вышло, что из тридцати одного пистолета в «свободном» состоянии останется пятнадцать штук. Это я сразу отнял и наградные от Ленина (пластинки к которым еще надо изготовить). Ну а оставшиеся стволы буду использовать вместо орденов. Накладки (латунные или даже серебряные) можно заказать заранее, а гравер в батальоне, то есть, тьфу – в бригаде, есть свой. Вот и стану вручать эксклюзивные «Точки» особо отличившимся бойцам да командирам.
А сейчас с удовольствием показывал ближникам сборку-разборку, точки смазки и другие особенности обслуживания нового оружия. Ну а попутно лихорадочно строил план охмурения Ласточкиной. Просто, как выяснилось, я с годами сильно растерял навыки Казановы, поэтому при общении с девушкой несколько терялся. И если учесть, что она из другого, более пуританского времени, то просто никак не выйдет подарить цветочек, сводить в кабак, исполнить серенаду, а потом – подножку и на раскладушку. Нет, можно и так, но нутром чую, что в данном случае надо действовать тоньше…
* * *
Правда, по возвращении сразу к охмурежу приступить не получилось, так как были еще дела. Но зато к окончанию рабочего дня успел вернуться на базу и предложил Елене свои услуги в сопровождении барышни до дома. Отказа не получил. Мага при этом изобразил вопросительную гримасу, но я лишь покачал головой. Нет, даже в пятидесяти шагах сзади идти не надо. Третий в данном случае, даже на расстоянии – лишний. «Чех» понятливо кивнул и скрылся, поднявшись по лестнице на второй этаж, а мы под ручку двинули своей дорогой.
Вечер был замечателен. Дождя не ожидалось. Птички чвиркали. Липы пахли. Человечьим дерьмом из подворотен не несло. Солнце не жарило. В общем, погоды стояли исключительные, поэтому я предложил не брать извозчика, а пройтись пешком. Спутница согласилась, и мы прогулочным шагом направились в нужном направлении.
Пару минут прошли в молчании, но потом я поинтересовался, как прошло вчерашнее увольнение со старой работы. Ласточкина, фыркнув, рассказала, что поначалу Тришкин на нее пытался было наезжать, но узнав, куда она устроилась, резко дал заднюю. Вернее, это мой мозг ее слова так трансформировал, отбросив все лишнее. А в реальности было:
– При встрече этот похотливый сатир пытался еще и угрожать, за то, что я его тогда напугала пистолетом. Поняв, что мне не страшно, махнул рукой и, прогоняя прочь, сказал, чтобы за бумагами приходила в конце месяца.
– А вы?
Елена рассмеялась:
– А я немного солгала. Сказала, что с нынешнего дня работаю в военной структуре. И что товарищ Чур Сварогов попросил оформить свои дела побыстрее. В противном случае обещал лично приехать и помочь. Ну и показала свой новый пропуск. Вы бы видели, как этот мерзавец побледнел! И тут же, не задерживая, отдал распоряжение, чтобы мне сделали расчёт!
Я хмыкнул:
– Может, навестим вашего несостоявшегося ухажера? Спросим, с чего он позволяет себя настолько похабно вести?
Ласточкина коротко глянула на меня.
– Не стоит. Свои впечатления он уже получил, а глумиться я не люблю. Так что – пусть его.
Блин! Эта деваха мне нравилась все больше и больше! Ведь гнобить Тришкина в моем положении было бы просто смешно. Это все равно, что всерьез бороться с мелкой собачкой. И согласись Елена на мое предложение, я бы, конечно, время для разборок нашел, но вот отношение к ней поменял. Оставив чисто то самое – «подножку и на раскладушку».
В общем, мы шли, нормально общались, и все было хорошо до тех пор, пока у меня не поинтересовались самым страшным. А именно – какие поэты мне нравятся. Это был просто пипец, потому что из нынешних я знал лишь Есенина, Блока и Маяковского. То есть тех, кто входил в школьную программу. При этом «знал» – это очень сильно сказано. От Есенина помнил лишь «Я московский озорной гуляка», и то в виде песни, которую крутили на дискотеках во времена молодости. Из Блока – «Ночь, улица, фонарь, аптека». Это благодаря настойчивой рекламе из начала двухтысячных. Про Маяковского лучше вообще промолчать, так как смутно вспоминалось про какие-то гвозди из людей и бессмертное – «Я достаю из широких штанин размером с консервную банку. Смотрите, завидуйте, я гражданин, а не какая-то там гражданка!» То есть в мозгах засела явная переделка, которая вообще была не в тему. Но главная засада заключалась в том, что я представления не имел, что и когда они написали. Вот сейчас ляпну про неожиданно вспомнившийся «Клен ты мой опавший», а его еще и в природе нет. Так что, взяв себя в руки и умно наморщив лоб, выдал:
– Мне Киплинг нравится.
Ласточкина удивилась:
– Редьярд Киплинг? Англичанин? Мне рассказывали о его «Книге джунглей», но я не знала, что он еще и поэт…
Хо-хо! Вот ты и попалась! Ну теперь – держись. Этот его стих был чуть ли не единственным, который я знал наизусть. Поэтому, нейтрально улыбнувшись, я начал:
– Серые глаза – рассвет. Пароходная сирена. Дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены…
Девчонка после прослушивания, как бы это помягче выразиться – охренела:
– Потрясающе! Нет, действительно, это – потрясающе! Очень красиво, но настолько мужских стихов я еще никогда не слышала!
Тут уж охренел я, так как никогда не задумывался о том, что стихи можно вот так лихо делить по гендерному признаку. Тем более – оценив их со стороны, впал в некую панику, так как появилось опасение, что после полного осознания текста меня переведут в категорию «бл*дун». С соответствующими выводами. Ну Редьярд! Ну подсуропил, лимонник хренов! Надо было срочно спасать положение, поэтому пришлось зайти с козырей:
– Ну, это так… они несколько лет назад нравились. А сейчас ближе другое…
Елена не подвела:
– Какое?
И я начал:
– Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана…
Блин, если уж и теперь не сработает, то просто не знаю… Но – сработало! После того как я замолк, девушка какое-то время шла молча, а потом остановилась и, подняв на меня серо-зеленые глазищи, тихо спросила:
– Мне показалось, или это была песня? Просто вы иногда как будто забывались, и я даже почти улавливала мотив…
Врать не хотелось, поэтому лишь кивнул. А Ласточкина, продолжая внимательно глядеть на меня, еще тише спросила:
– Вы ее когда-нибудь споете?
Повторно кивнув, пообещал:
– Обязательно!
И все складывалось просто замечательно, но тут все очарование момента нарушили два конных пипидастра. Точнее говоря, извозчик-лихач зацепил большую телегу и, видно, как-то прищемил лошадь, потому что та визгливо заржала, а оба мужичка с ходу принялись громко ругаться. Вся эта радость происходила буквально в десяти шагах от нас, и мы не упустили ни одного из тех витиеватых оборотов, которыми участники ДТП злобно осыпали друг друга. Спутница еле заметно поморщилась, и, тонко почувствовав изменение ее настроения (опыт не пропьешь!), я предложил:
– Елена Михайловна, а как вы смотрите на то, чтобы зайти в какую-нибудь