Читать интересную книгу Вершины - Виктор Светиков

А Черножуков, отъехав от берега на достаточное расстояние, выпрыгнул из машины и решительным жестом приказал переправляться следующему.

«Пошел», — зычным голосом повторил команду ротный.

Боевая машина, управляемая рядовым Курбановым, высоким, стройным, как тополь, парнем, вошла в воду. И быстро преодолела реку. За ней пошли другие машины. Лишь один из новичков сплоховал, на самой середине реки зачем-то резко сманеврировал и тотчас увидел перед собой не пологий берег, а скалу. Двигатель еще работал и надо было быстро сдать назад. Но новичок совсем растерялся, начал разворачиваться вправо. Зад машины оказался во впадине, так что выхлопная труба скрылась под толщей воды. Надрывно прохрипев, двигатель заглох.

Черножуков приказал находившемуся поблизости расторопному рядовому Курбанову сесть за рычаги своей БМП и задним ходом приблизиться к неудачнику. Курбанов в одно мгновение выполнил команду, успев при этом позаботиться, чтобы один из солдат приготовил трос. Держась за него, парень спрыгнул в воду и уже вскоре присоединил трос к кронштейну застрявшей машины. «Почти все, как пять лет назад, — подумал Черножуков. — Разница лишь в том, что не я сам полез в холодную воду».

Мораль ротному комбат читать не стал, решил, что наглядный пример куда как действенней. А вот на партийном собрании вопрос об упрощенчестве стоит поставить остро...

Мысль о партийном собрании растревожила память. И сразу же в сознании возник образ старшего лейтенанта Борисова. «Эх, был бы ты, Андрюша, без подсказки сделал бы все».

Заместитель командира роты по политчасти Андрей Борисов, той роты, которой он, Черножуков, командовал в Афганистане, никогда не поступался принципами. Умел и других убедить, что так надо. Андрея не просто уважали — любили. Он знал о подчиненных все. Даже мысли, казалось, угадывал. Умной шуткой разряжал обстановку, теплым словом возвышал человека. И как неуютно становилось тому, кому он делал замечание, упрекал в чем-то.

Но нет уже голубоглазого, с волосами цвета осени тамбовского парня Андрюши. Остался в далеком и близком теперь Афганистане.

Это он, старший лейтенант Борисов, открыл для Александра удивительные очерки Ларисы Рейснер об Афганистане. В перерыве между занятиями Андрей усаживался на дикий отполированный тысячелетними ветрами и дождями камень, доставал из полевой сумки томик с засушенным цветком вместо закладки и говорил со смущенной улыбкой;

— Посмотри, Саша, на эти земли, будто о них написано, да как удивительно точно и красочно.

И начинал читать:

«Тропинка бежит под нависшими валунами: они как исполинские каменные жабы прижались к краю обрыва, готовые прыгнуть. За ними множество мягкотелых туфов, добрых, застывших на своих местах, точно — собрание. И вдруг — кровь. Где-то в глубине пластов лопнули гранитные жилы. Может быть, сердце, оживлявшее семью великанов, переполнилось огнем и лавой и разорвалось на каменные брызги. Или утомленные вечным окостенением горы захотели ожить и идти и, оторвав от земли уже мертвое тело, изошли кровью, пораженные новым, еще более немым покоем. Но все кругом — обрывы, скалы, пыль и щебень — все пропитано пурпуром, все красно и розово, как предсмертная пена и даже мазанки пастухов — из глины, смешанной с драгоценной металлической киноварью.

Из такой глины был вылеплен человек».

— Ну вот, ты и скатился с материалистических позиций, — смеялся Черножуков. — Человека, оказывается, всевышний все-таки из глины вылепил.

— Да это же художественный образ, как ты не понимаешь?— вступал в шутливый спор с командиром Борисов. — Знаешь ли ты, что Лариса Михайловна Рейснер была членом партии большевиков с восемнадцатого года, и именно она послужила Всеволоду Вишневскому одним из прототипов комиссара в «Оптимистической трагедии»? Классовое чутье ей никогда не изменяло. Только послушай, как здорово сказала она о наших с тобой дедах, друзьях афганцев:

«Большевик» — это они понимают. О большевиках поют песни на окраине мира, на границах Индии. «Большевик» — это звучит гордо и сурово у певца, поднявшего над головой винтовку...»

Заметив, что Черножуков поглядывает на часы, Борисов закрывал книгу.

— Продолжим занятия, командир? Посмотрим, какого ты перцу подсыплешь нам к концу учебного дня.

