Вы одобряете оскорбление королевской семьи? — спросил Астуриас. — Чему вы учили проклятую девчонку? 
— Она послушница. И все еще моя подчиненная. Я не разрешала ей снимать с себя обеты. Если в суде ее оправдают, так и быть, я освобожу Кору от послушания. Но не раньше.
 — А если суд признает ее виновной? — фыркнул Астуриас. — Заберете к себе под крылышко?
 — Если она не может приносить пользу королевству, сидя на троне, пусть занимается другим делом.
 Матерь вышла в центр зала, стащив с себя и передник. Я невольно залюбовалась ею. Я плохо помню свою маму, но она наверняка вела себя именно так: спокойно и уверенно, двигалась плавно и грациозно, полностью осознавая свою красоту и достоинство. Каждое движение Матери говорило о том, что она делает большое одолжение всем присутствующим, участвуя в суде.
 — Я думаю, нет смысла оспаривать обвинения в покушении на жизнь короля. Если бы Кора захотела, Его Величество сейчас был бы мертв.
 — Да как вы смеете!
 — Она натренирована ничуть не хуже других послушниц. Кора должна уметь защищать знания, что нам доверила Акра. За все это время она ни разу не напала на сестер.
 — Леди Айза показала нам укусы, — возмутился Астуриас.
 — Друг мой, если бы вы были чуть внимательнее, вы бы заметили несколько важных деталей. Во-первых, руки Айзы были чисты, когда Кора уезжала из монастыря. Во-вторых, такие рубцы может оставить лишь собачья челюсть. И Айза никакая не леди, ее привели в монастырь чуть раньше, чем Кору. Люди выгнали ее из деревни за воровство и отправили ко мне на суд. Я решила, что Айзу можно перевоспитать, и она перестанет зариться на чужое. Однако я ошиблась.
 Матерь махнула рукой стражникам, словно находилась у себя в монастыре. И те, после небольшой заминки, подхватили монахиню под руки и повели прочь из залы. Бедная Айза путалась в подоле, так что мужчинам пришлось ее тащить. Лицо монахини стало красным, как свекла, а глаза зло блестели. Она все равно не рискнула встретиться взглядом со мной или настоятельницей.
 Казалось, Айза даже не чувствовала вины. Я допускала, что монахиня пошла на это с уверенностью в правильности своих поступков. Может, она и правда надеялась, что меня просто отправят обратно в монастырь.
 Ей-то невдомек, что если моего освобождения требовал Совет, Астуриас просто не мог оставить меня в живых и тем самым подарить как минимум еще одну попытку дорваться до трона.
 Астуриас, словно в подтверждение моих мыслей, посмотрел на меня. В его глазах плескалась горечь и злость. Словно он не хотел начинать эту ссору, но ему просто приходится. Звездочет со скорбным видом склонил голову, пряча руки под алой мантией.
 — Скажите, позволяла ли девчонка себе грубости? — обратился он к Грейс.
 — Да, — ответила та.
  Глава 31
 — Она заставляла меня признаться в сговоре с принцессой.
 — Как? — поинтересовалась Матерь. — Жгла вас раскаленными щипцами для завивки? Ударила?
 — Нет, — тихо ответила Грейс. — Еще она украла мою форму служанки.
 — Воровка, — покачал головой Астуриас. — Разве принцесса может быть воровкой?
 Матерь расхохоталась. Невинная фраза так насмешила ее, что в уголках глаз заблестели слезы.
 — Вор на троне прекрасно смотрится, — заметила настоятельница. — Он будет тащить все в королевство, завоевывая или обманом получая новые земли. И казна у такой принцессы всегда будет полной звонких монет. Впрочем, мы так и не узнали, почему Кора украла у слуги одежду.
 — Я не слуга, — вздернула носик Грейс.
 — Детка, ты прислужница принцессы, — мягко произнесла Матерь. — Сначала служанка Беатрис, теперь Коры. Здесь нечего стыдиться. Поверь мне, в этом зале куда больше лакеев, чем ты думаешь. Некоторые этим даже гордятся.
 Матерь бросила хитрый взгляд на Астуриаса и снова обратилась к Грейс. Из ее голоса испарились все покровительственные нотки, оставив после себя лишь сталь.
 — Давай-ка я угадаю. Ты не могла рассказать, как Коре попасть в зал суда? Запамятовала, с кем не бывает. И провожать ты ее не стала, раз уж не отняла свои вещи у моей подопечной. Получается, Коре пришлось пойти на небольшую хитрость, чтобы вызнать дорогу. Детка, как ты появилась в зале суда? С кувшином воды или мокрой тряпкой?
 Я промолчала, помня об указаниях отца. Однако мне несказанно нравилась потеха, устроенная Матерью.
 — В чем еще вы ее обвиняете? Бросала игрушки в служанок? Отказывалась есть суп? Может, громко плакала по ночам? — улыбнулась настоятельница. — Государственный переворот, как же. Если память мне не изменяет, Кора чтит династию фон Эгартов больше других. Она хочет занять трон, это и так ясно. Но лишь потому, что это ее наследие. Ее отец занимает его сейчас, ее дети сядут на него потом. В этом нет ничего темного и противоестественного. Спросите Беатрис, хочет ли она стать королевой. Или того милого мальчика, которого Астуриас привез в монастырь, чтобы в будущем скомпрометировать как пособника проклятой принцессы. Нет ничего постыдного в амбициях, так что давайте закончим этот цирк.
 — Мне сообщили, — подал голос король, — что она не справляется с обучением. Принцесса должна иметь образование, тем более к восемнадцати годам.
 — Дайте ей текст, и она его прочтет. Продиктуйте указ, и она его напишет.
 — Вот так? — воскликнула Беатрис, махнув позабытыми Айзой листками из тубуса. — С кучей ошибок?
 — Проверьте, — тонко улыбнулась Матерь. — Кора одна из лучших учениц, хоть и резко реагирует на упоминание Мелании фон Эгарт, нашей покойной королевы.
 Как по мановению волшебной палочки, с лица Беатрис слетело пренебрежительно-насмешливое выражение. Принцессу перекосило, как от литра бражки. Я кожей ощущала ее ярость. Отец тоже нахмурился.
 Астуриас выглядел так, будто ему под