– Конечно, отвергла бы! – незамедлительно ответил он с твердой убежденностью в голосе.
Элисса удивленно приподняла бровь:
– И почему же?
– Во-первых, ты недавно дала себе клятву держаться подальше от всех мужчин, а во-вторых, у нас с тобой есть общие дела и ты еще не решила, каким способом лучше манипулировать мной в своих интересах.
– Один – ноль в твою пользу, Хантер. Должно быть, я не так умна, как ты хочешь заставить меня думать. Или ты хочешь, чтобы я сама себя перехитрила. – Элисса незаметно улыбнулась. – А может быть, просто не хочешь осложнять ситуацию тем, что придется взять на себя половину ответственности за последствия почти проведенной в моей постели ночи. Если бы я по той или иной причине не сумела сказать тебе «нет», то, оказавшись на спине, стала бы искать возможность вновь очутиться сверху… Хантер! Ты меня слышишь?
Натан вздрогнул от неожиданности. Он был настолько увлечен воображаемой волнующей сценой в постели с Элиссой, лежащей на спине и стонущей под его ласками, что не сразу вернулся к реальности. Его рука, лежавшая на спинке сиденья, инстинктивно потянулась к ее щеке и… застыла в дюйме от нежной гладкой кожи. Элисса следила за ним с настороженностью дикого зверя, боящегося прикосновения человеческой руки. Хантер подождал, чтобы она привыкла к мысли о столь невинной ласке с его стороны, и нежно погладил кончиками пальцев округлую щеку девушки. Потом медленно убрал руку.
Всего лишь одно бесконечно нежное прикосновение, едва ощутимый физический контакт, не несущий в себе ни угрозы, ни просьбы… И все же от этого легкого прикосновения Элисса затрепетала всем телом. Ее снова захлестнуло странное чувство, от которого волоски на затылке встали дыбом, словно шерсть на загривке зверя. Она не могла отвести взгляд от его голубых глаз, которые, казалось, излучали свет и тепло. Неожиданно для себя самой Элисса протянула руку к его лицу и мягко коснулась пальцами твердо очерченного подбородка… Ее тянуло к этому сильному человеку, но она никак не могла понять почему. Она не верила его словам и все же испытывала к нему несомненное притяжение.
Она вспомнила слова своей прабабушки, говорившей, что вовсе не обязательно всегда находить объяснение своим инстинктам и ощущениям. Просто они передаются человеку по наследству от его далеких предков, которые были гораздо теснее связаны со своим внутренним миром и с окружавшей их природой.
Услышав звук открывшейся входной двери в доме дяди Гила, Элисса тут же пришла в себя и смущенно отдернула руку, словно испугавшись сама себя.
– Пожалуй, мне пора в дом. Дядя Гил, наверное, уже сгорает от нетерпения…
– Позови меня, если я тебе понадоблюсь, Катлер, – низким рокочущим баритоном проговорил Хантер.
Элисса направилась к дому, на ходу размышляя о непонятных чувствах, которые пробудило в ней всего лишь одно нежное прикосновение руки Хантера. Пожалуй, следует быть с этим опасным человеком поосторожнее, иначе…
Теперь ей предстояло встретиться с дядей Гилом и его детьми. Интересно, какую тактику они выбрали, чтобы повлиять на ее поведение? Все-таки Хантеру удалось настроить ее на подозрительный лад по отношению к родственникам!
Глава 7
Элиссу усадили в большое кресло за обеденным столом в гостиной дяди Гила. Перед ней тут же появилась чашка горячего кофе. Дядя Гил занял место во главе стола, как и полагалось патриарху семьи Ролинзов, однако Элисса намеренно проигнорировала этот символический жест, предназначенный произвести на нее должное впечатление с самого начала.
Усевшийся рядом с ней кузен Верджил был сама любезность и очарование. Решив, что ей тоже нужно притворяться, Элисса улыбнулась ему.
Верджил как две капли воды походил на своего шестидесятидвухлетнего рыжеволосого конопатого отца, если не считать того, что был моложе. Оба были ростом в шесть футов, у обоих были непропорционально длинные, словно у аиста, ноги и слишком короткое туловище. Зато широкие плечи свидетельствовали о постоянном физическом труде. Единственная разница между отцом и сыном заключалась в том, что у Гила вырос заметный живот, в то время как сын еще сохранял почти юношескую фигуру. Никогда не придававшая слишком большого значения внешности Элисса недолюбливала своего кузена за дурной характер и сомнительные человеческие качества.
К тому же она всегда чувствовала, что Верджил не любит ее и даже больше того – относится к ней враждебно. Его детские выходки с ней были слишком жестокими, чтобы она могла считать их мальчишескими шалостями. Давным-давно, когда Элисса еще девочкой приезжала погостить к отцу на ранчо, Верджил всегда заставлял ее играть в ковбоев и индейцев, причем неизменно отводил двоюродной сестре роль злодея-индейца. Будучи на шесть лет старше Элиссы, Верджил всегда и во всем верховодил.
Элисса потеряла счет этим странным играм, во время которых Верджил оставлял ее крепко связанной в старом сарае заброшенной семейной усадьбы или, опять же связанную, оставлял лежать на солнцепеке, а сам преспокойно отправлялся купаться в прохладной речке. На шее под самым подбородком у девушки остался небольшой шрам – память об одной из тех жестоких игр, когда Верджил подвергал ее пыткам, потому что она играла роль захваченного в плен злодея-индейца. Элисса подозревала, что и теперь, став взрослым, Верджил все еще питает пристрастие к жестоким играм, хотя внешне ничем этого не показывает, ослепительно улыбаясь своей кузине.
Элисса перевела взгляд на Патрисию, тридцатилетнюю дочь Гила. Вне всякого сомнения, она тщательно ухаживала за собой, но все же напоминала Элиссе капризную, избалованную девочку, которая всегда играла в одну и ту же игру – изображала модельера своих многочисленных кукол Барби. Пока Элисса с утра до вечера бегала на улице и стойко сносила мучительные игры Верджила, маленькая Патрисия безвылазно сидела в своей комнате, украшенной атласными портьерами с кружевными рюшами, и… прихорашивалась, наряжаясь то в одно, то в другое платье (благо их у нее было предостаточно), примеряя то одну, то другую шляпку, на разные лады причесываясь и меняя ленты. Элиссу от этого просто тошнило.
И по сей день Патрисию просто в дрожь бросало, если она замечала выбившийся из прически рыжий локон или крошечную царапинку на тщательно покрытом лаком ногте. Ее макияж всегда был безупречным, манеры – изысканными и многократно отработанными перед зеркалом. Однако при этом у нее совершенно не было характера. Говоря попросту, Патрисия была самой настоящей тряпкой, напоминая Элиссе одну из кукол Барби, посаженную в кресло и бессмысленно улыбающуюся. Интересно, она до сих пор играет со своими куклами или теперь вместо них наряжает своих маленьких дочерей?