понимаешь, что они говорят? Ты спас музыку, которая могла стать бессмысленным развлечением.
Его лицо светлеет, пока он не касается глазами другого сообщения.
— А этот вот считает, что речь идет в лучшем случае о второсортном произведении. Второсортном.
Лотта берет у него из рук газету, чтобы самой прочитать эти строки.
— Неудивительно, — громко вздыхает она. — Он же простой обыватель! Очевидно, что это человек из прошлого и ненавидит все, что называется «новой музыкой». «Атональная, какофоническая, немелодичная»? С этим ничего не поделаешь. Если такой человек будет тебя хвалить, ты пропал. Не забудь, что ты рассчитывал на некоторое противостояние. И такое противостояние — предвестник славных времен для тебя.
— Для нас обоих. — Он берет ее за руку и крепко сжимает. — Ты должна знать, как сильно ты меня вдохновляешь.
— Ты уже написал родителям? — спрашивает Лотта.
Она знает, что ему очень важно поделиться своим триумфом со всеми людьми, которые для него что-то значат. Неважно, как к Лотте относятся старые Вайли, в этот момент она должна поддержать его.
Курт удивленно смотрит на нее.
— Как раз собираюсь.
— Оставь немного места на открытке, может, и я напишу несколько строк.
Его не обманывает ее спокойный тон, но он во второй раз сжимает ее руку. Он понял, что эта просьба стоила ей больших усилий.
— Это было бы впервые.
Она пожимает плечами.
— Наверное, я боялась, что меня укусят. Но теперь пусть они увидят, что я не так уж и опасна для их сыночка.
Он громко смеется.
— Ах, Лотта.
В конце концов Курт отправляет своей семье следующее сообщение: «Это правда интересно — стать наутро мировой знаменитостью». Он смотрит на Лотту.
— Не слишком высокопарно?
Она качает головой.
— Хоть сегодня и первое апреля, они все равно должны поверить. Об этом и в газетах написано, и их сыновья и дочь видели. А теперь передай им мои самые теплые пожелания.
Он, улыбаясь, выполняет ее просьбу.
— Так, давай теперь сосредоточимся на твоей большой премьере.
— Ты про шоу? У меня ведь там не главная роль.
— Я принесу всем вина и буду очень горд, — объясняет Курт. — Тем более что после этого ты сыграешь Джульетту.
СЦЕНА 9 Человек в кожаной куртке —
Берлин, апрель 1927 года
— Нет, нет, нам нечего сегодня дать. Пожалуйста, уходите.
Строгий голос хозяйки дома доносится с лестницы в гостиную Вайлей.
— Сегодня она кричит особенно громко, — замечает Лотта перед тем как отпить кофе. — Теперь уличный торговец не посмеет приблизиться к этому почтенному дому.
Но, к своему удивлению, она слышит, как незнакомец громко возражает хозяйке.
— Он храбрый, но глупый, — продолжает она.
— Минутку, — вскакивает Вайль. — Это, кажется, он.
— Наш новый знакомый? — спрашивает Лотта удивленно.
Голос ей не показался знакомым. Но у Курта особенно острый слух.
— Лучше я схожу за ним, — озабоченно говорит он, собирается и спешит к выходу.
Вскоре Лотта слышит два мужских голоса, оживленно беседующих друг с другом, которые прерываются криками хозяйки — ее не так легко унять даже заступничеством Курта. Видно, посетитель сильно обидел ее. Тогда с еще бóльшим любопытством Лотта смотрит на человека, который вслед за Куртом входит в гостиную. Бедная хозяйка. Неудивительно, что она приняла его за торговца. Лотта уверена, что он в той же одежде, как и в тот вечер, когда они встретились с ним в первый раз. И хотя синяя кожаная куртка модно облегает его стройную фигуру, она очень контрастирует с коротковатыми брюками нежно-зеленого цвета. Вместе с ним в комнату проникает едкий запах сигар. Все же у него еще достаточно воспитания, чтобы снять в гостиной фуражку. Несколько непослушных прядей торчат посреди очень коротко остриженных волос.
— Добрый день, господин Брехт, — восклицает Лотта. — Как хорошо, что вам удалось победить нашего сторожевого пса. Может быть, чашечку кофе в качестве награды?
— Не откажусь, — бурчит он с кислой улыбкой. — Нам, торговцам, так редко предлагают хлебнуть горячего напитка.
— Об этом торговце я не беспокоюсь, — отвечает Лотта. — Если не ошибаюсь, он в ресторане «Шлихтер» заказал черепаховый суп и мокко.
Это стоит одну марку семьдесят пять. Несмотря на свой запущенный вид, Брехт, видно, не против хорошей жизни.
— Вы очень внимательны, госпожа Вайль.
Его будто застали врасплох, но он тут же обращается к ее мужу:
— А теперь давайте поговорим о вашем намерении написать музыку к некоторым моим стихам. Я вообще-то не возражаю, если вы приложите к этому столько же усилий, сколько приложили к «Протагонисту».
У Лотты перекашивается лицо. Учитывая, что Брехта почти никто не знает, кроме верных последователей, этот парень очень высокого мнения о себе. Она уже заметила это, когда он общался со своими приверженцами в «Шлихтере».
— Я думал о пяти песнях Махагони из вашего сборника проповедей, — объясняет Курт. — В них есть что-то, что очень созвучно нашему времени.
— Если и вам так кажется, то это вселяет надежду, что вы не сделаете из этого оперу?
— Не то, что вы вкладываете в понятие «опера». Если я хочу ее обновить, это не значит, что я ее полностью отрицаю.
Брехт складывает руки на груди.
— Я не воспринимаю эту кулинарную форму театра, когда зрители удобно откидываются в креслах и им прямо в рот кладут кусочки пошлой безвкусицы.
Курт смеется.
— Я тоже не воспринимаю. Мы оба хотим чего-то похожего, и неважно, как это назовем.
Кажется, Брехт доволен.
В продолжение разговора молодые люди танцуют друг перед другом, как флиртующая парочка, проверяя, насколько близки их взгляды. Лотте приходится признать, что Брехт интереснее и привлекательнее, чем она думала. И чем дольше они говорят друг с другом, тем приятнее и спокойнее становится его тон. То ли он застрял в роли, которую играл во время выступлений в ресторане, то ли понял, что внезапная слава Курта может быть ему так полезна, что на незначительные уступки можно пойти. Его громкий смех в ответ на шутки Лотты звучит искренне, и, кажется, он чувствует,