Когда Александр принял командование мотострелковой ротой в батальоне майора Александра Терехова, кое-кто даже из бывалых взводных начал сетовать на напряженность занятий, которые он проводил в горах.

«Скоро останемся без сапог и обмундирования», — ворчали иные. «Силы надо беречь для настоящего дела, — поддержали их другие, — а он такие заковыристые вводные подкидывает, такие ситуации создает, что их в реальном бою едва ли встретишь».

Однако вскоре подобные разговоры словно кривой пешаварской саблей обрубило. А произошло это в горах. Рота с короткими привалами под яростно палящим солнцем совершала марш. Вырубленная в скалах тропинка бежала меж двух хребтов, которые, казалось, вот-вот обрушатся друг на друга и тогда не станет глубокого обрыва справа. Там, внизу, бежал горный ручей, пробивший дорогу среди скальных пород.

Каждому взводу Черножуков предоставил возможность действовать в составе боковой заставы. Этот маневр он отрабатывал с подчиненными особенно тщательно, считая, что обход противника с флангов и тыла — кратчайший путь к победе во время боя в горах. Что касается теории, то этого положения общевойсковой тактики никто и не собирался оспаривать. Но вот карабкаться часами по почти отвесным скалам, балансировать на зыбких горных террасах, испытывать лишний раз судьбу желающих, скажем прямо, было мало.

Под вечер спустились в цветущую долину, где и предстоял большой привал. Люди валились с ног от усталости, но команды на отдых не последовало.

— Возможно, наш командир суеверный? — пошутил кто-то, указывая на близлежащее кладбище.

— Брось паясничать, не до того, — огрызнулись ему в ответ.

— Выдерживает принцип: «Тяжело в учении...» Остановились у небольшого оазиса, где из-под камня выбегал ручей. И люди жадно приникли к его певучей, целомудренной поверхности. К тому же оазис окружали валуны — хорошее естественное укрытие в случае нападения. Дальше тянулась зеленая зона, за ней — развалины некогда цветущего кишлака, недавно разрушенного душманами.

После дня горных переходов, после испепеляющей солнечной жары, медленно растущей от рассвета к белому полудню и разливающейся, как река, к вечеру, привал на всю прохладную ночь — какая награда за нечеловеческую усталость!

Однако и здесь Черножуков остался верен себе: предположив, что в зеленой зоне и заброшенном кишлаке может укрыться банда, он выслал усиленные разведдозоры, четко организовал охранение.

Едва люди расположились отдыхать, как сквозь дремоту, свалившую их мгновенно, послышались выстрелы. Сначала впереди, а чуть позже полоснули и у выхода из долины. Дозоры еще не возвращались, но Черножуков понял: рота оказалась в плотном кольце окружения. По тому, как заперты были выходы и входы, как профессионально действовали душманы, как воздух роился пулями, можно было без сомнения предположить, что они неплохо подготовлены западными инструкторами. А может, эти инструкторы и сейчас с ними?

Ротный сразу же приказал занять круговую оборону. В эти мгновенья его самого будто охватывали железным обручем — такое возникло отвратительное ощущение. И только когда увидел рядом с собой старшего лейтенанта Борисова, как-то успокоился.

Понимая, что люди ждут от него оценки обстановки, ждут дальнейших действий, Черножуков заметил:

— Сейчас они вряд ли попрут на нас. Будут держать в ловушке до рассвета. Это значит — надо прорваться.

— Прорвемся, как же не прорваться-то! — бодро повторял Андрей. — Помнишь, что говорил князь Святослав, окруженный византийским императором Ионном Цимисхим в крепости Доростол?

— Что-то не припоминаю, — озабоченно хмуря лицо и думая совсем о другом, ответил Черножуков.

— Между прочим, наш далекий предок оказался приблизительно в таком же положении, как и мы.

— Это мы оказались в таком же положении, — бросил Александр.

— Верно, — поддакнул Андрей, — и тогда князь решил: пробиться силою или погибнуть, сражаясь. При этом сказал своей малочисленной дружине замечательные слова: «Не посрамим земли русской, но ляжем костьми, мертвые бо срама не имут».

Стреляли отовсюду. Пули цокали по камням, противно позвякивали, шуршали в кронах арчовых деревьев, рвали ночь, кромсали ее. С неба падали крупные звезды, иные из них нисходили до темных гор, до деревьев, терялись в листве, как в распущенных волосах.

— Старшего лейтенанта Минакова ко мне! — приказал Черножуков рядовому Валентину Алокину.

Вскоре командир взвода перевалился через валун и оказался прямо перед ротным.