не отдаю. – Ты посмотри, как дивно он хорош!
Я машу рукой в сторону мрачной громадины, которая нависает над Садовым кольцом, как хмурая бровь над прищуренным глазом.
– Вижу, – говорит Аня, но прочно стоит на месте.
Тогда я подхватываю её на руки и начинаю спускаться по ступеням подземного перехода.
– Что ты делаешь? – кричит Аня и пытается вырваться.
Надо сказать, она делает это так здорово, что у меня внутри всё сладко замирает. Она ёрзает попкой и ногами по моей правой руке, а грудью прижимается к моей левой и при этом дышит мне в щёку. Тогда я хватаю её губы своими и целую их, обе сразу и потом каждую из губ по отдельности. Причём, заметьте, без помощи рук!
Это кончается тем, что мы упираемся в стену, и Аня шепчет мне:
– Отпусти меня… А то ещё кто-нибудь увидит из банковских…
– Они давно уже разъехались, – шепчу я.
– Отпусти меня, Дима, – говорит Аня и смешно так взбрыкивает у меня в руках. – Я сама пойду…
Я отпускаю её на землю и снова целую её, и теперь уже она обнимает меня снизу за спину и слегка прижимается ко мне. Мы обнимаемся так до тех пор, пока в нас не утыкается какая-то старушка. Она выходит из-за угла и таранит нас, так что мы едва не опрокидываемся. Мы хохочем, я хватаю Аню за руку, и мы бежим по переходу. Переход пустой, гулкий, мы пробегаем его в мгновение ока, и вот уже наш двор – суровый, как дно колодца.
Едва мы подбегаем к подъездной двери, как она распахивается – сама.
За дверью стоит какая-то восточная девушка с платком на глазах, из подвальной двери выглядывает Нурали и кланяется нам.
В лифте мы снова принимаемся целоваться-обжиматься и так, сплетённые, вываливаемся на лестничную площадку.
– Гришка, отвернись! – кричу я и пробую открыть дверь. Ключи не лезут, не поворачиваются, Аня смеётся, а я целую её прямо в глаза.
Наконец дверь щёлкает, отворяется, мы входим, а дальше – дальше я ничего не помню.
Когда я прихожу в себя, мы лежим на тахте.
Я – на спине, Аня – на животе. И головку рукой подпирает.
– Интересно… – говорит она тихо.
– Что? – спрашиваю я.
– Ты заснул… такая глубокая реакция.
Она целует меня – в губы, в нос, в глаза, в ухо. Прикосновения легки, но я ощущаю их так остро, словно тело совершенно моё, а не чужое.
– Долго я спал? – спрашиваю я.
– Минут двадцать. – Аня ложится рядом и кладёт голову мне на руку.
Целых двадцать минут я был в бессознательном состоянии. Моя душа и Димкино тело были беззащитны перед чужой силой.
– Ты знаешь, – говорит Аня и снова приподнимается на локте. – Странное дело… Ты похож на одного человека. Вернее… нет, ты не похож, но…
Я пожимаю плечами.
– Не обижайся. Это глупо, но пару раз я его вспомнила.
– Вы были любовниками? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Аня. – Он хороший человек, но… Знаешь, как бывает… Вдруг что-то мелькнёт, думаешь, вот оно… Но нет, дальше хуже.
– Понимаю, – говорю я.
– Я больше не буду о нём, – обещает Аня. – Просто… он был последний мужчина, с которым у меня был душевный контакт… Это пройдёт. Если ты об этом позаботишься.
Я притягиваю её к себе, прижимаю, зарываюсь лицом в её волосы. Целую ямочки на её щеках, каждую – по два раза… И чувствую, как тело – моё или чужое – начинает наливаться силой, внутренним жаром.
– О, господи! – шепчет Аня.
Я опрокидываю её навзничь, нависаю над нею, смотрю в её сияющие глаза.
Я не знаю, что будет завтра. Я не знаю, что будет через час. У меня есть только этот миг и мой кареглазый ангел.
– О, господи… – шепчет Аня.
Журналист. Любовь – кольцо
Вечером на редакционной стоянке полно мест. Я закрываю «Тойоту» и делаю ручкой охраннику, который выглядывает из окна. Это, конечно, напрасное пижонство, потому что охранник моргает, не может сообразить: машина знакомая, а водитель – нет.
И тут из редакционной двери выходит Катя.
– Катька! – кричу я и кидаюсь к ней.
Охранник пожимает плечами, скрывается в глубине окна.
– Саня? – удивляется Катя. – Что ты здесь делаешь?
Я машу в сторону машины и говорю, что выполнял важное задание. Катя сдержанно кивает и не задаёт больше вопросов. Я смотрю на неё и улыбаюсь.
– Ты сияешь, как медный пятак, – говорит Катя. – Что случилось?
– Ничего, – говорю я. – Просто давно тебя не видел.
– Да, – кивает Катя. – Уж и не знаю, когда в последний раз. Ты куда?
– А ты домой? – спрашиваю я.
Да, – кивает Катя, и от того, как она это делает, у меня почему-то щемит сердце. Она стоит передо мной, такая тоненькая и беззащитная, что мне кажется невозможным отпустить её одну в таком опасном городе, как Москва.
– Ты знаешь, – говорю я. – Мне к отцу надо заехать… Давай, вместе?
– Давай, – отвечает Катя, и я с радостью подставляю ей свой локоть.
Она берёт мой локоть своей ладошкой, и мы идём по переулку к Садовому кольцу.
Мы идём шаг в шаг, и до меня доходит, что я никогда так вот не ходил с нею. Мои отношения с Катей – отношения старшего брата. Старший брат снисходит иногда до мелочей жизни младших, но ему, по большому счёту, нет до них дела. У него своя интересная насыщенная жизнь.
И вот Катя идёт рядом со мной, – очень молоденькая женщина, лёгкий запах каких-то незнакомых духов. Походка расслабленная и в то же время пружинистая. Спина прямая, головка сидит гордо, а на шею выбились две белокурые пряди.
Мы выходим на Садовое. Напротив – «Арбат-престиж» и автомобильное коловращение перед ним.
– Зайдём? – спрашиваю я.
Катя удивляется: что мы там будем делать?
– Купишь себе какой-нибудь крем, – говорю я.
– А ты будешь ходить за мной и вздыхать? – отвечает она и на секунду задумывается. – Нет уж, мы лучше выпьем по кофе…
– Мы можем выпить даже по два кофе, – отважно заявляю я.
Однако в таком популярном месте и кофе-то выпить непросто. Все столики заняты, я остаюсь сторожить первый свободный. А Катя пускается в ознакомительный вояж по бутикам.
Я стою в центре огромного холла.
Смешанный гул тысяч голосов, шагов, непонятных звуков, обрывков мелодий возносится к огромному куполу над моей головой.
Толпа медленно обтекает по кругу стоящие столики. Женщины – молодые, бальзаковского возраста – на первом плане, они словно на подиуме, – дефилируют, демонстрируя себя и свои наряды; мужчины на этом ярком фоне теряются, их – не видно.
Когда-то люди гуляли по улицам, чтобы других посмотреть, себя показать. Теперь улицы отданы во власть автомобилю, зато у нас есть торговые центры – они заменили нам бульвары и модные магазины. Такой вот прогресс.
Возле одного из столиков поднимается со стула мужчина. Ба, да это наш главный редактор. Он пропускает даму вперёд и пробирается к выходу. А дама-то – Экономичка. Очень интересно.
Я коршуном подлетаю