стороны, она должна признать, что даже если он чего-то и недодает, все равно это больше, чем у других мужчин, которые отдавали всё.
Теряют ли в цене его подарки, если он не ставит их на первое место в жизни? К тому же он много раз предлагал ей поехать в Грюнхайде. Она отказалась. В самом деле, ей нравится курсировать между двумя мирами и один из них оставлять для себя, как он делает со своей музыкой. Ей надо довольствоваться вторым местом в его большом сердце, пока она остается для него самым важным человеком. Но как же страшно не оправдать ожиданий!
СЦЕНА 7 Свадебный марш для бедняков —
Берлин, 1926 год
Вайли переводят дыхание, плотно прижавшись спинами к стене дома. Лотта держится за бок, который сильно болит от бега и смеха.
— Подожди, я посмотрю, чтó там сейчас.
Она делает несколько шагов, чтобы выглянуть за угол.
— Курт, они продолжают лупить друг друга.
— А один из зонтов попал в меня, — ругается Курт.
Лотта снова прыснула со смеху.
— Неужели! Разве это не замечательно? Они так еще никогда не злились.
Бурного возмущения Вайли никак не ожидали, отправившись на концерт какого-то не очень известного представителя новой музыки.
— Как они узнаю́т, кто на чьей стороне? — спрашивает Лотта. — Или им все равно, главное — как следует подраться?
— Это всегда одни и те же люди, — объясняет Курт. — Они были готовы вцепиться в горло друг другу еще до первого звука.
— Ну да. Только и поджидали реакции остальных.
К концу вечера началась настоящая потасовка между сторонниками традиционной и новой музыки.
— Это что-то новенькое, непохожее на цивилизованные оскорбления в газетах и постоянные освистывания, — ликует Лотта. — По крайней мере, ты не получил портфелем по голове, как бедняга рядом с нами. — Она дует на лоб Курта, чтобы разгладить его морщины. — У собаки болú, у кошки болú… Ну, не смотри так обиженно, дорогой.
— Он попал в бедро, а не в лоб, — бормочет Вайль.
— Мне что, встать перед тобой на колени? — спрашивает она, приподняв бровь.
Он медлит, будто серьезно обдумывает ответ.
Она громко смеется.
— Я подула на нужное место. Боль может блуждать по странным закоулкам твоей головы. Зонт ведь тебя еле коснулся.
— Иди ко мне, безжалостная госпожа Вайль.
Он обнимает Лотту, она отвечает на его настойчивый поцелуй.
— Ну вот, для этого нам больше не надо прятаться по темным углам. И наши нелюди не могут пожаловаться, даже если увидят.
Нелюди — это соседи в пансионе на Луизенплатц, в котором Лотта живет с Вайлем, своим новоиспеченным мужем. Дом принадлежит Хасфортам, но Вайли переименовали его в «Гринайзен», как известное берлинское похоронное бюро. Квартиру в этом доме им предоставили Кайзеры. Это было очень щедро с их стороны, если бы они только не оставили здесь свою мебель и обстановку. Эти две темные комнаты временами наводят на чудовищные мысли. Вообще-то здесь даже три комнаты, но Кайзеры оставили одну для своих визитов в город.
После того как Вайли переехали, их встретили многозначительные взгляды соседей: «Как, вы даже не женаты?»
И однажды, когда Лотта была в хорошем настроении, она решила показать всем этим любопытствующим:
— А что, Курт, давай поженимся! К черту, надоело уже! Прекратим эти разговоры.
Она сделала ему предложение так, будто сама против. Правда, с некоторых пор ей захотелось хоть раз кому-то принадлежать официально, с подтверждающей бумагой и печатью.
Даже если он и выглядел слегка ошарашенным от ее не очень-то романтичного предложения, то не был против.
— Никто, кроме тебя, не станет моей любимой маленькой нотовыжимательной женушкой, — нежно пробормотал он.
— Только не думай, что мы произведем на свет миллион маленьких Вайлей, — предупредила она, будто это его идея — тащиться к алтарю.
Улыбаясь, Курт осмотрелся в гостиной:
— Так, и где нам разместить дождевых червей, дорогая Ленья?
Она улыбалась в ответ, спрашивая себя, почему в его взгляде появилась веселость. Он не верит, что она могла бы стать матерью. Она не смогла ничего противопоставить его практичности. Вдвоем они еле-еле помещаются в спальне. Кровать так мала, что они могут повернуться только вместе, по команде. Каждая ночь превращается в борьбу, в результате которой кто-то быстро сваливается на пол. Ей трудно будет теперь сослаться на его возражения, тем более что она первая заявила об отказе иметь детей. Но все-таки! Гостиная кажется просторнее, даже если посреди черной мебели и темных стен хочется облачиться в траурные одежды. На мрачных кайзеровских картинах охотничьи собаки травят беззащитную добычу. Поэтому любимыми вещами у Лотты остаются три кактуса, которые составляют почти все ее приданое.
Но несмотря на это, необходимость мириться со всеми этими изящными безделушками кажется Лотте невысокой ценой за квартиру. Зато они могут разместить здесь настоящий рояль и сидеть у шведской изразцовой печи. Она создает такой уют, как запах тушеной говядины и цветочки на лестничной площадке в мелкобуржуазном стиле, что напоминает Лотте ее дом.
— Думаешь, здесь темно? Чтобы прочувствовать эту жуть, ты даже вышла за меня замуж.
— Мое желание исполнилось в полной мере, — ответила она сухо.
Они предпочли скромную церемонию, зарегистрировав брак в городской ратуше, без всякой романтики и роскоши. Но до сих пор она любит смотреть на их свадебную фотографию, которая была сделана на фоне старого здания в Шарлоттенбурге. На картинке у пары мало общего с нарядно одетыми молодоженами и их праздничными лицами в журналах, зато Лотта и Курт такие, какие есть. По ее мнению, именно так нужно выглядеть, когда обещаешь разделить свою жизнь с другим. Вайль в темно-синем, серьезный и правильный на первый взгляд, рядом Лотта в веселом клетчатом пальто с меховыми обшлагами. В руке она держит белый букетик с жалкими веточками, которыми позже украсит квартиру.
А Курт несет белый, хорошо перевязанный пакетик. Вместо своей нотной папки в этот раз он охраняет праздничный обед. Это холодец из селедки. Ничего другого поесть и выпить на те деньги, которые Курт получает за уроки, не удается. Да и у Лотты пусто