Раздался стук почтальона. Она подскочила. Миссис Коуп принесла письмо.
Да, да! Это от него, большой квадратный серый конверт, его «артистические» завитушки в заглавных буквах ее имени: «Мисс Джой Харрисон».
Джой, сияя счастьем, взяла письмо. Распечатала. Прочла. Затем, обнаружив, что совсем не поняла прочитанного, глубоко вздохнула и прочла еще раз, медленно и внимательно.
И тогда поняла.
Пол ушел у нее из-под ног.
Вот так. На удивление просто.
2
Очнувшись, Джой отставила поднос с завтраком и посмотрела на часы. Да. Даже если пол, земля уходят из-под ног, нужно идти на работу, не так ли?
Она машинально надела пальто и маленькую фетровую шляпку, натянула перчатки, облегавшие руку плотно, словно собственная кожа, если не считать бугорка там, где был сапфир в кольце. Подхватила портфель, посмотрела на свой унылый зонтик с черной ручкой — и оставила его в углу. Сегодня он не нужен. Совершенно восхитительное утро.
Она вышла из дома под лучи безжалостного майского солнца.
Лондон был весь в золотистом сиянии, площади усыпаны сиренью. По улицам мчались автомобили с веселыми людьми. В витринах магазинов, словно почки, распускались маленькие шляпки, фантастически прекрасные зонтики от солнца и роскошные подвенечные платья — подвенечные платья! Солнце, ветерок… и отовсюду неслась мелодия песенки, которую Джой напевала с утра; «Кто сделал дни такими короткими и счастливыми? Ты!»
При взгляде на спешащую в толпе Джой Харрисон никто бы не подумал, какой удар она только что перенесла. После первоначальной смертельной бледности краски уже вернулись на ее лицо. Джой шла, лавируя в толпе таких же, как она, деловитых людей; приостанавливалась, повинуясь руке полисмена в белой перчатке. Быстрый взгляд на часы в витрине. Она чуть опаздывала. Лучше сесть на автобус. Что она и сделала, «квалифицированная секретарша-стенографистка», как дразнил ее Джеффри, с портфелем в руке. С портфелем, где среди всегдашних вещей лежало письмо.
Письмо — вот причина того, что мир рухнул, а она рыдает над обломками. Приведем его полностью:
«Риди-коттедж, 11 мая
Милая Джой!
Я ужасно, ужасно сожалею, но все повторилось. Помнишь, я объяснял тебе про «это» зимой, перед нашей помолвкой. Я говорил тогда, что выкуриваю только первый дюйм хорошей сигары и выпиваю только первые полбокала шампанского — дальше мне неинтересно. То же и с чувствами. «Упоение первыми беззаботными восторгами», а потом — пшик. Такая низость!
И вот я встретил тебя. Я думал, ты меня вылечишь. Я был уверен в себе, обручен и счастлив. В разлуке с тобой я думал: «Я прав. Дело не в том, что я непостоянен: я так верил, что найду свой идеал, искал его в каждом свеженьком личике. И наконец я нашел! Джой, удивительная маленькая Джой, с каштановыми волосами, большими глазами и нежными розовыми губами, с жаждой жизни и безумной домовитостью! Я смогу остаться верным ей. Она будет моим домом, моим Раем, всем тем, что я тщился найти в каждом свеженьком личике. Слава Богу, ошибки быть не может».
Но, Джой, — увы, может. Все изменилось. Вместо Рая я увидел Ад. Дело вовсе не в других девушках. Я не могу тебе объяснить. На Таити я работал — кстати, новый роман обещает стать лучшим из всего, что я сделал. У меня не было времени думать об этом. Но как только я вернулся к маме, я все понял.
Что нам делать, Джой? Я полагаюсь на тебя. Может быть, мы сделали роковую ошибку и ее можно исправить? Если продолжать отношения, я имею в виду.
Видишь ли, раньше причиной этого становилась другая девушка; мой интерес к чему-то новому, влекущему. На этот раз не так: у меня просто нет сил продолжать. Что делать? Может быть, встретиться? Может быть, у тебя хватит терпения и великодушия? Хотя знаю я твое терпение! Ты всегда была страстной натурой; блеск ума, пламенный темперамент, кипучий восторг — вот что ты такое! Героиня моей новой книги, Эйми, такова же.
О, Джой, сделай так, чтобы я не чувствовал себя негодяем!
Должны ли мы расстаться ?
Малышка, решать тебе. Если ты скажешь: «Джеффри, я принимаю тебя. Я понимаю, что ты оставил от чудесного зимнего романа руины. Но все равно, я постараюсь, я сделаю все, что смогу, — я выйду за тебя замуж». Если ты так скажешь, Джой, так и будет. Я готов. Дай мне знать о твоем решении; и решай быстрее!
Прости. Твой Джеффри».
Она словно слышала его недовольное ворчанье, когда он ставил подпись. Она словно видела, как он поднял голову, достал конверт из ящичка маленького матушкиного бюро, — видела каждую черточку его мальчишеского, утонченно-прекрасного лица, напоминающего портреты итальянских мастеров. Она…
Автобус остановился. Она едва успела выскочить из него.
3
Она осознала, что снимает чехол с пишущей машинки. Между этим моментом и поездкой в автобусе — полный провал. Она не помнила, как шла от остановки, пересекала площадь с огороженными платанами, сворачивала на застроенную высокими солидными зданиями улицу, где работала с тех пор, как уехал Джеффри. Не видя ничего вокруг, как лунатик, она достигла знакомой зеленой двери с величественным веерообразным окном наверху, на которой сияла начищенная табличка с именами:
МИСТЕР РАЙКРАФТ
ДОКТОР РЕКС ТРАВЕРС
ДОКТОР СЭКСОН ЛОКК
Должно быть, она автоматически ответила на приветствие привратницы Мери, автоматически погладила Роя, огромную эльзасскую овчарку, когда Рой, по обыкновению, встретил ее в холле. Она не помнила, как шла через холл, прихватив по дороге почту с дубового столика, не помнила, как оказалась в своей комнате — комнате секретаря.
По обе стороны от этой маленькой комнатки со столом, пишущей машинкой и телефоном располагались приемные доктора Сэксона Локка и доктора Рекса Траверса.
Приемная доктора Локка была обставлена в соответствии с вкусами человека, который отнюдь не считает, что «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут»; все здесь было выдержано в восточном стиле. Блистал черно-золотой лак, на шелковых драпри извивались драконы, белые фарфоровые идолы созерцали собственные округлости, мощные, как паруса, наполненные ветром.
Приемная доктора Траверса, наоборот, была простой и строгой. Старинная мебель орехового дерева, добротная, массивная. На камине работы Адамса — несколько серебряных кубков. Стены украшали фотографии футбольных команд в рамках. На фотографиях Рекс Траверс, юный, длинноногий, улыбался, держа в руках мяч. На почетном месте висел увеличенный моментальный снимок стройного пилота в летном шлеме, стоящего на пропеллере самолета, сбитого над линией фронта в 1918 году (этот пилот — капитан Артур Фитцрой, его лучший друг и вдобавок родственник).