Читать интересную книгу Лингвистическая психотерапия - Надежда Фёдоровна Калина

Усилия лингвистической психотерапии сосредоточены на изучении процессов моделирования реальности в психике клиента и объективации этих моделей в его дискурсе, обращенном к терапевту. Обе процедуры (и моделирования, и объективации) будут существенно различаться по своей структуре и содержанию в зависимости от того, какие именно психологические механизмы (сознательные или бессознательные) их реализуют. Так, в случае вычленения сознательных сторон психического моделирования задача сводится к выделению и описанию конкретных психологических механизмов, различающих то, что человек непосредственно находит в доступной его органам чувств реальности, и то, что он сам о ней помышляет, заключает или предполагает. Конститутивная способность сознания (со стороны своих наиболее общих принципов) лежит в основе классической рациональности, этот тип познания мира описан И.Кантом в работе "Критика чистого разума". Кант пишет, что, поскольку знание состоит из восприятий, получаемых в процессе пассивного контакта с действительностью, то оно также требует определенных составляющих, источником которых может быть только сама способность познания. "Листья зеленые" - это знание. Но само восприятие "зеленого" ощущениями еще не является знанием, пока это восприятие не будет организовано идеями материи (листья) и качества (зеленые): идеи проистекают из рассудка. Но наша способность познания не может работать, пока не получит эмпирического материала из чувственных восприятий. Таким образом, знание является соединением активной, организующей (конститутивной) функции разума с его более пассивной и воспринимающей функцией - "чувствительностью".

Анализ процессов объективации предполагает изучение способов вербализации, словесного обобщения, которое представлено в модели, а также основные принципы концептуализации (осмысления) действительности как некоей структуры, обладающей более или мене устойчивыми закономерностями и свойствами. Иными словами, речь идет о принципах, формах и способах смысловой (семантической и символической) репрезентации действительности в сознании. Семиотические модели (основные средства для их построения предоставляют психике язык и культура), однако, не являются эксплицитными, их описание и анализ требуют обращения к неклассическим типам рациональности, из которых наиболее высоких эвристическим потенциалом в отношении поставленной задачи обладает постмодернистская парадигма изучения интенциональности человека в форме текстуальности ("жизнь как текст").

Специфика бессознательного моделирования реальности состоит в том, что в этом процессе неосознаваемыми (в большинстве случаев) являются структуры организации внутреннего опыта. Кроме того, задолго до превращения репрезентируемого содержания в тематизированное целое вступают в действие процессы вытеснения, отрицания, конверсии, деформации реальности в системе психологических защит индивида. Как известно, Фрейд называл бессознательным психический процесс, существование которого можно предполагать, исходя из действий и поступков индивида. О бессознательном как таковом нельзя судить на основе умозрительных построений, его центральное значение состоит в действенности его влияния на поведение, а эффекты этого влияния привлекают внимание только в тех ситуациях, которые воспринимаются самим субъектом и его окружением как патологические (психические расстройства). Степень тяжести последних (от невротических трудностей до психотической диссоциации) определяется величиной субъективистского сдвига модели.

Интерпретативный характер моделирующей функции бессознательного не должен вводить психолога в заблуждение относительно своих возможностей и того места, которое она занимает в системе психики. Накопление информации в бессознательном (в отличие от сознания с его критичностью, логикой и другими атрибутами racio) – неконтролируемый процесс, однако он по-своему расширяет возможности понимания, которое сводится к подтверждению гипотез (большей частью иррациональных) о том, каким представляется мир. Параллельно протекающие процессы мышления и рационального познания не только мало влияют на бессознательные концепты, но и могут частично (а в клинических случаях – полностью) блокироваться ими.

