Я понимал: ботанический аспект проблемы слонов столь же важен, как и сами слоны. Основное значение приобрело установление темпа роста акаций тортилис. Когда мне это удастся, я смогу определить возраст деревьев, уничтоженных слонами, а также период, за который деревья достигают той же высоты. Если деревья относятся к быстрорастущим породам, ущерба можно не опасаться, но если погибают столетние деревья, их полное уничтожение за несколько десятилетий окажется неотвратимым. Мне стало ясно, что на получение необходимых данных уйдут годы, ибо количество выпадающих осадков в Восточной Африке менялось год от году, а от них зависел и рост деревьев.
По возвращении в Маньяру я, вдохновившись научными дискуссиями о проблемах слонов, с новыми силами взялся тщательно изучать все то, что могло помочь мне ответить на поставленные вопросы. Я укрепил с помощью пружины жестяные полоски с упаковочных ящиков на стволах некоторых деревьев для измерения толщины дерева по мере его роста. Затем вернулся к проблеме перемещений слонов и роли резервата — леса Маранг. Животные могли найти в этом густом лесу самые различные источники пищи и убежище, особенно в засушливые годы, если могли попасть туда. В то время меня весьма занимали перемещения слонов в южной зоне парка. Там, под рифтовой стеной и лесом Маранг, по берегу озера, тянулось несколько сельскохозяйственных ферм, принадлежащих европейцам. Некогда этот район входил в область распространения слонов, и они, наверное, и сейчас пробирались через посевы к пологим склонам, ведущим в лес. Чтобы обогнуть озеро, приходилось совершать 150-километровую поездку на машине, парковые дороги кончались в Маджи Мото. Последний километр был непроходим для машины из-за болот.
Одна из ферм принадлежала южноафриканцу, которого мало заботили независимость и приход к власти национального правительства. Он засевал свои поля, но сохранил вдоль озера коридор, который издавна служил проходом для слонов. К северу от его фермы, по соседству с парком, жил итальянец. Он уже десять лет безуспешно боролся с кустарником, который рос почти с той же быстротой, с какой его вырубали. Он пытался обрабатывать землю, несмотря на постоянные угрозы своим посевам со стороны слонов, буйволов и антилоп, пристрастившихся к новому лакомству. Каждый год он жаловался, что терял 50 % урожая кукурузы. А посему объявил войну слонам. Останься они в окрестностях его фермы, он наверняка разорился бы. Бывало, он убивал по десятку слонов, но приходили другие. Он клялся мне, что за прошлый год расправился с 50 слонами. «Но они продолжают появляться то одно стадо, то другое».
Инкосикас, матриарх с саблевидными бивнями, напавшая некогда на Нико Тинбергена, — одна из слоних, нашедших свою смерть на его земле. Она любила путешествовать, и однажды я встретил ее в южной части парка, у горячих источников Маджи Мото. Наутро она исчезла и больше никогда не появлялась: вероятно, погибла на кукурузном поле. Она возвышалась над своим семейством и, должно быть, представляла прекрасную мишень. Ее семейная группа вновь появилась под предводительством Этры, очень нервной самки, которая с годами стала спокойнее. Насколько я знаю, она ни разу не приближалась к южным границам парка Маньяра.
Итальянец, как ни трудна и незаметна была его борьба, постепенно одерживал верх над слонами. Его поля тянулись на целых полтора километра между обрывом и озером. Прохода для слонов не оставалось, и они никак не могли обойти возделанные ноля. Он или его наследник когда-нибудь окончательно изгонит слонов с их бывшей территории. Другие владельцы ферм убили 300–500 слонов. Оставшиеся животные нашли убежище в парке или перекочевали в лес Маранг.
Ирония судьбы: деревья воспользовались этим массированным уничтожением и уходом животных. На заброшенных сизалевых плантациях и земле под паром плотным кустарником, куда более густым, чем в парке, разрасталась акация тортилис. Я смотрел на нее с тоской, представляя, сколько наслаждения она доставила бы моим слонам.
Но если земли итальянца были непроходимым барьером для слонов, как же они умудрялись переходить из парка в лес Маранг и обратно? Склоны от полей фермера до леса были пологими и легкодоступными, а над парком — отвесными, скалистыми и заросшими густым лесом. Мы с Мходжей обследовали нижнюю часть обрыва, продираясь сквозь колючки и заросли дикого сизаля, но встретили мало звериных следов — каждая тропа упиралась в откос. Однако мог существовать и другой путь из северной части резервата и парка. Эта точка находилась около водопада Эндабаш и на карте значилась под названием Гейязагонг-Хилл. Снизу виднелись тропы, змейками вьющиеся по склонам, но я еще ни разу не пытался пешком подняться по ним, чтобы определить, все ли слоновьи тропы начинались в границах парка и не проходили ли они по землям, где селилось все больше и больше людей.
В то время у меня гостила мать, и, так как она увлекалась птицами и не страшилась горных походов, я организовал однодневную экскурсию. Пока она будет изучать неизвестные ей виды птиц па склонах, я смогу поискать дорогу животных к лесу Маранг. Мходжа был в отгуле, и мы отправились с другим смотрителем, Кипроно, вооруженным для нашей защиты ружьем.
Оставив машину на травянистой лужайке около реки, у водопада Эндабаш, мы вброд перешли ее. Узкие туннели уходили в густой подлесок, росший на другом берегу. Дорожка змеилась по ровной местности между двумя долинами, а потом нырнула в густые заросли Ocimum suave с запахом шалфея, которые смыкались над нашими головами так, что приходилось идти согнувшись. Видимость не превышала пяти метров вперед и на расстояние вытянутой руки в сторону. В пыли поблескивал свежий помет носорогов, а следы от их копыт напоминали, что мы отнюдь не одиноки.
После изнурительного четырехсотметрового перехода, когда не знаешь, с кем встретишься в следующий момент, мы с облегчением выбрались на площадку над обрывом. Утешало лишь сознание, что по столь отвесному склону мы могли бежать и вверх и вниз быстрее любого крупного животного парка… Мы взобрались по слоновьим тропам на холм, где среди ярких луговых цветов произрастала терминалия. Кипроно заметил двух носорогов, пасшихся в кустарнике неподалеку от нас. К счастью, мы не столкнулись с ними; правда, до сих пор носороги убегали при встрече со мной.
Слоновьи тропы затерялись в траве, но одна вела дальше, и мы двинулись по ней. На следующем холме моя задача на данный день была выполнена: тропа зигзагами вилась почти до вершины Гейязагонг-Хилла и исчезала в зарослях леса-резервата. Тропа поднималась широкими петлями и выглядела легкодоступной, но совсем рядом, метрах в двадцати, высился каркас нового дома мбулу. Сельскохозяйственные угодья дошли до тропы, пересекавшей границу парка. Конфликт между слонами и человеком будет решен однозначно: дорогу перережут.