Капитан указал в мою сторону.
- Пока эксперты готовят материалы по этому… этому человеку, он в вашем распоряжении.
- Спасибо, - сказала Мариэтта, а Синенко кивнул молча.
- Но не спускайте с него глаз, - предупредил капитан. - Если что пойдет не так, как уже говорил, убейте сразу. Спишем задним числом.
Синенко пробормотал:
- А давайте его убьем прямо здесь?… А то еще непонятно, как пойдет дальше.
- Хорошая идея, - одобрил капитан, - только руководство не одобрит без надлежащего обоснования.
Мариэтта поинтересовалась ядовито:
- А можно прибьем сейчас, а обоснование придумаем позже?
- Нет, - отрезал капитан. - Сперва обоснование для отчета, что подошьют в дело. Я хочу выйти в отставку по своей воле.
Она вздохнула, повернулась ко мне:
- Пойдем, македонец.
- Это комплимент, - спросил я опасливо, - или оскорбление?
- А ты бы как хотел?
- Как бы я хотел, - проговорил я и оценивающе оглядел ее фигуру, - я бы хотел всего и много, но кто теперь мужские хотения принимает всерьез?… Потому и растет число геев. Может, тоже в них записаться? Или уже не записывают?
- Тогда сразу в импотенты, - подсказала она.
- А что еще остается, - сказал я со вздохом. - Весь мир ваш… А мы в нем только гости. Куда вы меня тащите?… Женщина, я вас боюсь.
Она выпрыгнула из автобуса первой и даже подала мне руку. Это женщина за такой сексистский жест может дать в морду, а потом еще затаскать по судам, но мужчина должен терпеть, и я оперся на ее руку всем весом и чудом не упал, так как она и не подумала меня поддерживать всерьез.
Синенко смачно гоготнул:
- Вот так и опирайся на женщин!
- Одна видимость, - согласился я. - Кстати, как вы двое прибыли так быстро?
Синенко кивнул на хмурую напарницу.
- Маячок посадила на их авто.
- Как? - изумился я. - Они были в двадцати шагах!
- Есть способы, - сообщил он с победоносной усмешечкой. - Не обязательно ползать под машиной и прицеплять под днище, как было во времена Ивана Грозного. Можно и стрельнуть чипом с маковое зернышко, что не только укажет путь, но и запишет все их разговоры.
Мариэтта тут же бросила на меня острый взгляд, а я в самом деле задумался, не болтали ли те что-то особенное, пока меня везли. Но, похоже, ничего лишнего, они же профи, зря не болтают, а я был в багажнике, не до разговоров.
Полицейских машин прибавилось, народ в пятнистой форме носится взад-вперед, изображая деятельность, страшатся попасть под сокращение, сами патрульные авто вроде бы ничем не отличаются от обычных, но кузов у них из графена, а шины из суперпрочной резины, даже фугас не повредит.
Мариэтта сказала почти участливо:
- Понимаю, ты от них скрыл… но нам можешь сказать, за что тебя так преследуют?
- За мою красоту? - предположил я. - Нет, вряд ли… За ум?
- Это тоже вряд ли, - холодно сказала она. - Пойми, в отличие от них мы можем организовать тебе защиту. Программа защиты свидетелей, слыхал?
Я заколебался, их возможности все-таки неизмеримо выше, чем у меня, в самом деле могут перекрыть все дороги ко мне… Но как я объясню появление пистолета в моих ладонях? Как объясню, что стрелял через дверь, точно зная, когда именно к ней подошел враг и где остановился?
- Да, - сказал я дрожащим голосом, - мне нужна защита!… Очень нужна!… Видите, я весь дрожу. Прижмите меня к своей груди, я немножко поплачу и успокоюсь.
Синенко предложил:
- Давай на моей груди. Она шире. И прижму крепче.
- Нужно подумать, - ответил я. - Как только пойму, какого вы пола…
- Аты сексист? - спросил он с угрозой. - Мариэтта, давай наручники!
- Арестуем за сексизм? - спросила она деловито. - Пожалуй, пойдет. И за отрицание гендерного равенства.
- Я подам жалобу, - твердо заявил я. - Вы нарушаете мои права угнетаемых белых гетерофилов. А так как мы в меньшинстве, то уже под зашитой Бернской… есть такая?., конференции. Или конвергенции.
Синенко вздохнул, сказал Мариэтте:
- Грамотный. Такого голыми руками не возьмешь. Придется сразу в камеру пыток.
Я ответил шепотом:
- Хотите проверить, как я освободился из предыдущей? Только уже никому рассказать не успеете… Там эти спецы не проверили самую правдоподобную версию.
Оба насторожились, Мариэтта спросила резко:
- Ну-ну, какую?
Я посмотрел по сторонам, спросил трусливо:
- А никому-никому?
- Зуб даю, - сказал Синенко, а Мариэтта кисло кивнула.
