Читать интересную книгу Венские кружева - Елена Федорова

– Смогу.

Луиза схватила его за руку, проговорила тоном заговорщика:

– Запомните, вы – итальянец. Вас рекомендовали наши общие знакомые, которым вы расписывали комнаты.

Матиас испугался ее горящих глаз, ее решимости и вновь почувствовал силу притяжения, толкающую их друг к другу. Еще миг, и…

Патефон зашипел, музыка смолкла. Луиза улыбнулась, сказала:

– Сейчас поставлю другую пластинку. У меня большая музыкальная коллекция.

Отошла и, не поворачивая головы, сказала:

– Я верю, что мы с вами подружимся. Вас мне с небес послали, – повернула голову. – Давно вы приехали?

– Я… – он растерялся.

– Это экзамен, Матиас, – она скрестила на груди руки.

– Господин Ферстель будет строг с вами. Вы должны выдержать это испытание, – смягчилась. – Я знаю, у вас получится. Запоминайте. Вы приехали пару месяцев назад. Осваивались, осматривались, а потом, узнав, что мы ищем художника, решили нанести нам визит. Да, а почему вы сюда приехали? Что привело вас в наши края?

– Луизиана – прекрасное место для золотоискателей, – ответил он.

– Золотоискателей? – воскликнула она удивленно.

– Вы этого не знали?

– Нет, – она покачала головой. – Разве здесь есть золото?

– Его здесь никогда не было, – он усмехнулся. – Не зная об этом, тысячи переселенцев прибыли сюда на наши болота в надежде разбогатеть. Но вместо богатства их ждали трудности и лишения, а еще москиты, змеи, скорпионы, влажный климат, совершенно не пригодный для жителей других континентов. Никто из них не подозревал, что серый мох, висящий клочьями на деревьях, собирает всю негативную энергию, чтобы потом в один прекрасный момент вытряхнуть ее на бледнолицых…

– На бледнолицых, – повторила она задумчиво. Посмотрела на него. – Да, я понимаю ваше негодование. Мы, бледнолицые, заслужили вашу ненависть и презрение. Мы вторглись в ваш мир, разрушили его… Вы желаете нашей смерти, да, Матиас? – побледнела. – Вы за этим сюда и пришли… Вы ведь не художник…

– Я художник, – сказал он, вставая. – Не стану обманывать вас, Луиза. Я пришел в этот дом с желанием мстить. Но. – улыбнулся. – Я передумал. Вы не виноваты в том, что произошло здесь за много лет до вашего появления. Вы ни о чем не подозреваете. Вам невдомек, что ваш супруг, господин Ферстель, развлекается со служанками. Что его первая жена умерла в сарае, заразившись лихорадкой от рабов, за которых она заступалась. Что…

– Матиас, умоляю вас, прекратите, – она зажала уши, в глазах блеснули слезы. – Я не хочу ничего слышать. Не хочу.

Она знала эту жуткую историю. Служанка рассказала ей обо всем через пару дней после приезда. Луиза так была напугана, что не могла ступить и шагу за порог дома. Больше месяца она смотрела на мир из окна, гуляла возле открытого балкона. Приходила в себя, привыкала к мысли, что живет с жестоким человеком, для которого чужая жизнь ценится ниже, чем фунт сахарного тростника. Луиза с огромным трудом переборола в себе неприязнь к Ферстелю, научилась называть его по имени – Франц, изредка добавляя, милый. И вот опять, новое напоминание, новое потрясение и непреодолимое желание бежать. Бежать со всех ног, броситься в Миссисипи, а потом, будь, что будет…

– Не огорчайтесь, Луиза. Не плачьте, – вывел ее из оцепенения голос Матиаса. – Я помогу вам… Доверьтесь мне.

Она смотрит на него так, как будто видит впервые. Он стал другим. Теперь он похож на сильного воина, готового к сражению. Он даже стал, как будто выше ростом и раздался в плечах. Глаза горят, в них уверенность и сила.

– Доверьтесь мне, я помогу вам…

Его уверенность передается ей. Она вдруг ясно осознает, что они нужны друг другу.

– Я верю вам, Матиас, – говорит она. – Верю… Спасибо… Приходите завтра. Я поговорю с господином Ферстелем…

Франц Ферстель возвращался домой раздраженным. Прибыль, которую он рассчитывал получить, оказалась настолько мизерной, что ее едва хватит на содержание плантации. Им придется затянуть ремни и от многого отказаться. В первую очередь он вычеркнул бал по случаю дня рождения Луизы. Да, это несправедливо. Она мечтает об этом уже больше трех лет. Но голодать из-за ее мечты он не собирается. Луиза подождет…

Ферстель спрыгнул с коня, передал поводья слуге, пошел в дом. Луиза выбежала навстречу. Юная, красивая, счастливая. Ферстель обмяк, прижал ее к груди, сказал:

– Не перестаю благодарить провидение за то, что оно подарило мне тебя, моя девочка. Рядом с тобой я чувствую себя мальчишкой. Мне не шестьдесят, а тридцать, так же, как и тебе.

