Читать интересную книгу Разгром - Владимир Колосков

– Весь этот двор от крыши до крыши накрыт тонкой сеткой, мешающей птицам лететь, куда им вздумается, – сообщил Мельхиор.

– Весьма предусмотрительно со стороны нашего хозяина, особенно если учесть, что многие из обитателей его птичника весьма дороги.

– Среди молодых людей нынче стало модным обсуждать, будут ли птицы более счастливы, если заменить им обычные клетки такими сетками.

– Если бы кто-то решил обсудить со мной положение птиц с точки зрения их счастья, я бы нашел такой вопрос лишенным веса…

– Пустым, короче говоря?

– Именно так, умнейший, и, поскольку философы и мудрецы еще толком не условились, что понимать под счастьем человека, чтобы мы могли с какой-то степенью разумности переносить этот философский конструкт на птиц, могу только заметить, что простор делает многие виды птиц более интересными для наблюдения, поэтому, с точки зрения человека, такое устройство, без сомнения, более совершенно.

– Что ж, уход от вопроса – это в своем роде решение вопроса. Но пойдем! Иначе нам придется встретить полуденный жар на кишащих чернью улицах, а не в более достойном двух мудрых мужей месте.

Дом, из которого они вышли, один из красивейших и почетнейших в городе, располагался невдалеке от шахского дворца и рыночной площади. Мельхиор оказался прав: узкие улицы, окружавшие базарные ряды, были запружены народом, и нестерпимый жар начинал разливаться над городом. К счастью, спутник Паласара отлично освоился в лабиринте переулков и провел их мимо жилых домов, где не было торговли, запряженных ослами телег, назойливых зазывал, прилипчивых лавочников и шумных торгующихся покупателей.

Но улицы кончились, и из тенистой прохлады они нырнули в океан базарной площади, в настоящий шторм гвалта и толчеи. Народ готовился к празднику. Мельхиор не говорил много, он был занят чем-то своим, то ли кого-то выискивая, то ли что-то приглядывая. Мельхиор выискивал людей, которых заметил ранее, людей, которые не были людьми, а лишь надевали, как платье, человеческие лица, но сообщать о поисках Паласару он не торопился. Тем более что пока никого подозрительного на улицах города не было.

С трудом преодолевая суматоху базарного дня, они продирались через площадь. Лепешки и жемчуга, платья и головные уборы, халаты: женские из кисеи и тонких шелков, мужские из тяжелой парчи, украшенные вышивкой пояса, пряности, древности, золотые монеты с головами цезарей и даже невольницы – все добро, если верить продавцам, уходило едва ли не бесплатно, за немыслимо низкие цены, которые, несмотря на столь лестные обещания, следовало сбивать в два, в три, а то и в пять раз против объявленных.

Базар, хоть и поражал шумом, но все же нес отпечаток некой фальшивой потешности и в народе шутливо назывался базар-у-дворца. Такое противопоставление народного и царственного в одном слове люди находили забавным, хотя неместным сложно ухватить подлинную иронию базара-у-дворца.

На дворцовую площадь пускали в основном торговцев благородным товаром: ювелиров, антикваров, продавцов дорогой одежды, кондитеров со сластями и пекарей со снедью. Редко встречались здесь горшечники, шорники или кузнецы. Если и встретишь где седло или уздечку, то это будет китайская, расшитая жемчугами диковинка, а горшок, если и попадется на чьем-то прилавке, то окажется фарфоровой реликвией или погребальной урной, такой древней и дорогой, что хранить в ее расписанных киноварью стенках подобает только мощи праведников. Подкидывая денег страже, иногда пробирались на базар провидцы, лекари и дервиши.

Спутники собирались укрыться в чайном доме – чайхане, как их тут называли, – когда внимание Мельхиора привлекло некое происшествие, которое за шумом торговли Паласар даже не услышал. Мельхиор внезапно прихватил его за рукав и потянул в сторону, в улицы, где он усмотрел нечто необычное.

По мере приближения к месту запахло насилием. Злость, гнев и смерть читал Паласар на лицах прохожих. Толпа собралась, чтобы учинить над кем-то свое жестокое правосудие, но судя по лицам, приговор уже привели в исполнение, и стихийные палачи расходились, неся на себе быстро таявшие отпечатки содеянного.

– Третий за последнее время! – воскликнул кто-то в бредущем по своим делам народе.

– Неудивительно! Всем хочется на праздник, – поддакнул кто-то.

Мельхиор опять подтянул Паласара за рукав и шепнул:

– По меньшей мере седьмой, и это странно.

