Читать интересную книгу Лингвистическая психотерапия - Надежда Фёдоровна Калина

В теоретической системе аналитической психологии душа (Soul, Seele) не является непостижимой, сверхфеноменальной сущностью, а представляет собой важную часть личности, духовную и морально-этическую инстанцию, отвечающую за процесс индивидуации – личностный рост, самоосуществление, главную задачу человеческой жизни, ее смысл. Целью индивидуации является развитие Самости, обретение личностью уникальности, целостности и гармонии. Самость есть центральный организующий архетип личности, выражающий ее потенциал в максимальной полноте реализации. Она, по мнению Юнга, “персонифицирует жизненную мощь, которая имеется вне ограниченного объема сознания, те пути и возможности, о которых сознание в своей односторонности ничего не ведает... Это сильнейший и неизбежный порыв всякого существа, порыв к самоосуществлению, внутреннее веление, невозможность поступить иначе, оснащенная всеми естественными силами инстинкта, в то время как сознание постоянно плутает в мнимости, будто оно может поступать так, как хочет“ (82, с. 65). Самость объемлет и сознание, и бессознательное, это универсум, развитие и осознание которого не имеет предела. Развитие Самости способствует отделению индивидуума от общей, коллективной психологии, однако было бы неверным понимать этот процесс только как расширение сферы сознания, как развитие сознательной психики за счет уменьшения влияния бессознательного. Напротив, интеграция бессознательных содержаний составляет основу личностного роста, ибо проникновение в собственную уникальную природу предполагает прежде всего познание бессознательных сторон и свойств собственной личности, интеграцию отдельных архетипов ее структуры.

Архетип Самости, схватывающий тотальность души, парадоксален по своей сущности; объединяя противоположности, он выражает идею медиации, посредничества между ними (эту задачу выполняет трансцендентная функция, связывающая сознание и бессознательное в моменты их антагонистического противостояния). Индивидуация Самости есть архетипическое стремление координировать и соотносить противоположности, этот процесс подчиняется принципу энантиодромии. Последний, по Юнгу – психологический закон, согласно которому все рано или поздно переходит в свою противоположность. Этот закон, отражающий циклический характер самого процесса жизнедеятельности, определяет в психэ выступление бессознательной противоположности в тех ситуациях, где сознательная установка крайне одностроння. Вклад бессознательного поначалу тормозит сознательную деятельность, так что “осознающий разум оказывается в критической ситуации. Как только содержимому бессознательного придается форма и постигается смысл формулировки, встает вопрос о том, как связать с этим эго, и каким образом примирить эго и бессознательное. Соединение противоположностей для создания трансцендентной функции – это вторая фаза процедуры, на этой стадии ведущая роль принадлежит уже не бессознательному, а эго“ (83, с. 35-36). Иными словами, способность сознания к диалогу с бессознательным есть важнейшее условие личностного роста, понимаемого как созидание души.

Такая трактовка личности и ее души возможна лишь в антисциентистской парадигме социально-гуманитарного знания, коренным образом отличающейся от сциентистской психологии начала ХХ века. Большинство научных школ, формировавшихся в этот период, рассматривали человека в качестве субъекта, ориентированного на внешнепредметную деятельность, смысл жизни которого сводится к овладению внешним миром, его материальному преобразованию, рациональному упорядочению, контролю и подчинению. Разумеется, отношение к бессознательному у психологических школ, которые рассматривали технологизированное, рациональное познание как наиболее адекватное средство утверждения человеческой исключительности, а технику и производство – в качестве основного поля практической реализации сознательно-созидательной субъективности, было эксплицитно (бихевиоризм, гештальт-психология, деятельностный подход) или имплицитно (фрейдовский психоанализ) негативным. Бессознательная психическая активность плохо согласуется с научно-технической формой рациональной деятельности, ее трудно счесть культурной ценностью или условием мировоззренческой ориентации личности.

