Читать интересную книгу Уходите и возвращайтесь - Юрий Маслов

Расстояние между балконами было метра четыре. Никита перелез через перила и только тут заметил, что вокруг дома тянется зеленая полоска газона. «И насмерть не убьешься, и живой не останешься», — мелькнула мысль. Он ступил на карниз, узкий, чуть шире подошвы, но вроде бы прочный, и, стараясь не смотреть вниз, сделал первый шаг.

— Может, веревку дать? — испугалась соседка.

— Нет, — глухо сказал Никита, понимая, что бабка со своим предложением опоздала — возвращаться назад было намного сложнее, чем идти вперед.

Он подтянул левую ногу и еще плотнее прижался к теплой поверхности стены. Шаг, еще шаг, еще… Никита перенес центр тяжести на правую ногу и вдруг почувствовал, что кирпич под ней треснул и наклонился. Посыпалась известка. Никита замер, вслушиваясь в ее тихое, бесконечное шуршание и в гулкие, беспорядочные удары собственного сердца. «В любой ситуации, чтобы не попасть впросак, необходимо учитывать всё, до последней мелочи», — вспомнил он слова полковника и от досады, что забыл подстраховать себя веревкой, крепко выругался. Взгляд скользнул поверх балкона и разом охватил фермы моста за поворотом улицы, спокойную ленту реки, извивающуюся меж зеленых берегов, дебаркадер, мимо которого взад и вперед сновали верткие прогулочные лодки. «Мы ж искупаться хотели…»

Никита вытянул по направлению балкона руку. До него оставалось не больше метра. Усилием воли он заставил себя ступить на следующий кирпич и, как только нога почувствовала опору, оттолкнулся. Пальцы мертвой хваткой вцепились в решетку. Никита подтянулся и, перевалившись через перила, спрыгнул.

Квартира была старой, просторной, с высокими потолками и крепкой дубовой мебелью. Эстампы на стенах, маленький журнальный столик, на котором, как и полагается, валялись в беспорядке журналы, телевизор на тонких, косо стоящих ножках казались здесь лишними и выглядели чужими и обиженными. На шкафу и на пустых местах книжных полок стояли модели планеров и самолетов. Здесь были и старенькие поршневые «По-2» и «Ил-14», истребители военных лет — «Яки» и «Лавочкины» — и современные сверхзвуковые машины. А на письменном столе с высокой подставки рвался в небо грозный ракетоносец. Под ним в аккуратной простой рамке из дерева стояла небольшая фотография молоденького лейтенанта. Лицо его показалось Никите знакомым. Прямой, с небольшой горбинкой нос, резко очерченные скулы… И эта манера надвигать на глаза фуражку… Где он его видел? Никита повертел карточку в руках. Она была старой, выцветшей, по-видимому времен войны. «Ошибся». Никита поставил фотографию на место и прошел в ванную комнату. Почистился, сполоснул лицо, вымыл ободранные в кровь руки.

— Живой? — спросил Алик, когда Никита открыл дверь.

— А ты меня уже в покойники записал? Входите. — Никита посторонился.

Таня взглянула на его пальцы и ужаснулась.

— Что с вами? — спросила она. — Больно?

— Очень, — сказал Алик. — Но он никогда в этом не признается.

— У меня зеленка есть. — Таня торопливо прошла в комнату. — Идите сюда.

— Ого! — Алик завистливым взглядом обвел коллекцию самолетов. — Вы, случайно, не летаете?

— Летаю.

Лицо Алика вытянулось, и он из разбитного парня, которому и море по колено, мгновенно превратился в набедокурившего ученика.

— На планерах? — спросил он робко.

— Раньше, — сказала Таня, — сейчас на «Яке».

— В аэроклубе?

— В аэроклубе. Всё! — Татьяна перевязала Никите палец и отступила, любуясь своей работой. — До свадьбы заживет.

— Надеюсь, — улыбнулся Никита. — И давно вы летаете?

— Второй год. — Татьяна протянула Алику вазу и жестом указала, на сколько нужно ее наполнить водой. — А каким образом вы оказались в нашем городе? Служите?

— В училище поступать приехали, в летное. А как вы догадались, что мы со стороны?

— Что Алик одессит, я уже знаю, а вы, наверное, с Волги. Окаете сильно.

— Вы наблюдательны, — сказал Алик, входя в комнату. Он поставил на стол вазу и с превеликой осторожностью опустил в воду колючие стебельки роз. — Завтра распустятся.

— Вы любите цветы? — спросила Таня.

— Я люблю рыбу, — ответил Алик.

Никита понял, что приятеля «понесло». Алик был любитель пофантазировать, но, увлекшись, он порой рассказывал такие небылицы, что даже заядлые трепачи руками разводили.

