Прошуршав, как ракушки, ползком, без взведенных гранат,
без команд, молчаливо,
Мы пройдем босиком берегами прозрачнейшего залива,
Раковину синюю найдем, и напишем, что вот-вот придем.
Но враг знал. Не легенда, не вымысел — Троя.
Кто вернулся, а кто остался лежать тихо, к морю лицом, после боя.
Перевод Л. Владимировой
ВОСПОМИНАНИЯ О МИРОВОЙ ВОЙНЕ
/Перевод И. Ермакова/
Шумело море ночью.
Мы прижались
к земле прохладной... Чу!
На корабли
взобрался враг?
А может, он вернулся?
Легендой со следами крови Троя
жива в душе...
Какой отец не рад
взглянуть на первенца —
к тому же и живого?..
Я думал так:
отчалил дерзкий враг,
мы сможем ночью
вжаться в пух песчаный
и спать, и рано
просыпаться чутко,
млеть опрокинутой ракушкой на песке —
без прикасаний и без пальца на курке,
взведенном, словно нервы обреченных...
И будем шляться босиком по берегам
прозрачного залива мы с тобой,
моллюсков есть и наслаждаться морем,
и в перламутр смотреться голубой...
Домой напишем, что вернемся вскоре...
Но знал наш враг: -
как ни была хитра
та Троя, не была она легендой —
взметнулся прах
и воцарился мрак...
Кто возвратился,
кто лежать остался
с глазами,
к морю устремленными впотьмах.
Перевод И. Ермакова
ЮЖНЫЙ ВЕТЕР
/Перевод Л. Владимировой/
И если дерево упадет на юг или на север,
то оно там и останется, куда упадет.
Екклесиаст
Ибо надежда для человека есть
Если, как дерево, рухнет
И если на севере рухнет
На том месте, где рухнет, руки в песок погрузив
Северный ветер последний
В его ветвях отдыхает
Ночью, украдкой, снится
Северный ветер его
Если на юге рухнет
Также и там
Отдых найдет в нем ветер
Рассеет песок волос
Рассеет в его волосах
Песок, — там, где он рухнет
Птица ночная с горы песочной
Его приведет в себя
Навсегда
Южный ветер
Перевод Л. Владимировой
ЕЩЕ ОДНА ПЕСНЯ ПРО АВЕССАЛОМА
/Перевод Л. Владимировой/
Лукав как женщина красив как змий как идол скромен
Весь в золоте всегда в кругу друзей, на лошадях,
Теперь, скажите, где жен его лукавство,
Где скромность идола, где змия красота?
Мечты его о царстве — где?
Дуб, дуб лишь — от всего Авессалома
Плачь, плачь, отец, любовник старый, воин!
Возничий, даже он, потупясь, плачет.
О, так сломать хребет отца,
И надсмеяться надо всем, над смертью!
Не мог ты подождать —
О, мальчик избалованный, пока состарюсь,
Авессалом, мой сын, Авессалом!
Корона сокращает путь к могиле.
О, кудри твои, кудри, кудри! Разве
Не знал, какая в них скрывается опасность?
Зачем же обязательно сквозь лес?
Забыл ты, что случилось с Ионатаном?
И разве ты не знаешь тех деревьев?
Отец любил тебя за все, чем мы не схожи —
Глядите, как мужчина в дрожи весь!
Ты думал, что тебе не дал я царства
Печась о благоденствии народа,
Иль из-за юности твоей? О, если б
Могли мы говорить с тобой спокойно,
Ты понял бы: уж я не тот Давид,
Боль матери твоей. Я, царь усталый,
Безрадостно плетущийся к могиле,
Один лишь в сердце замысел таил:
Хотел спасти хоть одного ребенка,
Хоть одного — от войн и от венца.
Хотел я, дурачок мой, лишь тебя,
Тебя, Авессалом...
Перевод Л. Владимировой
ЕЩЕ РАЗ ОБ ОДНОМ АВЕССАЛОМЕ
/Перевод И. Ермакова/
Хитер как женщина, красив как змей упругий,
Стыдлив как истукан, в кругу друзей
И в золоте блистал... Затягивал подпруги —
И мчался вихрем дивный отрок сей!
Скажите: где вся хитрость его женщин?
Где красота змеиная, где взгляд
Стыдливый, идольский? Скажите: чем увенчан
На царствие нацеленный парад?
Лесное дерево — вот след Авессалома,
Да плач родителя — седого храбреца,
Былого бабника... Возничий возле дома
Свернул с дороги, уважая скорбь отца.
...Переломить отца и насмеяться
Вот так — над смертью, над добром и злом!
Балованый сынок, ужель не мог дождаться,
Пока состарюсь я? А, сын? Авессалом!
Пока в могилу б нас свела корона?..
А так — что кудри пышные, что спесь?
Не знал ты гибельности их сетей для трона?
И почему ты ринулся сквозь лес?
Забыл, что приключилось с Йонатаном?
Не ведом норов сучьев тех сухих?
Отец в тебе лелеял, как ни странно,
Все то, чего сам в жизни не достиг...
...Как этот человек дрожит... Зачем же,
По-твоему, тебе я помешал?
Заботился о людях? Счел невежей?
Иль возраст молодой царя смущал?
Когда бы разговор наш был спокоен,
Ты понял бы, что я не тот Давид,
Мученье матери, я просто — старый воин,
В могилу двигаюсь угрюмо, пряча стыд.
Задумал втайне сей мудрец под старость
Из сыновей хоть одного спасти
От войн, от власти... Все б тебе осталось,
Мой дурачок. Авессалом! Прости!
Перевод И. Ермакова
В КОНЦЕ ДОРОГИ
/Перевод Л. Владимировой/
В каждом месте
Пропасть есть для отважных
Для усталых есть тень
Есть источник с прохладою влажной.
В каждом утре
Есть роса для охваченных дрожью
Есть для любящих свет
Есть холодные камни, глухая трава бездорожья.
Каждый вечер
Мятежных кончаются сроки
Есть и дерево для одиноких
Есть скала для лежащих в конце дороги.
Перевод Л. Владимировой
И ГЛУБОКО МОРЕ
/Перевод Л. Владимировой/
Бесконечен взгляд у горя
Время коротко
Велика печаль, как море
В скрипке маленькой печаль
День и ночь его ждала
Сердцем сжалилась она
Темень винная сладка
А рыдания горьки
На чужбину мальчик шел
Облако прозрачно
Сердцем что хотел постичь он
Там, в дали бескрайней?
Ночи ясны, серебристы
Кровь темна, темна
Высока трава, росиста
Глубока волна.
Перевод Л. Владимировой
ЛЕТНЯЯ ПТИЦА
/Перевод Л. Владимировой/
Дитя света. Летняя птица
Парит между ресницами
Улыбка терновников на берегу смеркающейся реки
Времена проходят
Реки и берега, прилив, отлив,
Дитя
И свет...
Летняя птица парит
Перевод Л. Владимировой
ЭТО БОЛЬШОЕ МИРОЗДАНИЕ
/Перевод Л. Владимировой/
Крестовник предназначен вернуть весну,
Бугенвилия — лето,