Юнгианство, явно тяготеющее к антропологизму, настаивает не только на возможности, но и на необходимости иной формы самоосуществления, основанной на духовных, нравственных или религиозных ценностях. Свобода, спонтанность и иррациональность бессознательных детерминант психэ представляют собой культурно-мировоззренческую антитезу сциентистски-рационалистическому способу мышления. Это сближает аналитическую психологию с персонализмом и экзистенциализмом, а также рядом других философско-психологических концепций, по-новому интерпретировавших глубинную природу процессов, происходящих в психике человека и его душе. Юнг, говоря об истоках своего творчества, заметил: “Я пишу это не как книжник (каковым не являюсь), а как мирянин и как врач, которому было дано глубоко заглянуть в душевную жизнь многих людей” (78, с.115).

Классический психоанализ Фрейда и аналитическая психология Юнга, будучи наиболее известными и авторитетными парадигмами глубинной психологии, сформировали устойчивую систему традиций исследования бессознательного, положив начало множеству дочерних школ и направлений. Примечательно, что в предметном поле постфрейдизма и постъюнгианства не было предложено принципиально новых трактовок бессознательного психического, хотя подходы отдельных авторов (теория объектных отношений М.Кляйн, интерперсональная психиатрия Г.С.Салливэна, теория деструктивности Э.Фромма, архетипическая психология Дж.Хиллмана и др.) содержат оригинальные представления о его генезисе и формах. Дальнейший прогресс в области психологии бессознательного связан с радикальными переменами в методологии гуманитарного познания, и прежде всего – с развитием аналитической философии и укреплением традиций неклассической рациональности в европейской науке 60-80 годов.

1.3. Лингвистический подход к бессознательному.

Наиболее революционные изменения в понимание природы и сущности бессознательного внес структурный психоанализ Ж.Лакана. Предложенная им концепция “бессознательного, структурированного как язык“, была следствием изменения эпистемологической ситуации в человекознании, в частности акцентирования логико-лингвистических аспектов изучаемых феноменов. Последнее же явилось результатом ассимилирования положений аналитической философии, основные тезисы которой, сформулированные в работах А.Айера, Л.Витгенштейна, Б.Рассела, Дж.Остина, Д.Уиздома, М.Шлика и др., легли в основу новой, постмодернистской трактовки психических феноменов.

Основным предметом аналитической философии является язык, рассматриваемый не только как средство передачи определенного смыслового содержания, но и в качестве самостоятельного объекта исследования, необходимого компонента любого рационального дискурса. Перевод философских и психологических проблем в сферу языка (без чего невозможно обойтись в любом типе исследования) предполагает анализ используемых при этом языковых средств и выражений, а также более общие представления о сущности языка и закономерностях его функционирования. Аналитическая парадигма сложилась в результате смещения исследовательского интереса от исследуемого предмета к средствам философствования, формам и способам репрезентации знания. Классическая философская проблема онтологической редукции (сведения реального знания к простым и конечным метафизическим сущностям) была переформулирована Бертраном Расселом в концепт соответствия языка содержательной науки языку логики. Поиск элементов такого языка, “логических атомов“, привел Рассела к пониманию необходимости обоснования научного знания в чувственном опыте субъекта и далее – к исследованиям структуры опыта и средств такого структурирования. Аналогичные тенденции содержит “Логико-философский трактат“ Л.Витгенштейна, однако в его более поздних (1953) “Философских исследованиях" анализ языка науки представлен совершенно по-иному.

Основной целью философии “позднего“ Витгенштейна была т.наз. лингвистическая терапия или терапия слова. Продолжая (в какой-то степени) традиции Венского кружка, он рассматривал систему языка не только как основное средство философствования, но и как источник злоупотреблений и заблуждений совершенного особого рода, вскрывая “трансцендентальную иллюзию“, закономерно возникающую вследствие взаимозависимости между логикой науки и лингвистическими возможностями выражения этой логики. Витгенштейновская программа “борьбы против чар языка, сковавших наш интеллект“, основана на стремлении сделать любое языковое высказывание предельно точным, а это, в свою очередь, ставит вопрос о сущности языка, мышления, высказывания. Он пишет: “Вышеназванный вопрос – не предполагает, что сущность – нечто явленное открыто и делающееся обозримым при упорядочивании. Напротив, подразумевается, что сущность нечто скрытое, не лежащее на поверхности, нечто, заложенное внутри, видимое нами лишь тогда, когда мы проникаем вглубь вещи, нечто такое, до чего должен докопаться наш анализ“ (18, с.123).