в государственном совете прошлой осенью, а полгода назад Младшая палата представила подготовленный список поправок и дополнений. Полгода! А Эйсгейр до сих пор не нашёл времени выяснить, что же там напридумывали благородные господа. Хотя, как он подозревал, никто не нашёл: следующий совет состоится лишь в первый месяц осени.
«Эамонд, Эамонд, — подумал рыцарь, — что бы я без тебя делал...»
— Позвольте спросить, милорд. По какому вопросу приглашена магистр Нирия?
— Нирия?
— Видел её выходящей из зала с порталом. Её просили подождать, пока милорд не закончит встречу с наместником.
— Я её не приглашал, — ответил Эйсгейр, удивлённо хмурясь.
Глава 3. Перемены
Лёгкий снег пушистой пенкой укрывал и лощину, и всё вокруг. Близилась настоящая зима.
Сидя на камне у ручья, я закручивала потоки в водяные вихри. В них попадались аксольки и умильно там барахтались, дёргая лапками и выбулькивая воздух с водой сквозь тонкие жабры, ярко-красным чепчиком окружавшие голову. Скоро совсем похолодает, и они уснут до самой весны.
Я выловила крупную аксольку, и она, почувствовав тепло, мгновенно прильнула к руке. Четыре перепончатые лапки охватили пальцы и ладонь, хвост обвился вокруг запястья. Аксолька сложила прозрачные спинные плавники, которых в воде было совсем невидно, и надулась от удовольствия. Если прислушаться, слышно, как шуршат чешуйки от дыхания.
— Вот попадёшься зубастому, и останутся от тебя одни твои плавники.
Уму непостижимо, но мар-даан-лаид ели аксолек. Точнее, щенки. Когда молодняк не мышковал, то совершал набеги на ручьи. Ловить рыбу у них не всегда получалось, но аксольку-то поймать проще простого. Как можно есть таких премилых созданий? Но у волков другие представления о красоте и милоте. Я вот для них странное неуклюжее существо без капли изящества.
— Лизни его!
Я чуть не улетела в ручей к аксолькам. Полностью оправдывая своё имя, ко мне подкралась Бесшумные Лапки и перепугала до смерти.
— Предки великие, Лапки!
— Сначала лизни, а потом ешь.
— Не хочу я есть аксольку. Посмотри, она же такая милая.
— Это он. Зачем тогда поймала?
— Ну, просто... Полюбоваться.
Волчица дёрнула ушами, выражая крайнее удивление.
— Любоваться надо мной. Или Старейшиной. Лизни на всякий случай!
Шутница-затейница...
— Зачем?
— Ой, бесшёрстная, ничего ты не понимаешь!
Широкий с чёрными пятнами язык скользнул по улыбающейся мордочке аксольки, и та удивлённо заморгала: что это такое сейчас случилось?
— Ну вот. Не превратился. Значит, можно есть.
— Не превратился в кого?
Я присмотрелась к моргающей аксольке. Неужели она, точнее, он, с подвохом?
— В Хррккла.
— Кого?
— Ну это... Переводится как «дивный волк», наверное. Легенда такая. Жил-был на свете волк, мамочки, какой распрекрасный. И шерсть-то у него самая густая, и когти самые острые, и хвост самый красивый, и лапы самые мощные, и клыки самые крепкие. Ну и всякое такое. Вот только был он гордый и жестокий. Закон не соблюдал, Старейшин не слушал, щенков калечил. В наказание Небесный волк превратил его вот в это недоразумение, сказав, что булькать ему в реках, пока он не смирит свою гордыню и какая-нибудь волчица не полюбит его. — Тут Лапки закряхтела. — Ну, или пока кто-то его не сожрёт.
Последнее уж точно отсебятина, а не часть легенды.
— И поэтому вы облизываете аксолек перед едой?
Ой, смехота...
— Только девочки. Ну чего ты хрюкаешь! Детская забава же. Взрослые-то аксолек не едят. Мяса на клычок и плавники несъедобные. Начинай с головы. Хвост самый вкусный.
— Не собираюсь я его есть!
Волчица пожала плечами почти как двуногий. У меня научилась, проказница.
— Отпусти тогда. Всё равно, думаю, если Хррккл существовал, его давно сожрали. Старейшина, кстати, говорил, что легенда вроде как ушла к оборотням. Постой-ка... Ты глянь, у этого хррккла недоделанного след есть!
Лапки была генасом. Таких немного среди мар-даан-лаид. Её, дочь Крепкие Когти, прочили в преемницы Старейшине.
— Пджжи, држи его, я за Стршной! — И умчалась прочь.
Когда она торопилась, то в речи начинала проглатывать гласные.
Со следом, значит? Я обратилась к силе и поискала его. И правда... Надо же, аксолька-Тварь. Звучит почти как «живой труп».
— Ну, станешь ужасным и опасным теперь, да?
Зверёк булькнул, будто ответил. Невольно представились аксольки, нападающие на Тракт. Настоящее секретное оружие! Все просто сдохнут от умиления. Но если серьёзно, разве аксольки могут быть Тварями? Мар-даан-лаид, видимо, такого тоже не знали, раз Лапки кинулась за Старейшиной.
Я с ними точно сталкивалась раньше. С Тварями. Иначе почему их описания из библиотечки так знакомы? Хотя, может, просто не впервые читала...
Аксольки на звание Тварей не претендовали никак: слишком мирные, они даже не всегда понимали, что можно закончить свои беззаботные дни в чьей-нибудь пасти. А Твари... Наводили страх на большинство нормальных двуногих. Ненормальные ездили по Тёмному Тракту, где дрались с Тварями, зарабатывая деньги собственной кровью и делая обитателей Чащ ещё страшнее и сильнее.
Интересно, как быстро аксольки превратятся в настоящих Тварей, которые впадают в ярость от одного только запаха двуногих?
Не прошло и минуты, как Бесшумные Лапки вернулась. Вместе с ней к ручью пришёл исполинский белый волк чуть ли не в три раза больше неё. Но Лапки ещё росла, хоть и сокрушалась, что такой большой не станет. Зато будет такой же белой. Вожди мар-даан-лаид всегда белые и с голубыми глазами, даже если появлялись на свет с другим окрасом. Как рассказывал Крепкие Когти, Лапки при рождении была чернее него, а сейчас её шерсть самая светлая среди учеников Старейшины.
— Дай посмотреть, Отделённая.
От низкого голоса белого волка по телу пробежали мурашки. Помнится, когда я впервые увидела его при свете дня, то сильно оробела. Взрослые мар-даан-лаид огромные, но Старейшина выше всех.
Я вытянула руку с аксолькой. Старейшина долго рассматривал её, нюхал. Потом вдруг лизнул.
— Это только девочкам можно! — возмутилась Лапки.
Белый волк шикнул на неё и продолжил одному ему известным образом исследовать аксольку. На Лапки шиканье никогда не действовало как надо: волчица, упав на землю, теперь лежала и похрюкивала, прикрыв нос лапой.
— Встань!
И мы обе подскочили.
— Ты можешь сидеть, Отделённая. Это я ей.
Дальше началась волчья речь, которую я не понимала. Кое-что, конечно, различать научилась. Например, своё прозвище, которым меня называли волки. Могла понять простые фразы и сигналы для щенков. Я сама была в стае как несмышлёная двухлетка: со мной общались если не на