- Открою страшную тайну, - сказал я страшным шепотом. - В меня вселяется инопланетянин из другой вселенной. Жуткий монстр!… Всех рвет и получает кайф!…
- А сейчас он где? - спросил Синенко.
- Выселился, - ответил я не моргнув глазом. - Временно. Но когда прижмешь меня к своей широкой груди… Вроде уже понятно, вижу по глазкам. И цвету кожи, если это не шкура. И что это стучит: все кости или только зубы?… И запах какой-то странный…
Мариэтта подошла к полицейскому автомобилю и распахнула дверцу на заднее сиденье.
- Садись, неуловимый Джо. А то сержант все-таки прижмет вас обоих. Мало не покажется и монстру.
- Куда? - спросил я, не двигаясь с места. - Снова в участок?
Она ухмыльнулась:
- Не сразу же в тюрьму? Сперва в участок.
- А мне предъявлено обвинение? И где мой адвокат?
Она улыбнулась еще ехиднее.
- Могу прямо сейчас обвинить в уклонении от гражданского долга помощи полиции. И, конечно, надеть наручники. А там и еще что-нибудь присобачим посерьезнее.
- Сдаюсь, - сказал я обреченно, - вы такая напористая… Насиловать по дороге будете?
- Размечтался, - отпарировала она с достоинством. - Романтик.
- Только по приезде? - догадался я. - Это скучно и предсказуемо. Ну да понятно, хоть так по-сатрапьи отыграетесь на демократе и либерале. Полицию нигде не любят, особенно вольные и свободномыслящие особи типа меня и Робин Гуда.
Они молча ждали, пока усядусь на заднее сиденье, Мариэтта на этот раз опустилась рядом, а Синенко занял место за рулем.
Я косился на Мариэтту, дивно хороша вот в таком ракурсе, да и сама чувствует, вон как томно выгнулась, а грудь выдвинулась вперед на два размера.
Синенко быстро вывел машину из скопища броневиков на дорогу и погнал ее на высокой скорости.
- Хорошо вам, сатрапам, - сказал я с завистью, - скоростной режим не указ… Наверное, и кортеж президента обгоните?
Синенко буркнул, не поворачивая головы:
- Смотря какая у них скорость. А кто у нас президент?
- Забыла, - ответила Мариэтта. - Видела как-то в новостях. Выступал где-то… или детишек по голове гладил.
- То был премьер, - уточнил Синенко.
Я поинтересовался:
- А кто у нас премьер?
Синенко умолк в затруднении, а Мариэтта отрезала:
- Зато я знаю, кто борется за кресло президента на будущих выборах!… Это важнее. А когда выберем… понятно, что забываем. Трудно помнить всех этих зиц- председателей. Ты лучше скажи, что они от тебя хотели?
- Кто? - спросил я. - Капитан спецназа?… Вы же слышали…
- Террористы, - сказала она раздраженно.
- Ах, они, - протянул я, - про них уже и забыл… я вообще, когда смотрю на вас, Мариэтта, все на свете забываю. Вообще-то я уже сказал, зря вы не слушали, я был в ударе. А сейчас как бы на бис, уже не так зажабер- но. Привели, как и забрали, уже с мешком на голове, вы эту часть видели вживую. Посадили на стул, связали… потом начали ругаться, ссориться, говорить всякие грубые слова…
- Какие? - поинтересовался Синенко.
- Извините, - ответил я с достоинством и оскорбленно поджал губы, - мое воспитание повторять не позволяет. Еще в детском садике целый список нам зачитывали, какие слова нужно забыть. Сперва выучить, а потом забыть.
Мариэтта напомнила в нетерпении:
- Ты это уже говорил. Привязали, начали ссориться… а дальше?
- Как у нас, - ответил я, - людей, обычно дальше: слово за слово… Это вы друг друга за волосы таскаете, а мы сразу в морду, а потом за пистолеты!
- А как ты освободился?
Не знаю, - ответил я и посмотрел на нее абсолютно честными глазами. - Наверное, меня спас Бэтмен или Человек-паук. Разрезал все веревки, а когда я сам и своими руками снял мешок со своей собственной головы, его уже и след простыл. Окно распахнуто, но что для таких людей прыгнуть с пятого этажа! Наверное, радикал какой-нибудь. Точно радикал. Или паркур. Есть такая нация?… Но я человек нормальный и законопослушный, спустился по лестнице, как и принято у демократов. Везде трупы, кровь, мозги на стенах и на ступеньках, выпущенные кишки… Нет, кишков вроде бы не было, это у меня воображение от счастья возликовало. Но все равно картина достойна кисти Рембрандта, а то и самого Верещагина. В общем, я прочучундрил к выходу, а там - какое счастье! - вы все такие красивые, мужественные, нарядные… Как говорится, и свобода нас примет радостно у входа… Я верю в нашу доблестную полицию. Или вы снова милиция?