид. Нечего было и думать, что наших совместных мускульных усилий хватит, чтобы сдвинуть их хотя бы на миллиметр.
– А стулья зачем? – тупо спросил я.
– Мы здесь медитировали. На страх. А я и так знала, что здесь ничего нет.
– По-моему, это было твое предположение. В подвале, в подвале...
– Мало ли, что спьяну померещится.
– Угораздило же связаться с алкоголичкой.
Само собой, на следующее утро пришлось вернуться к дневнику. Из нескольких первых страниц я узнал: 1) Роз измучило постоянное присутствие большого количества людей в доме; 2) Агата выучилась гадать на картах Таро и вербует клиентов прямо в группе, а посему ее следует удалить, чтобы не мешала; 3) некий Морт преподнес старинное кресло, а в нем оказались блохи. И во время игрового тренинга они искусали некую Омегу, изображавшую королеву красоты. И, наконец, 4) и (самое главное) в группе появился таинственный красавец, который вообще никак не назвался, чем поставил себя в особое положение. Это было уже кое-что.
Срочно допрошенная Агата сообщила, что красавец появился невесть откуда, пришел сам, никто его не приводил. Поголовно все дамы были в него влюблены, и даже, тут Агата понизила голос, кое-кто из молодых людей тоже "делал ему куры". Но красавец оказался непоколебим. Впрочем, появлялся он всего раза три или четыре, а потом исчез. Роз еще говорила, что он страдает приступами агорафобии. Между собой она называли его "икс-файл".
Выпалив, таким образом, все скудные сведения, Агата извлекла снимок, на котором группа молодых людей в нелепых костюмах разыгрывала какую-то сценку.
– Вот он. Не успел спрятаться, как он обычно делал. И я его подловила.
На заднем плане я увидел человека, повернутого к объективу почти спиной. Говорю почти, потому что была видна часть щеки, кольцо в ухе и черная масса волос, падающих на шею.
– Можно найти этого человека? – осторожно спросил я.
– Любого можно найти, – ответила Агата и, подумав, добавила: – Я попробую, но... тогда мне придется оставить тебя на некоторое время.
– Пожалуйста, – милостиво разрешил я. Она, наверное, думает, что без нее я загнусь. Опекунша!
Итак, Агата укатила. Но через час вернулась обратно с кучей продуктов. Пока она набивала холодильник, я раздумывал о том, что пользу она приносит несомненную, однако, ее общество от этого не становится более приятным. В этом кроется суть всех конфликтов в мире. Необходимость терпеть кого-то ради выгоды не пробуждает в нас теплых чувств к этому человеку, как бы он не старался заслужить наше внимание или хотя бы тень благодарности. Наоборот, сама мысль, что ты должен испытывать благодарность, – тягостна и непродуктивна.
В конце концов, Агата уехала, а я вновь принялся за чтение.
Из дневника Роз Витан
4 февраля
Сегодня я получила подтверждение своего профессионализма. Наконец-то. Кажется, Роз Витан уготовано большое плавание.
В десять часов утра зазвонил телефон. Я думала, что это кто-то из клиентов. Но оказалось... Звонила секретарша доктора Бернарда. Я не знаю, кто такой Бернард, но она сказала, что он владеет большой психиатрической клиникой. Сказала также, что если я заинтересована в сотрудничестве, мне надлежит прибыть по такому-то адресу для переговоров. Я еду завтра. Боже мой, какое счастье!
5 февраля
Я была там. Хотя сама клиника показалась мне несколько странной – я не увидела ни одного пациента, но профессор Бернард очень мил. Мой пациент страдает агорафобией, и моя задача беседовать с ним о том, о сем. На основе этих разговоров профессор собирается назначить ему лечение. Впрочем, объяснил он мне это довольно туманно. А я только кивала и улыбалась. Что же делать, такие места на улице не валяются. Начну работать – сама разберусь. Тем более, что они обещают просто огромные деньги – и это всего за два раза в неделю по три часа разговоров. Рай, да и только!
Итак, я узнала, что моего пациента зовут Арчи. Возможно, что кроме боязни открытого пространства, он страдает еще чем-то. Потому что профессор Бернард передал мне листок с напечатанным текстом и сказал, что это визитная карточка состояния Арчи на сегодняшний день. Я объяснила, что не смогу сказать ничего определенного по обрывку текста. Что мне нужен образец почерка. "Он никогда не пишет от руки, – ответил Бернард, – Довольствуйтесь тем, что есть".
К странице был приколот вчетверо сложенный листок. Я развернул его. Ну, конечно же, это был тот пресловутый текст "от Арчи", о котором я только что прочел:
"Я совсем не тот, за кого меня принимают. И даже не тот, за кого я принимаю себя сам. Грустный бледный человек в нелепой панаме, бредущий по кромке воды, узкой как лезвие грани воды и суши. Существо, не знающее, чего хочет, некий осел, застрявший между двумя желаниями. Вот, кто я есть. Вот чем являюсь в мире, где нет места нерешительности. Но как принять это решение, как сделать верный для себя выбор? Пусть даже обе возможности равны (давайте представим, что равны), но я же не могу использовать обе. Вот, глупость-то какая! А не приведет ли эта только одна выбранная мною возможность не туда – куда хотелось бы. И не окажется ли вторая лучше? Впрочем, все это сухая материя, а философствовать можно бесконечно. Можно делать выводы и тут же их опровергать, можно жонглировать словами и постепенно растерять их все на песке. Многое можно, если призадуматься. Да, разве в этом дело? Дело в том, что вам не нравится моя панама. Подумаешь, невидаль! Просто я дурак, и панама моя – дурацкая. Зато никто больше таких не носит. Кто-то приковывает себя к позорному столбу, кто-то наоборот, привязывает к себе крест. Все это – дело вкуса. А я сжился со своей панамой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});