и пытаясь запомнить этот вид в мельчайших деталях, потому что уверена, что никогда больше не увижу его с этой точки обзора. — Ты уже закончил ее?
— Я учусь в последнем классе школы-интерната.
Я отворачиваюсь от окна и иду к середине комнаты.
— Это круто, — слова звучат неубедительно, но я не знаю, что сказать тому, кто, возможно, круче, старше и богаче всех, кого я знаю.
— Все в порядке, — он смотрит куда-то через мое плечо, а затем переводит взгляд обратно на меня. — Тебя нужно отвезти домой?
— Что? Нет… — я запинаюсь, оглядываясь через плечо, и вижу фары автомобиля, мчащегося по извилистой дороге в противоположную от дома сторону. — Вот дерьмо.
Они оставили меня. Это унизительно. Сегодняшний вечер просто не может стать еще хуже, чем уже есть.
— Я могу пойти пешком. Все в порядке.
Джордан приподнимает бровь. Это самое эмоциональное выражение лица, которое у него было за все время нашего разговора.
— Вниз по горе?
— Там есть дорога.
Он тяжело вздыхает, и это выглядит так, словно он готов в любой момент взорваться и уйти.
— Соглашайся, я отвезу тебя обратно.
Мы молча спускаемся по ступенькам, Джордан освещает путь фонариком. Мое беспокойство уменьшается по мере того, как мы приближаемся к выходу. Хотя тот факт, что меня поймали — не самый хороший итог, но это все же лучше, чем быть убитой призраком или спрыгнуть с бетонной лестницы, разбив себе голову. С каждой минутой я чувствую себя все более нелепо. Всего этого можно было избежать, если бы я просто осталась дома с книгой. Это всего лишь средняя школа. Имеет ли значение, если эти люди назовут меня изгоем? Все равно через год все закончится.
Джордан ведет нас к гладкой черной машине. Внутри прохладно и по моей оголенной спине бегут мурашки. Он, должно быть, замечает мой дискомфорт, потому что просовывает руку на заднее сиденье и достает сверток черной ткани.
— Возьми. Здесь холодно.
— Тебе не обязательно этого делать.
— Я сказал, возьми, — в его тоне звучит разочарование.
— Наверное, мне он даже не подойдет, — мой голос дрожит гораздо сильнее, чем мне хотелось бы.
Хотя, похоже, это его еще больше раздражает. Он усмехается, но в этом нет и следа тепла.
— Не говори глупостей. Надевай.
Я закатываю глаза, беру свитер, натягиваю его на себя и обнаруживаю, что он отлично сидит, слегка свободно. Небольшое волнение, которое я испытываю от его жеста, может показаться жалким, но это первый раз, когда мальчик предлагает мне свою одежду. Пахнет свежей хвоей и дымом. Я сплетаю пальцы на коленях, чтобы подавить желание поднести воротник к носу и сделать более глубокий вдох.
— Спасибо.
Джордан просто смотрит на меня, прежде чем снова обратить внимание на руль. Машина с рычанием заводится, а затем мы трогаемся в путь. Я прислоняюсь головой к окну и смотрю вверх. Звезды мерцают сквозь кроны деревьев, пока мы спускаемся с горы. Джордан прекрасно водит для своего возраста и, несмотря на немалую скорость, плавно ведет машину по крутой дороге.
— Ты здесь новенькая, — нарушает он наше непринужденное молчание.
Я подумываю солгать, но потом понимаю, что это бессмысленно.
— Мы переехали сюда в прошлом году. Как ты узнал?
— Ты меня не боишься.
Мои глаза обращаются к его лицу, и я выпрямляюсь на пассажирском сиденье.
— С чего мне бояться тебя?
Свет, должно быть, играет со мной злую шутку, потому что, клянусь, на его губах играет легкая улыбка.
— Это место. Моя семья. О нас здесь ходят легенды.
Я едва сдерживаю смех, но из меня все же вырывается странный приглушенный звук.
— Итак, ты что-то вроде бугимена из Уиллоу-Хайтс?
— Что-то вроде того, — отвечает он и снова смотрит на меня.
Когда мы достигаем подножия горы, я показываю ему дорогу к моему дому. Мои родители купили участок земли и построили дом, чтобы быть ближе к своей работе в научно-исследовательской лаборатории, занимающейся изучением в области окружающей среды. Их текущий проект ориентирован на различные типы почв и горных пород, встречающихся в этом районе. Мама настаивала, что мне понравится жить в Уиллоу-Хайтс, уверяя, что это дружелюбный район. Оказалось, что он дружелюбный только для тех, кто вырос здесь.
Когда мы подъезжаем к дому, весь свет выключен. Я задерживаюсь в машине, пытаясь хоть что-нибудь сказать. Это самый большой добрый жест, который ровесник сделал в мою сторону за последние несколько недель. Я решаю поблагодарить его по-другому, надеясь, что не совершаю ошибку.
— Еще раз спасибо. Мне очень жаль, что я вломилась в твой дом, — произношу я, заламывая руки.
Джордан не отводит взгляда от лобового стекла.
— Не беспокойся об этом.
— Ну, может быть, увидимся, — с намеком говорю я, вылезая из машины.
— Я бы не стал надеяться на это.
Ладно, это было грубо. Хотя он мне ничего не должен. Особенно после того, как я вломилась на его частную территорию. Я заставляю себя выйти из машины, сохраняя расслабленную походку, вместо того чтобы бежать, как просят меня ноги.
— Скарлетт! — зовет меня он.
Я поворачиваюсь и вижу, что он наклонился к окну с пассажирской стороны.
— Да?
— Ты не одна из них. Ты гораздо лучше.
Мои губы приоткрываются, а затем снова закрываются. Он даже не знает меня, но все равно было очень приятно это услышать. К тому времени, когда я начинаю формулировать ответ, Джордан возвращается на свое место. Черная машина растворяется в ночи, как будто его здесь вообще никогда не было.
Неудивительно, что он, кажется, всех ненавидит. В этом городе к семье Уайльдов и их поместью относятся как к дому с привидениями. Я не могу себе представить, каково быть в любимой страшной сказке, которую родители читают тебе на ночь. Странное ощущение сдавливает мою грудь. Во-первых, у меня не может быть никаких чувств к человеку, которого я даже не знаю. Он ясно дал понять, что ему все равно, во что верят люди, так почему я что-то испытываю?
Вместо того, чтобы зайти внутрь дома, я сворачиваюсь калачиком на мягкой качающейся скамейке на заднем дворе. Цветы в саду щекочут мой нос разнообразными сладкими ароматами, которые становятся еще более сильными от холодного бриза, дующего сегодня вечером с океана.
— Дерьмо, — громко ругаюсь я, замечая, что свитер Джордана все еще на мне.
Делая мысленную пометку найти способ вернуть вещь ему, я снимаю его и сворачиваю под головой, как подушку. Покачивание скамейки и тихое стрекотание сверчков убаюкивают меня, и я проваливаюсь в беспокойный сон.
Глава 1
Настоящее время