– Мне еще нет тридцати, Франц, – она поцеловала его руку. – Ты устал?

– Да.

– У тебя огорченный вид. Что-то случилось?

– Да, – ответ прозвучал глухо, обреченно. Луиза встревожилась.

– Франц, не пугай меня. Неужели, Миссисипи вновь собирается выйти из берегов, чтобы затопить наши земли?

– Нет, девочка моя, все намного хуже, – вздохнул. – У нас нет больше денег. Нам придется прекратить все ненужные траты.

– Ненужные траты… – повторила она, глядя мимо мужа.

– Да, Луиза, бал придется отменить, – сказал он строго.

– Да-да, конечно… – она опустила голову. Она предчувствовала что-то нехорошее, но не ожидала, что оно произойдет так быстро. Дело было вовсе не в бале. Ей стало страшно от надвигающейся нищеты. Что они будут делать? Как им теперь жить? Луиза поежилась.

– Пойдем в дом, – сказал Ферстель, обняв ее за плечи. – Не бойся, мы что-нибудь придумаем. У нас есть кое– какие сбережения. Твое приданое все еще хранится в сундуках. Вот и откроем их.

– Откроем… – сказала она, думая о том, что завтра придет Матиас и ей придется его выставить. Ни о какой росписи потолков не можно быть и речи, когда не на что жить.

Поднимаясь по лестнице вслед за мужем, Луиза думала о том, что ей придется не только забыть про Матиаса, но и про свою мечту об отъезде. Она должна покориться судьбе и терпеливо ждать избавления. Сколько? Год, два, пять, десять? Через месяц ей будет тридцать лет. Сможет ли она и дальше оставаться веселой, жизнерадостной барышней, танцующей под музыку Штрауса, или превратится в угрюмую госпожу Ферстель, прячущую свои рыжие волосы под старомодным чепцом, как это делала первая жена Ферстеля. Эта мысль окончательно доконала Луизу. Слезы полились из глаз. Ферстель, увидев их, рассвирепел:

– Что за истерика, Луиза? Нам нечего есть, а ты льешь слезы из-за собственных амбиций. Не вынуждай меня наказывать тебя. Убирайся с глаз моих. И не смей выходить до тех пор, пока я тебя не позову.

Она убежала. Закрылась в своей комнате, упала ничком на кровать и дала волю слезам.

– За что? За что? За что? За что? – стонала она. – За что, Господи? Я не могу больше здесь жить. Я ненавижу Луизиану с ее болотами, москитами и невыносимым климатом. Я ненавижу этого человека, этот дом, эту плантацию… Я не могу больше здесь жить… Почему я родилась первой и приняла на себя миссию спасительницы? Я вовсе не спасительница, потому что я слабая, беззащитная, маленькая, несчастная. Я мечтала о любви, о счастье, о чуде. Неужели для меня не нашлось ни того, ни другого, ни третьего? Почему для меня этого ничего не нашлось? Что я такого сделала, что получаю наказание? Как жить дальше? Нужно ли мне жить дальше?

Последние слова ее отрезвили. Она села, вытерла слезы, посмотрела на свое отражение в зеркале, спросила:

– Луиза Родригес, зачем ты живешь?

– Не знаю… – ответило заплаканное отражение. – Смысла в моей жизни нет, а это значит…

Луиза зажала рот ладонями, тряхнула головой.

– Не, нет, нет… Я не хочу умирать. Нет. Я еще ничего не видела, кроме серого мха, свисающего с деревьев, и стремительного разлива Миссисипи, – встала, проговорила укоризненно:

– Луиза Родригес, ты забыла о том хорошем, которого в твоей жизни было немало. Ты была в сияющей Вене на открытии собора Вотивкирхе в честь серебряной свадьбы Франца Иосифа, императора Австрии. Вспомни, как поразила тебя эта грандиозная постройка, устремленная ввысь. Она показалась тебе сказочной, нереальной. Ты сравнила убранство собора с ажурными кружевами, которые охраняют многочисленные стражи, одетые в средневековые одежды. Вспомни, как ты стояла, задрав голову, и не могла насмотреться на это ажурное готическое чудо, – Луиза улыбнулась. – Да, это было потрясающе! Я помню, как кто-то рядом сказал, что собор похож на Нотр Дам де Пари. Эти слова показались мне тогда заклинанием, приглашающим в сказку. Потом я часто повторяла эти слова перед сном: Нотр Дам де Пари и Вотивкирхе…

Луиза совершенно успокоилась. Улеглась на кровать, закинула руки за голову, вспомнила, что именно тогда, в день открытия собора, узнала фамилию и имя архитектора: Генрих Фестрель. И когда ей сказали, что господин Ферстель просит ее руки, она была вне себя от счастья, решив, что теперь станет музой человека, создавшего ажурное чудо, поэтому сразу же дала согласие на этот неравный брак. Ее не смутило ни то, что нужно ехать на другой континент, ни то, что супруг на тридцать лет ее старше.