– Кто седьмой? – вполголоса спросил Паласар.

– Он, – указал Мельхиор на распростертую на мостовой фигуру.

Лежащий человек, несмотря на жару, был полностью затянут в грубое рубище. Голова его также была завернута в тряпье. Рядом с человеком лежало множество камней, которыми его закидала толпа. Почти все разошлись, вокруг убитого опасливо слонялись несколько подростков. У одного из них была палка, и другие подзуживали его ткнуть фигуру концом палки, но тот медлил и не решался.

Мельхиор, взяв за шиворот подростка с палкой, отшвырнул его со своего пути, будто обладал силой крепкого воина. Этого оказалось достаточно, чтобы его товарищи в страхе разбежались. Мельхиор приподнял наскоро казненного человека, прислонил его невесомое тело к стене и снял покрывало, обернутое вокруг головы. За покрывалом Паласар увидел изъеденное язвами лицо прокаженного. Он привык к таким зрелищам, и даже запах гниющей плоти не вызывал в нем обычного отвращения. Он и сам обращался с жертвами проказы с завидной легкостью, но зрелище того, как это делает другой человек, отозвалось в нем тревогой за здоровье Мельхиора.

– Сейид не боится перенять злосчастную хворь? – осторожно поинтересовался Паласар, хотя догадывался, что Мельхиор, похоже, не менее сведущ в тайнах и опасностях болезни, чем он сам.

– Как видишь, не боюсь, – ответил тот, не оборачиваясь. – Нам повезло. Он еще жив. Давай, скажи же что-нибудь. – Мельхиор без стеснения дал раненому несколько пощечин. – Что ты делал в городе? Почему не сидите со своими? Отвечай!

Раненый – хотя, судя по нескольким шрамам на черепе, его следовало назвать умирающим – пробормотал что-то неразборчивое, на что Мельхиор задумчиво хмыкнул и продолжил спрашивать:

– От кого? Откуда?

Но тут умирающий откинул голову и потерял сознание. На улице появилась стража. Четверо. Они подошли к Паласару и, приняв его за слугу, спросили:

– Твой господин лекарь?

– Да, любезные хранители покоя и порядка, – сориентировался Паласар, начав объяснение в смиренном, едва ли не подобострастном тоне, – перед вами искуснейший лекарь по сю сторону Красного моря, чье мастерство врачевателя соперничает только с его природным милосердием, которое он готов расточать на каждого страждущего, а равно и всякого, кто в нем нуждается.

– Этому услуги твоего господина больше не понадобятся, – ответил стражник, бывший за старшего. Паласар еще вчера заметил, что у Мельхиора была особая аура, присущая людям большой власти, отчего другие сразу, еще не видя его лица, еще не слыша его голоса, испытывали перед ним необъяснимый трепет. Даже суровые стражники предпочли не обращаться к Мельхиору напрямую, а взяли Паласара в посредники.

У Мельхиора защемило в груди, когда он услышал, как из-за него приходится лебезить перед стражей Паласару. Вместо того чтобы молча удалиться, как он сделал бы в другое время, он решил показать, как умеет обращаться с грубоватой публикой. У Мельхиора была особая аура, но своя аура была и у Паласара. Рассказчик историй заставлял людей играть для него и производить впечатление. Он был зрителем, который одним присутствием мог вызвать к жизни интереснейшие спектакли.

Голой рукой Мельхиор опустил погибшему нижнюю челюсть, вытащил пальцами язык и, осмотрев его, вернул обратно в рот. Затем Мельхиор встал и, держа обслюнявленную руку перед собой, подошел к Паласару.

– Скончался, – сказал он «слуге» и тут же обратился к страже: – И это называется служба? У вас прокаженные по улицам разгуливают. Город закрыт для прокаженных. Где вы были?

– Случаи участились, сейид, – ответил в оправдание стражник, боязливо косясь на побывавшие в зараженном рту пальцы, – но мы держим улицы под строгим приглядом. Мы приходим так быстро, как можем. Иногда народ успевает быстрее.

– Через два дня я зван на прием к шаху показать свое умение. Я расскажу ему, что происходит на улицах.

Стражник замялся, раздумывая, стоило ли ответить на слова угрозы. Тем временем Мельхиор достал белый как снег платок, вытер им руку и подбросил платок в воздух. Произошло невероятное, что заставило Паласара округлить глаза, а стражников в страхе отступить на шаг. Платок вспыхнул яркой вспышкой и в мгновение ока сгорел дотла. Пепел разлетелся по ветру, не успев коснуться земли.

– Если так угодно сейиду, – поклонился стражник, отступая с дороги.