Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так давай брать. Ты куда? – бросил ему в спину Глотов. – На хрена тебе эти кофевафельницы?
– Сейчас, погоди. Гляну, чего у них в ассортименте.
– Ну, глянь. – Глотов кивком подозвал продавца, который неохотно отклеился от витрины и задумался, стоит ли овчинка выделки. – Давай быстрее, чурбан, шевели чувяками. – Арабского языка, по счастью, Глотов не знал.
– Размечтался, – хохотнул Витька, стаскивая с верхней полки коробку с ксероксом. – На арабских скакунах воду не возят, понял? Слушай, Глотов, отгадай загадку: без рук, без ног, а рисовать умеет!
– А хрен его знает, – простодушно отозвался Глотов. – Сам-то знаешь?
– Ксерокс.
Продавец знал не больше десятка русских слов. Он подходил неторопливо, с достоинством. К российским покупателям в торговых центрах процветающих нефтедобывающих государств относились снисходительно, хотя и без щенячьего восторга.
– Вот таких восемь, понял? – Глотов ткнул в отобранный «Шарп». – Восемь, ферштейн? – Он показал растопыренную пятерню и еще три пальца. – Мелкий опт, соображаешь? Сколько скидка?
Продавец заволновался, закаркал, вращая белками глаз:
– Ноу скидка, ноу… – Он начал размахивать руками, давая понять, что торг здесь неуместен.
– Как это ноу? – возмутился Глотов. – Ты с дуба рухнул, парень? Не шутил бы с серьезными вещами.
– Ноу скидка, ноу, – твердил продавец как попугай.
– Витька, ко мне! – Глотов покрывался краской негодования. – Пошли в другой магазин, нас здесь не любят!
– Бегу, Саня, бегу. – Витька вырулил из-за угла, таща в растопыренных руках огромный плоский телевизор. – Вот этот еще возьмем, в самолете, блин, смотреть будем… Ты что, Саня, серьезно? – запоздало дошло до парня.
Он грохнул телевизор об пол и распрямился в явной растерянности.
– Торговаться не хочет, злодей, – объяснил сложившуюся ситуацию Глотов. – Пойдем через дорогу, там такой же магазин.
– В натуре злодей, – решительно поддержал его Витька. – Да чтоб он подавился своей неземной жадностью!
Задрав носы, они прошествовали мимо растерянного продавца, выбрались на улицу, залитую солнцем.
– Считаю до трех, – пробормотал Глотов, украдкой скашивая глаза. – Даже не так. На счет «три». Один, два…
– Скидка, скидка! – вылетел за ними продавец. – Семь проценты, семь… – Он чуть не врезался в обиженных покупателей и выставил перед собой две растопыренные пятерни. На одной был подогнут мизинец, на другой – большой и указательный пальцы.
– Сейчас вернемся. – Глотов хмурился, чтобы не рассмеяться. – Может быть. Если не передумаем. Ну что, Витька. – Он уставился на хихикающего спутника. – Вот тебе и все Эмираты. Пиво, ночь, вояж по магазинам. А могли бы посетить мечеть Джумейру – прекрасный образец исламской архитектуры, исторический музей, дворец шейха, старый центр в Бар Дубай… Чего там еще в путеводителе было?
– Рынок «сук», – вспомнил Витька.
– Чей рынок? – не понял Глотов.
Роман Вакуленко – нескладный, угловатый, весьма придирчивый уроженец Сумской области – бродил по местному рынку, оберегая карманы от незапланированных инспекций. Рынок гудел, клубился. Пестрели вывески, дуканы. Стучали молотками башмачники. Брадобреи мыли, брили, стригли. Сновали водоносы с бурдюками из овечьих шкур. Дымились шашлычные. Лязг, гомон, лотки с калеными земляными орехами, прочими сладостями и съедобностями. Продавцы всего. Рулоны тканей, ковров, никелированная и медная посуда, подушки на цветных половиках, банки с корицей и тмином, горы фруктов, трав, коренья, грохот наковален, груды корыт и лоханей, витых железных кроватей, нуристанские ножи из нержавеющей стали, дутое стекло, лезвия, парфюмерия, жестянщики, сапожники, мясники, менялы, мелкие лоточники с тряпьем… Над всем этим грохочущим великолепием возвышался лазурный купол мечети, блестел минарет, усыпанный изразцами, с которого пристально взирал на толпу строгий глаз муэдзина.
Вакуленко знал, чего хотел. Он методично обходил торговые точки, заглядывал в палатки. Ювелирную лавочку Роман обнаружил на краю рынка, за палаткой, где розовощекий араб разливал зеленый чай.
Вакуленко перебирал какие-то колечки, бусы, брошки, хитроумные изделия из желтого металла. При этом он косил по сторонам, фиксируя потенциальную опасность. Карманных воришек здесь хватало.