Таким образом, прагматический (операциональный) аспект проблемы бессознательного моделирования действительности в контексте психотерапии может определяться различными целями, в зависимости от того, какой вид помощи пытается реализовать терапевт. Это могут быть:

– цель, связанная с пониманием вклада бессознательных механизмов в искаженную, нефункциональную модель, перегруженную нереалистическими концептами или попросту бедную, ограниченную модель, препятствующую здоровой самореализации индивида;

– цель, связанная с устранением антагонизма между вкладом сознания и бессознательного в концепт реальности, который из-за противоречивого характера не способен выполнять свою ориентирующую роль;

– цель, связанная с разрушением устойчивого паттерна имитационного моделирования (производства симулякров), превалирующего в индивидуальной личностно-смысловой системе;

– цель, связанная с пониманием сущности, феномена, идеи или опыта пациента, способность и умение заговорить с объектом понимания на его языке, увидеть в нем структуры, возникающие из него самого, а не из нас. Понять другого человека как экзистенциальный объект - значит участвовать в нем, пока он не откроет свою сущность понимающему. Например, для дазейн-аналитика чувство является таким же подлинным опытом, как и все другое, и не в том смысле, что любовь к кому-то – это объективный и истинный опыт любви, но скорее, что любовь к кому-то - это подлинный опыт того человека, которого любишь. Видение Бога - это истинный опыт; таковым же является и страх скорой смерти; таковым же является параноидальный страх преследования со стороны населения целого города.

Перечень этих целей можно расширить, но главной задачей терапевта должна стать не борьба с "бессознательностью" пациента, а четкое представление о сущности "вклада" бессознательных процессов в присущую ему индивидуальную систему концептуализации действительности.

Обобщая результаты изложенного выше, специфику предлагаемого психотерапевтического подхода и его задачи можно сформулировать следующими образом:

1.

Лингвистическая психотерапия рассматривает психологические трудности и проблемы личности как следствие нарушений психического моделирования реальности, в результате которых концептуальная модель мира приобретает ряд изъянов. Дефектная модель искажает систему отношений личности; прогрессирующее накопление ошибок и неточностей приводит к стойким нарушениям психического функционирования (невротические расстройства).

2.

Психотерапевтическая помощь осуществляется на основе результатов структурно-семиотического анализа субъективной психической реальности клиента; особый акцент делается на прояснении бессознательных аспектов ее формирования и функционирования.

3.

Поскольку субъективная психическая реальность клиента объективируется в его дискурсе, последний служит главным объектом анализа, методики и техники которого представляют собой совокупность психосемантических и психолингвистических процедур, применяемых на основе герменевтических правил глубинной психологии.

4.

Основным средством психотерапевтического воздействия является дискурс терапевта-аналитика, выступающего в качестве пансемиотического субъекта. В процессе своей деятельности лингвистический психотерапевт сознательно использует продуктивные стратегии семиотического моделирования, направляя процесс семиозиса (производства и трансформации смыслов и значений) в сторону инсайтов, способствующих лучшему пониманию природы психологических проблем клиента и их разрешению.

5.

Важнейшим профессиональным умением лингвистического психотерапевта является способность рефлексировать психологические основы своего воздействия, его семиотические механизмы и выбирать на этой основе лингвистически адекватные (при высоком уровне мастерства – совершенные) формы речевого взаимодействия с клиентом.

Описание теоретико-методологических основ лингвистической психотерапии и ее практических приложений составляет основное содержание данной книги. Я пыталась обобщить в ней десятилетний опыт собственной психотерапевтической работы и преподавания психотерапии как учебной дисциплины. Хорошо представляя себе всю сложность этой задачи, я понимаю, что всегда найдутся люди, которые прочтут в тексте монографии именно те преувеличения и упрощения, которых я больше всего старалась избежать. Эта проблема встает перед любым исследователем в тех случаях, когда он ставит своей целью осуществить теоретический анализ сферы практической деятельности, сформировавшейся на основе многочисленных и в какой-то степени противоречащих друг другу направлений и подходов – а феноменология психотерапии именно такова.