– Ой, Санечка, как же мне неловко, что Ленечка вас обеспокоил… – встретила ее в дверях Катя, нервно вжимая ладони одну в другую и краем глаза косясь на сумку. – А я, знаете ли, забегалась и даже не подумала, что ведь сумка нужна… Непривычно мне в дорогу собираться, я ведь никогда из своего города не уезжала, и отпуск всегда на даче…
– Вот, Катя, возьмите, – протянула ей сумку и вдруг брякнула ни с того ни с сего: – Только потом верните, пожалуйста, потому что она мамина!
Оп… Как же так получилось неловко – вовсе ничего каверзного в мыслях не было! Только сама по себе глупая констатация факта, что «сумка мамина», вспыхнула меж ними костерком обоюдного смущения, да таким сильным, что обе одновременно сдвинулись с места и, нелепо улыбаясь, затолклись в узком коридорчике, пытаясь пройти в комнату.
– А я вот тут… Вещи Тимошины разложила… Не знаю, что взять… – вяло произнесла Катя, показав рукой на диван, и тут же спохватилась неуклюже: – Ой, я сейчас уберу, а то вам и сесть некуда…
– Санечка, привет! – раздался за спиной жизнерадостный голос отца. – А я на кухне картошку жарю, даже и не слышал, как ты пришла! Хочешь жареной картошки? Пойдем, не будем Катюше мешать… Она и так перенервничала с этими сборами… Представляешь, завтра с утра сначала в больницу, потом прямо из больницы в аэропорт, Тимошу на «скорой» повезут… А в Москве у них только три часа в запасе между рейсами. Волнуется, конечно, она ж не летала никогда…
– Все будет хорошо, Кать! – тронула она ее за локоть, пятясь из комнаты на кухню. – Вот увидите, все будет хорошо…
На кухне отец усадил ее на хлипкий пластиковый табуретец, неуклюже пошуровал деревянной лопаткой в сковородке.
– Вроде готова… Сейчас ужинать будем, Сань.
– Пап, только мне совсем чуть-чуть… Я на диете.
– Как скажешь, дочка.
Картошка оказалась невкусной – пахла дешевым подсолнечным маслом. К тому же попадались непрожаренные ломтики, жевать их было совсем уж неприятно. Зато отец поглощал свою порцию с завидным аппетитом, если не сказать – с жадностью. Она никогда раньше не видела, чтобы он так ел… По крайней мере мамину еду всегда жевал довольно равнодушно, особо не разглядывая, чего там ему в тарелку положили. А мама, между прочим, очень вкусно готовила! Баловала их разносолами – не чета этой замухрышистой картошке…
Отец вдруг поднял от тарелки голову, посмотрел так, будто ожегся об ее грустное недоумение. И сразу стал похож на благородного, но выброшенного из дома и расхристанного бродячей жизнью спаниеля, которого обязательно хочется хоть как-то приласкать. Даже рука задергалась, так захотелось! Но ведь не будешь и впрямь… ему за ухом чесать. Он уже большой мальчик. Вон семью новую завел. Самостоятельный, стало быть, спаниель. Из дома не выброшенный, а сознательно его покинувший. А что смотрит с такой виноватостью… Что ж, наверное, так и должно быть. Сейчас еще и свой коронный вопрос задаст – как там мама?
– Как там мама, Сань?
– Да нормально, пап.
– Все еще на меня злится?
– Не то слово…
– Ну да, ну да. Что поделаешь, мама такой человек, ее уже не изменишь. Так до конца жизни и будет обиду в сердце носить.
– Хм… А что, разве есть такие женщины, которые способны воспринять мужнино предательство с радостью?
– Да нет, я не про то… Просто мама… Она выше обиды мыслить не умеет. Вот я выпал из цикла ее жизни, и она только этим фактом руководствуется. Я ей нужен был как важная составляющая цикла, не более того. Понимаешь?
– Нет. Не понимаю. Какой такой цикл ты имеешь ввиду?
– Ну, как бы тебе объяснить… Есть такие люди – всегда ведомые временем. А времена, они же цикличны, у каждого времени есть своя модель поведения… Например, когда время объявляло моду на бедность, такие люди клеймили позором мещанство и сами изо всех сил гордились свой бедностью. Заметь, совершенно искренне гордились. А сейчас в моде богатство, и они так же искренне клеймят позором бедность и истово занимаются обогащением, хотя порой и не умеют его плоды правильно к себе приспособить. Такая наивная истовость во все времена называлась «шагать в ногу со временем». И все бы ничего, если б время не присобачило к моде на обогащение еще и моду на семейные ценности. Не модно сейчас быть просто богатым, надо еще и счастливо семейным быть, понимаешь?
– Значит, ты считаешь, что своим уходом маму из цикла выбил? И все? Так просто?
– Ну да… Сам по себе, как человек, как личность, я ей не нужен. Корни ее обиды именно оттуда растут. Я ей полет во времени обломал… Но ведь не мог же я… Всю жизнь… У меня ко времени свое отношение, я всегда старался быть вне продиктованной моды… Сам по себе…
– Ага. Понятно. Сидеть на задрипанной кухне и картошку жарить – это ты сам по себе. А сидеть на приличной кухне и есть приличную еду – это не сам по себе. Нет, я бы поняла еще, если б ты сейчас говорил о том, что безумно свою Катю полюбил, а так… Дурацкие какие-то принципы…
– Нет, доченька, не дурацкие, совсем не дурацкие! Нельзя всю жизнь прожить, пресловуто подстраиваясь под чьи-то старания быть модным и современным, надо свою жизнь относительно своей природы создавать, хоть и плохонькую! И я давно, кстати, хотел с тобой на эту тему поговорить… Ты ведь тоже по моему ошибочному пути сейчас идешь! Мама полностью твою жизнь по своим понятиям определяет, ведь так, согласись?
– А что ты мне предлагаешь? Тоже с ней развестись?
– Да нет… Ну, то есть… Вот скажи, неужели бы ты не смогла без помощи мамы образование, к примеру, получить?
– Это ты оплату имеешь в виду?
– Ну да… Ведь гораздо интереснее самой себя учить!
– Это как? И где я деньги возьму, по-твоему?
– А где другие берут, у которых мама за спиной не стоит? И вообще, как ты думаешь, откуда берутся умные и сильные ребята, на которых сейчас все держится? А оттуда и берутся, из принципа трудной самостоятельности! Если парень или девчонка сами себя учат, они потом и по жизни тоже сами себя несут, и никто потом не посмеет пристроить их к себе в качестве дополняющих факторов! Ведь мама уже по-своему твою жизнь расписала, правда? В модной материальной благоустроенности, в семейных ценностях… Что у тебя в перспективе? Дом за городом? Или недвижимость в Чехословакии?
– Да. В перспективе у меня дом за городом.
– А! Вот видишь!
– Ну и что? Я не вижу в этом ничего такого ужасного… И маму я не брошу, потому что без меня она совсем одинокой останется!
Сердито последнюю фразу произнесла, будто в лицо ему обидой за маму плеснула. И акцент на слове «совсем» довольно болезненный сделала, чтоб хоть немного отец прочувствовал. А то развел, понимаешь ли, оправдательную философию… Лучше бы вообще на эту тему помалкивал! И ел бы свою непрожаренную картошку, если ему так нравится! И вообще… Как-то не вписываются в нынешние семейные обстоятельства эти рассуждения о сермяжной вольнице, потому что душком дешевого подсолнечного масла отдают!