— Нам пора, — сказал Никита. — Когда следующая перевязка?

— Заходите, — милостиво разрешила Татьяна. Она вырвала из блокнота чистый листок бумаги, черканула телефон и с королевской небрежностью протянула его Никите. — И звоните.

— А если мы не поступим? — вмешался Алик.

— Пишите. — Таня дружелюбно улыбнулась. — Может быть, чаю выпьете?

— С удовольствием.

— А бутерброд?

— И бутерброд, — согласился Алик и отвернулся, чтобы не видеть недовольного взгляда Никиты.

Татьяна заварила чай и приготовила бутерброды. Алику — с рыбой, а Никите — с колбасой.

— Пожалуйста, — сказала она, присаживаясь вместе с ребятами за стол.

Алик при виде своей любимой рыбы удивленно вытаращил глаза.

— Если бы я не знал, кто вы и как вас зовут, я бы подумал, что вы из сказки. Фея!

— К счастью для вас, я из плоти и крови.

— Почему к счастью?

— В противном случае вы остались бы голодными. — Таня перевела взгляд на Никиту. — Вы, военные, живете по строгому распорядку. — Когда отец кричит: «Обедать», часы можно не проверять — ровно половина первого.

— А ваш отец тоже военный?

— Летчик.

— Это не он? — Никита указал на фотографию.

Татьяна кивнула и задумалась, совершенно по-детски наморщив лоб.

— Чем же мне вас еще угостить?

— Спасибо, — сказал Алик.

— В следующий раз мы угощаем, — проговорил Никита, продолжая изучать фотографию. Он вспомнил, на кого похож лейтенант, и это открытие привело его в замешательство. — Вы не Жихарева? — спросил он смущенно.

Татьяна удивленно вскинула брови, и по этой ее легкой растерянности Никита понял, что не ошибся, и мелькнувшая было догадка, что полковник и старший лейтенант одно и то же лицо, стала реальностью, превратилась в неоспоримый бездоказательный факт. «Вот ведь как бывает!» — подумал Никита, размышляя над этим странным совпадением.

В первой половине дня полковник был неразговорчив. Одни объясняли эту странность в его поведении крутым нравом: нерадивым подчиненным особенно крепко влетало по утрам, другие — излишней деловитостью, за которой некогда и рта раскрыть, а третьи, особенно новички, не зная командирской общительности и энергии, склонны были считать молчаливость врожденной чертой характера этого человека. И лишь жена и те немногие фронтовые друзья, которым посчастливилось вернуться домой живыми и невредимыми, знали, что эту странную особенность полковник Жихарев приобрел в июле сорок третьего, когда не возвратился с боевого задания его лучший друг, старший лейтенант Мазур.

Никита поначалу тоже было причислил полковника к разряду самодуров, но случай помог ему усомниться в правильности своих выводов. Никита работал механиком и ремонтных мастерских. Однажды, когда он возился с двигателем, менял фильтры, в ангар вошел прапорщик Еськов.

— Мазур! — гаркнул он зычным голосом. — Прими у Соколова машину, а завтра в пять ноль-ноль заедешь за командиром полка. Домой. Ясно?

— А что с Соколовым? — помрачнев, спросил Никита.

— Отчитываться я перед вами не обязан, — сухо отчеканил прапорщик, — но, зная вашу любознательность, отвечу: его комиссовали.

— Но почему я? — не выдержал Никита. — Баранку крутить я бы и в пехоте мог.

Этот вопрос прапорщик обсуждать не стал. Он просто влепил Никите два наряда вне очереди и, пообещав еще три, не спеша удалился.

Месяц назад Никита подал рапорт, чтобы ему предоставили отпуск для сдачи экзаменов в летное училище. Именно поэтому он с таким усердием возился с двигателем — уж что-что, а материальную часть летчик должен знать в совершенстве. И вот на тебе: кого-то комиссовали, а ты расхлебывай. Вместо того чтобы готовиться к экзаменам, он будет баранку день и ночь крутить. Никита от злости аж зубами скрипнул. Но приказ есть приказ…

— Как ваша фамилия? — спросил полковник, смерив новичка строгим взглядом.

— Мазур. — Никита только сейчас заметил, что он без головного убора, и, смутившись, густо покраснел. — Извините, товарищ полковник, я в наряде был.

— Мазур? — переспросил Жихарев.

— Так точно.

Полковник сразу вспомнил своего фронтового друга, и на душе стало грустно и неспокойно, словно потерял он его не двадцать с лишним лет назад, а на прошлой неделе. Затем вспомнил и Марию, жену Валерки, — рыжую смешливую медсестру с коротко остриженными волосами, а вот кого она ему родила — девочку или мальчика, — он, как ни силился, вспомнить не мог. «Однофамилец, — подумал полковник. — А впрочем…»