Лопотал торговец с подчеркнуто простодушным лицом, прыгали его малолетние помощники, озирались покупатели. Языковой барьер был непреодолим. Если торговец еще мог связать несколько английских слов, то Вакуленко такое было не по силам в принципе. Он выбрал золотые сережки с рубином и пытался втолковать продавцу, что устраивает его в товаре абсолютно все, за исключением камня.
– Голубые, дурень, – твердил Роман бестолковому торгашу. – Понимаешь ты, чурка необразованная – го-лу-бые! Как глаза у меня. Вот смотри. – Он приложил к своим ушам золотые сережки. – Видишь, у меня глаза голубые? Звучит? Нет. Вот и дочке моей не прозвучит! Голубые! Ты понимаешь русский язык?
Арабы хохотали, надрывая животы и тыча в него пальцами. Какой-то шкет скользнул под рукой, но Роман успел зажать карман с кошельком. Недовольно заурчал черноусый родственник мальчишки, которому не понравилась затрещина, отпущенная его чаду. Вакуленко изобразил покаянным жестом, как ему жаль.
– Какой нада? – проявил торговец незаурядные познания в русском языке.
– Голубые! Ну, как бы тебе объяснить, дубине редкой?.. – Вакуленко завертелся. – Во! – Он ткнул пальцем в женщину в голубой парандже. – Такие голубые!
Дамочка вздрогнула, отвернулась. Откуда ни возьмись материализовался ее муж. Упитанный араб сверкнул глазищами, грозно сделал шаг, намереваясь схватить Вакуленко за воротник. Летчик сообразил, что перегнул, замотал головой и нацелил палец в небо, ослепительно яркое, без единого облачка на горизонте.
– Нет!.. – пробормотал Вакуленко. – Ошибочка вышла, господа хорошие. Небо голубое. – Он тыкал пальцем, словно зенитка, бесперебойно плюющаяся снарядами. – Вот такой надо, понял?
Когда Вакуленко волновался, он машинально говорил чисто по-русски, без украинских штучек. Публика веселилась, торговец морщил лоб, изображая мозговую деятельность. Потом он сообразил, заулыбался, тоже стал посылать пассы в небо.
– Нет как небо, – вещал этот бизнесмен с чудовищным акцентом. – Были, кончились.
– Дубина ты бестолковая! – Вакуленко сжал ладонями виски. – Чего же ты мне голову морочишь битый час!
– Завтра приходи, завтра, – лопотал продавец, ехидно улыбаясь.
За спиной Романа хихикали люди.
«Да это же всемирный заговор!» – догадался летчик. погрозил торговцу пальцем и заявил:
– Ну, смотри, подлец! Я завтра прилечу, чтобы было, понял? А то приду с Серегой, он вам вмиг ГКЧП устроит!.. – Роман посмотрел на часы и понял, что пора на аэродром.
Погрузка уже в разгаре. Карпатов мечется, психует, а народ разбежался, все с утра в городе, никого не собрать. Гражданский экипаж, дисциплина хромает.
Чертыхаясь, он выбирался из толпы, которая вдруг стала как-то прибывать, опутывать. Восток – это дело такое. Увязнешь по горлышко, потом не выберешься.
Грузный «Ил-76», приписанный к Казанскому отряду гражданской авиации, стоял под загрузкой у крайнего терминала летного поля, вблизи ангаров и вереницы складов. Прибывали фургоны, молчаливые арабы стаскивали на землю ящики, волочили их по трапу в нутро самолета.
Карпатов – основательно за сорок, тяжеловатый, сероглазый – сидел в кабине, водил линейкой по полетной карте. Временами он вскидывал руку с часами и косился в иллюминатор, где пылал зноем раскаленный воздух Эмиратов. Напевая «Лето – это маленькая смерть», командир корабля рисовал дальше свои прямые и загогулины. Его взгляд скользнул по датчику топлива. Стрелка упиралась в крайнюю риску: полные баки. То же самое, что перекормленная кошка.
– Марк, ко мне!
Менеджер полета болтался неподалеку и возник как Хоттабыч.
Он всунул в кабину хитроватую физиономию и заявил:
– Слушаю, Владимир Иванович. Загрузка кончается, скоро полетите.
– Сколько ящиков? – Карпатов поморщился.
Временами реакция так называемого флай-менеджера не могла не раздражать его.
– Тысяча четыреста двадцать, – отчитался Марк. – А что?
– Вес?
– Сорок девять тонн. – Менеджер для проформы помялся. – С половиной…
– С половиной? – ядовито процедил Карпатов. – А это? – Он ткнул карандашом в датчик топлива. – Еще девяносто? Твоя работа?
– Ну, моя. – Марк пожал плечами. – Так это самое, Владимир Иванович…
– Ты куда столько набухал? Это же не водка!
Марик покаянно съежился и забормотал виноватым голосом:
– Так здесь дешевле, Владимир Иванович, горючка почти даром. Нам этого добра на четыре полета хватит, сами же потом спасибо скажете.